Фалл

(noem)


опубликовано на neo-lit.com


В этом городе один песок. Я прибыл сюда с караваном пряностей в надежде, что двоюродный брат устроит меня в свою мастерскую. Приближался один из многочисленных праздников, установленных новым императором, поэтому в городе не было чужестранцев. Все, кто не разделял новых порядков, боялись города, и на время праздников его улицы становились безлюдными. Караван, с которым я приехал, проследовал дальше на запад. У ворот стражник протянул мне кусочек свинца и флягу с водой. Какой-то философ наплел императору, что свинец защитит его от смерти. Император очень боится покушений – поэтому для всех, кто прибывает, здесь установлен странный обычай глотать небольшую свинцовую пилюлю. Из денег осталось всего ничего. Я не видел женщины уже полгода. Когда я постучал в тяжелые двери на улице, где жил мой брат, мне открыл жирный торговец. Он сказал, что моего брата уже два года как нет в живых, он погиб во время последнего похода полководца Сестерция в битве при реке Арль. Маленькие похотливые глазки этого урода хитро щурились, его лицо сделалось приторным, и он сказал:

- Юноша, не желаете зайти на пару кувшинов вина? Отменное вино, - сказал он, - сделано из отборного галлийского винограда. К тому времени в моем горле была целая аравийская пустыня, я ничего не ел с заката прошлого дня, но я сказал:

- Нет, благодарю, торговец.

Его лицо сразу сделалось каменным и он с силой захлопнул дверь. Воистину, как говорил поэт Маврикий, лучше оставить свою жену без оргазма, чем отказать распалившемуся пидору. Когда стало совсем темно, я отправился в одно из тех заведений, где продают вино и женщин. Но женщин я не нашел. Пока я глотал отвратную красную жидкость, которую виноторговец называл отменным германским портвейном, ко мне подсели, по меньшей мере, с десяток разных гетер, но все они были мужского пола. Мной овладело отчаяние. Поздно ночью я проходил мимо этого памятника, который поставил император в память о спартанской дружине. Днем мужчины назначают здесь свидания друг другу. Эта глупая статуя считается в городе символом истинной любви и мужества. Я смотрел на чудовищного каменного мутанта, и вдруг мне захотелось справить большую нужду. Это было выше меня. Пришлось наложить кучу прямо у постамента. Оправившись, я побрел прочь из города. Сразу за западными воротами я увидел каменный дом, над его дверью был высечен длинный фаллос. Внутри играла музыка и был слышен женский смех. Через полчаса я уже был в одном из мраморных патрицианских склепов. У здешних шлюх склепы – обычное место работы. «Не думай, что я извращенка, - сказала мне эта женщина, - просто больше негде». Мне было все равно где. Мы легли на один из саркофагов и начали двигаться. Гроб шатало из стороны в сторону. Когда дело стало подходить к финишу, гроб скрипнул, немного осел, и мы провалились в темноту.

* * *

Кто-то толкал меня в бок. Я открыл глаза, было темно. «Эй, - сказала мне женщина, - ты живой?» В левом боку болело, я сказал: «Живой». Мы провалились в пещеру, дышать было тяжело, в воздухе стоял отвратительный гнилой запах. «Поднимайся, - сказала мне женщина, - я слышала голоса». Я послушно встал на ноги, вверху ничего нельзя было разглядеть. Женщина взяла меня за руку и потащила вперед. Глядя на на то, как уверенно она действует, я решил, что такое происходит с ней не в первый раз, и всецело отдал себя в распоряжение провидения и богов. Через десяток шагов я, и правда, услышал два мужских голоса. Ближайший поворот пещеры освещался огнем от факела.

- Брось ты это дело, Никифор, - говорил голос, - комментарий – жанр неактуальный.

- Читал ли ты чего-нибудь из индийского? – продолжал он, - ага, вот и видно, что не читал.- Там братец, что ни текст – то десять тыщ комментариев на него. Обязательное дело у них там для образованного человека – срать в комментах. Они-то знают толк в этом деле, уж поверь.

За поворотом сидели двое мужчин. Один повыше, с бородой и связкой ключей за поясом, другой совсем коротышка и лысый. Между ними стояла открытая глиняная фляга. Голос, который мы слышали, принадлежал высокому. Увидев нас, высокий охнул и сказал:

- Глянь, Никифор.

Никифор сразу же поднялся на ноги, одновременно поднялся и высокий.

- Здравствуйте, вы верите в бога? – сказал один.

- Как вы относитесь к сексуальной жизни до брака? – сказал другой.

На лицах у них я заметил странную рассеянную улыбку. Меня охватило нехорошее предчувствие.

- Не хотите посетить наши лекции? – сказал один.

- Здесь недалеко, - сказал другой.

- А кто вы, собственно, такие? – спросила женщина, на свету от факела она щурилась.

