Сергей Есенин и Андрюха Чикатило
Гуляли у деревни над рекой.
На колоколенке к вечерней уж пробило.
Решили парни: надо бы домой.
.
«Айда, Серёга! Двинем через рощу,
Чтобы не делать вкруг болота крюк».
Есенин рифму выбрал: «роща — тёща»
И отряхнул росу с английских строгих брюк.
.
«Ну что ж, давай, — задумчиво Есенин. —
Всё срежем путь — так, почитай, верста».
«Впе’ёд, това’ищи!» — Андрюха, словно Ленин.
Эх, мать твою! Какие же места!
.
Шумела роща, возбуждала, как невеста.
Есенин в кудри вставил василёк.
Душа ждала от неба благовеста,
И он был где-то рядом, недалёк.
.
«Есенин, глянь!» — Серёга встрепенулся.
На старой вербе, локоть от пенька,
Девчонки труп качался и тянулся.
Его держала тонкая пенька.
.
«Ебать тя в рот! Андрюха, это ж Танька.
Дочь кузнеца. Ну, домик за рекой.
Гулял с ней конопатый конюх Санька.
Чего дрожишь, земеля? Что с тобой?»
.
«Боюсь я мёртвых, — молвил Чикатило. —
Да так, что писаюсь… вот, видишь, потекло?
С тех пор, как маменьку косилкой порубило,
Я в ужасе от них. Смерть — это зло».
.
«Избавься, брат, от страхов и сомнений.
Как мне советовал знакомый психиатр.
Давай-ка снимем труп Танюхи синий»… —
Ох, лучше бы не видеть этот кадр.
.
Дрожал Андрей, протягивая руки.
Есенин ножичком верёвку подрубил.
Труп рухнул на Андрюху. Он от муки,
Оргазм почувствовав, в подштанники спустил.
.
Не доводилось парню девок мацать.
А эта — хоть холодная — твоя.
Решил открытием перед Серёгой он не хвастать,
Подумал: «В этом доля, знать, моя».
.
Вот так, с подачи светлого поэта,
И родился прославленный маньяк.
Любому он известен краю света.
Хоть и последний, в принципе, мудак.
.
Морали нет в написанном ни капли.
Всего лишь бред простого алкаша.
Из горла штофа выну кляп из пакли…
Но всё ж была Танюха хороша!