На пристани

(Omich)

И что сигарете без них, без мыслей, которым голос

больше не нужен. И что, мол, Родосский Колосс

значительно меньше, чем говорят об этом

газетчики, журналисты, - пусть даже поэты.

Сама сигарета, тлея, сдает в своем размере

и крошится пепел, как правда в устах еврея

(иносказательно). Пряча в карман непочатую пачку,

ты слышишь гудок, бежишь, спотыкаясь. Батрачке

суешь медяки или вручаешь купюру.

На пристани ветер и памятник бурый, -

больше похожий по цвету на почву, -

и ни кого. Трайлер привозит почту.

Из новостей - газетные заголовки, цифры.

Ничего полезного. Глядишь на крутые рифы,

где-то парусник на горизонте маячит.

Уплыл далеко. Но это ни что не значит.

Ровным счетом ни что. В кармане шпилька

больно ранит в палец. Ошалевшая килька

выныривает из воды, как золотая рыбка!

(Подумаешь об А.С. и становится зыбко)

Ты можешь начать издеваться над собственным сердцем,

но это опасно. Вот кто-то хлопает дверцей

автомобиля. На лысо бритые, в зубах папиросы.

Предлагают товар и водят, чуть не за ручку! Овцы

задирают юбчонки, оголяют белые ножки.

Дамочки фыркают, отвлекаясь на босоножки

и перчатки. Вот вам янтарь, вот гжель,

а девочкам лишь бы кого соблазнить в постель.

И язык немеет. Дым, пуская ноздрями,

ты стоишь и видишь, как над волнами

поблескивает чье-то худое тельце,

и, как сказано выше, тяжесть в сердце

не дает побольше набрать в грудь воздух.

Иступленное солнце, - несъедобный подсолнух, -

золотит густые пряди одинокой блондинки,

но, уже садясь, дарит небу багрянец.

И кожа из матовой, превращается в глянец

на ее щеке. И молча, уже не оглядываясь по сторонам,

покидаешь пристань. А в квартире бедлам:

письма скомканные, фото в рамке на полке

вниз лицом. И батрачка в своей самоволке

опрокидывает четвертый по счету стакан вина

в баре, что за углом. В окошко глядит луна.

И ты вновь припадаешь к бумаге и пишешь письма:

Copyright © Omich, 26.06.06