- А мы, дорогуша, мелиты-гностики, - сказал бородач, - у нас в местных катакомбах штаб-квартира.

– Пройдемте, - безапелляционно добавил он.

Это было невообразимо - мы попали в логово гностиков, они вели нас вглубь этих мрачных катакомб, чтобы совершить один из своих гнусных и противных природе человеческой обрядов.

- Что это? - спросила женщина, показывая на уродливый рисунок не стене. Мы прошли уже добрых сотню стадиев.

- Это рыба, - сказал один.

- Рыба, - сказал другой. На стене были изображены кривые знаки, некоторые из них напоминали буквы греческого алфавита.

- Видите ли, в чем дело – ни для кого не секрет, что общество, в котором мы живем, устроено несправедливо, - сказал бородач, как будто это имело отношение к рыбе.

- Именно, - сказал он, - все погрязло в отчуждении, лжи и пороке. Люди видят друг в друге лишь средство, а не цель! Но и это не важно! Главный и бесспорный недостаток мира, в котором мы живем – это то, что он построен на ущербной и греховной дихотомии, разделяющей все человечество на активную и пассивную часть! Кто ты человече, - спрошу я! И ты ответишь мне: да - я тот кто! Или да – я тот кого!

- Ведь так? – наклонился он ко мне. Я подумал и решил, что с ним нельзя не согласиться.

- Так, - сказал я. - И теперь я спрашиваю вас, - заревел бородач, - не обречен ли этот отпавший от Бога мир на погибель и не грядет ли второе пришествие, сиречь умопомрачительный флэшбэк, от которого даже мертвым снесет крышу?

- Ведь если Бога нет, то все позволено, - добавил зачем-то он.

- И вот он выход, - показал бородач вперед, мы входили в освещенную четырьмя факелами нишу, - только Божественный Логос избавит нас от состояния падшести и взаимного отчуждения! Ведь, в конце концов, не важно пидор ты или человек, не важно тепл ты или горяч, важно лишь ты или тебя!! Так будьте же активны! Не позволяйте Сатане ебать вам мозг!! Примите живое семя Логоса в ваши души и да прибудет с вами сила!!!

В центре ниши стояла высокая розовая перегородка. Не более чем в двух с половиной футах от земли в середине перегородки было проделано круглое отверстие, из которого торчал здоровый красный уд. Вокруг, скрестив руки на груди, стояли по пояс голые люди, на головах у них были белые колпаки, скрывающие лица. Нас обступили и начали теснить к центру. Бородач и Никифор куда-то исчезли, мне захотелось заплакать, ибо никогда не переживал я столь много бедствий и душевных мук в своей жизни, как в те злополучные дни, когда я пересек границу города. Знал ли я в тот момент, насколько испытания, которые уготовили мне боги в будущем, будут суровее! Моя спутница, однако, не потеряла самообладания, ловким движением она взяла в руки отвратный уд и со знанием дела принялась принимать в себя семя логоса. Был ли я увлечен новыми идеями, которые столь страстно развивал бородач? Чувствовал ли я необходимость уничтожить порочную дихотомию, ужасающее существование которой открылось мне в этих катакомбах? Все это было не важно, огромный уд – этот символ всех моих бедствий стоял передо мной, и надвигающаяся необходимость быть причастным к логосу приводила мою душу в смятение и трепет.

Но здесь случилось то, чего никто не ждал, - первые знаки будущей катастрофы, спасшей мне жизнь и человеческое достоинство. Сверху начали падать камни, вокруг распространился гул и повсеместное дрожание. Это было то самое знаменитое землетрясение, которое увековечил в своих «Воспоминаниях» римский историк Главк. Некоторых поубивало на месте, их окровавленные тела мешали другим выбраться из ниши. Мне удалось подобрать упавший факел и уйти в одну из многочисленных боковых пещер, окружавших этот стремный алтарь. Женщина исчезла, я не знал, осталась ли она жива или была погребена под камнями. Вскоре дрожание земли прекратилось, и наступила тишина. Я шел вперед, мне было тоскливо и грустно, однажды я даже всплакнул, как не стыдно признаться себе в этом. Не знаю, сколько времени прошло с начала землетрясения, но факел мой успел погаснуть и члены мои стали слабыми от голода, когда я вышел на поверхность. Это произошло рано утром в одном из заброшенных городских фонтанов.

* * *

Я сразу пошел к торговцу, больше не куда было идти. Торговец принял меня благожелательно. Он сказал мне, чтобы я прошел к нему во внутренние комнаты и заверил, что в не имеет в мыслях ничего порочного и корыстного. Я лег за его стол, съел фруктов и немного мяса, выпил вина и сразу же уснул. Мое пробуждение было внезапным и неприятным. Кто-то с силой толкнул меня в плечо чем-то твердым. «Просыпайся, мразь», - сказал он. Я открыл глаза и увидел перед собой высокого центуриона, он был в полном вооружении, у входа в комнату стояло еще несколько. Мысленно я приготовился уже быть убитым на месте. На секунду у меня мелькнула мысль по примеру древнего поэта броситься кому-нибудь в ноги и молить пощадить мне жизнь, но чувство собственного достоинства возымело верх. Я сказал:

- Чем, собственно, могу служить?

Дерзкий вопрос стоил мне переднего зуба.

- Поднимайся ублюдок, - сказал центурион, в его голосе были одновременно ненависть и негодование, он пнул меня ногой под ребра, - Поторапливайся, пес!

На террасе было еще несколько военных, а также торговец; он смотрел на меня с нескрываемым презрением, снаружи нас ждал еще целый полк, меня связали и повели по улицам. Встретившись со мной взглядом, жители плевали себе под ноги, некоторые пытались метнуть в меня тухлый овощ. Время спустя я стоял, преклонив голову, перед начальником городской охраны и главным управляющим полка телохранителей императора. В кровавом плаще с белым подбоем, этот человек нервно прохаживался передо мной, руки он держал за спиной. Его старое лицо не выражало ничего, кроме усталости и внутренней скорби. Он сказал:

- Говори.

- Если речь идет о мелитах-гностиках, - сказал я, - то прошу записать в протокол, что семя логоса я внутрь не принимал, по причине начавшегося колебания земной коры. Поэтому виновен лишь в том, что имел несчастие присутствовать при запрещенном отправлении гнусного культа – и то, надо сказать, почти несвоевольно.

Из-за отсутствия зуба говорить получалось с присвистом. Управляющий приблизил свое лицо к моему и пристально посмотрел мне в глаза, затем он произнес:

- Знаешь ли ты, что вчера ночью умер любимый мавр императора?

- Нет, добрый человек.

- Знаешь ли ты, что у мавра был любовник в городе, и вчера ночью у них было назначено свидание?

- Нет, добрый человек. Любовные дела между мужчинами не интересуют меня.

На секунду в глазах у управляющего мелькнуло что-то такое, что позволило мне безошибочно определить в нем ярко выраженного натурала, по долгу службы заброшенного в эту цитадель анальных утех и от этого безмерно страдающего. Голос его стал мягче.

- Так вот, вчера ночью любимый мавр императора поскользнулся у памятника спартанской дружине на чьем-то дерьме и размозжил себе череп о каменный постамент, привезенный отцом императора, как известно, из Фив. В фатальной куче дерьма нашли вот это, – он показал на свинцовую таблетку на столе, ее я не заметил при входе.- Ты – единственный из чужестранцев кто вошел вчера в город, торговец опознал тебя! Имеешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание? – сказал управляющий.

Мысленно я проклинал тот день, когда мысль отправиться в этот город пришла мне в голову. Что можно было сказать в свое оправдание, если и глупцу понятно, что, что даже самый изощренный и злой ум не сможет спланировать такое убийство, причиной которому я невольно стал.

- Знаешь ли ты, ебанько, что у мертвого мавра член был в полтора локтя длиной? – продолжал терзать меня главный телохранитель.- И знаешь ли ты, как горька и безгранична скорбь нашего императора?

Я стоял и смотрел себе на ноги, ситуация не поддавалась разумному объяснению, я молчал, признавая, к сожалению тем самым свою вину и, стало быть обрекая себя на гибель. Телохранитель налил себе вина в чашу и одним глотком осушил ее.

- Не для протокола будет сказано, нравишься ты мне, парень. Много я таких львам и тиграм скормил и распял немало. А вот за тебя бы, видят боги, походатайствовал бы, - отделался бы пожизненным сроком где-нибудь в английских колониях. Однако, одного тебе простить не могу – кучу гнусного кала в общественном месте, уж извини. Поддерживать порядок и нравственный уровень в этом городе – моя первостатейная задача. Что же это будет такое, скажи мне, если каждый чужестранец станет срать у достопримечательностей и памятных мест? Непорядок и растление нравов, вот что будет, - сказал он твердо, - завтра, если боги будут справедливы и Фалл упадет в нужную сторону, будешь пожран львами. Dixi.

* * *

Около полудня следующего дня в мой каземат вошел стражник, он протянул мне какие-то яркие тряпки и приказал их надеть. Я повиновался, в конце концов, перед тем что имело случиться со мной, было уже все равно, какого рода трудности и унижения мне предстоят. Потом нас всех вывели в длинный узкий коридор, который заканчивался огромной решеткой. Все, кому предстояло выйти на арену, были одеты в такое же яркое и безвкусное тряпье, как и я, в том числе и мужественные гладиаторы. Они смотрели исподлобья и недовольно переговаривались между собой. Наконец, раздался торжественный звук рога, стражник поспешно снял со всех кандалы и нас погнали вперед. Ноги отказывались слушаться, колени подгибались и в глазах мелькали яркие точки. Кто-то рядом со мной жалостно захныкал. Решетка впереди медленно поднималась – нас выводили на ослепительно белую арену. В ее четырех краях стояли украшенные перьями смертоносные колесницы, трибуны ревели. Нас выгнали в центр, невольно мы жались друг к другу. Прямо перед нами была пышная ложа императора, он сидел в окружении богатых патрициев и меланхолично смотрел на происходящее. Напротив императора находился постамент, у которого ходил жрец. На постаменте стоял он.

Безупречный Фалл.

Золотое сокровище древних, средоточие мощи и силы Великой Римской Империи.

Могущественный артефакт, перед силой которого пасуют даже боги.

По периметру арены были еще решетки, за ними бесновались дикие львы. Наша судьба была целиком во власти Фалла, - если Фалл останется стоять на постаменте после того, как жрец произнесет свое заклинание, нас отпустят с миром, если же Фалл упадет, солдаты поднимут решетки и выпустят зверей на арену. Солнце было уже почти в зените, когда жрец начал произносить древнее заклинание. Фалл стало качать из стороны в сторону. Тишину нарушал только мавританский литавр, гулко отбивавший ритм колебаний Великого Лингама. Сердце мое ушло в пятки, и волосы на теле стали дыбом. Жрец говорил все громче и громче, Фалл раскачивался все шире и шире. Наконец, жрец произнес последнее слово, и Фалл упал. Его золотая головка громко стукнулась о каменный постамент. И сразу же весь стадион начал содрогаться и рушиться. Подземные толчки следовали один за другим, - большое землетрясение, увековеченное Главком в его «Воспоминаниях», набирало новую силу. Люди на трибунах в ужасе устремились к выходу, вокруг стояли стоны и крики, освободившиеся звери терзали своих надзирателей. Патрицианская ложа побагровела от крови - телохранители мечами прокладывали путь императору и горстке приближенных к выходу. Я бросился в один из открывшихся проемов, ведущих в подвалы под ареной. Забравшись туда, я обнаружил узкую лестницу, ведущую вниз, недолго думая, я начал спускаться по ней. Внизу было сыро и холодно, кое-где горели факелы, проход местами был завален обвалившейся скалой. По бокам коридора размещались вместительные ниши, в некоторых из них кто-то гремел цепями, в других ревели какие-то странные животные. Добравшись до конца коридора, я увидел, что массивная решетка одной ниши сломана. Почти сразу же я услышал чье-то тяжелое дыхание у себя за спиной. Ужаснее существа мне не доводилось видеть в своей жизни. Он был огромен, этот варвар. Его лицо скрывала кожаная маска, волос на теле и голове почти не было – он был весь покрыт шрамами и наростами. Почти у самых колен болтался невероятных размеров член. Чудовище размахивало огромной гирей, к ней были приделаны цепи, в которые был закован варвар. Первый удар пришелся немного выше моей головы, гиря оставила трещину в монолитной стене. Я прыгнул ему в ноги, потом, пока он мешкался с цепями, быстро отполз к одной их решеток. Глухие толчки от землетрясения продолжали будоражить все вокруг, их сила немного ослабла. Внутренне я был готов уже отправиться к праотцам, к тому времени мысль об этом не наводила на меня ужас, а наоборот казалась отрадной и спасительной, пережитые бедствия и потрясения наполнили меня отчаянием и безысходностью. Великан развернулся и занес гирю для следующего удара. На этот раз он бы не промахнулся, если бы не очередной толчок, от которого он потерял равновесие и рухнул вместе с гирей на решетку, что была у него за спиной. Решетка под тяжестью веса упала внутрь ниши, откуда выскочили два огромных волка. Один из них вцепился варвару в пах, другой – в лодыжку. Варвар громко заревел, руками он схватил первого волка за шею и принялся душить его, чтобы тот разжал пасть. Я отполз к дальнему концу коридора. Там я увидел узкий ход в стене, открывшийся, видимо, вследствие землетрясения. Сняв первый попавшийся факел, я нырнул туда. Я долго плутал по переходам, пока не обнаружил, что заблудился. Потом я увидел на стене одной из пещер знак, который гностики называли рыбой. Я решил, что это ориентир, и пока не догорел факел начал искать подобные знаки. Через некоторое время я вышел на поверхность.

Землетрясение прекратилось. Была большая луна, я набрал в легкие побольше воздуха и громко вздохнул. На востоке дымился разрушенный город. Ноги болели от долгой ходьбы, руки были в ссадинах. Отдохнув на камне, я побрел на запад искать попутный караван. Так закончилась история моих бедствий, а вместе с тем и история проклятого города, в который боги направили меня в поисках счастья и достатка.


Copyright © noem, 15.01.07