проказница

(Срала Я)

Я хочу отпустить этот текст. Он меня заебал.

-----

Были ли мы знакомы? Он знал о моем существовании, знал, как меня зовут, и чем я занимаюсь. Должно быть догадывался, что я несовершеннолетний, а может просто никогда об этом не задумывался. Встретив меня на улице, он, пожалуй, кивнул бы мне, но подходить бы не стал.Но вообще-то мы не здоровались.Пару раз заводили вынужденный разговор про какие-то пустяки и глупости.

Он все время был в своем плеере. Я мечтал, чтобы он взял меня с собой, куда-нибудь, просто посадил в карман и я бы смотрел оттуда как он живет и какие сериалы смотрит вечером. Мне было плохо, все было действительно очень сложно, и мне хотелось подойти и сказать ему:

-Пожалуйста, забери меня отсюда. Возьми мою жизнь, распоряжайся ей как хочешь. Я сделаю все, что ты скажешь, только скажи, что делать. И если ты причинишь мне боль, я буду знать, что, по крайней мере, погиб от твоей руки, и что это того стоило. Пожалуйста, забери меня.

И он скажет: Пойдем

Он спросит: Что у тебя случилось?

Он даст мне один наушник от своего плеера. Он станет говорить о музыке, о своих любимых группах. Когда я думал об этом… господи, как я хотел, чтобы так было на самом деле.

Все становилось только хуже, безнадежней и беспросветней, новый день встречал меня новыми пиздюлями, кто-то должен был меня спасти или добить, я хотел, чтобы это был он. Я был в отчаянии, я готовился к смерти и замаливал последние грехи. Я выбирал себе яд погуманнее.

Легкой смерти я предпочел вот что: сунул записку ему в руку, он читал, и, пока он читал, я плакал, потому что вдруг понял, что он начнет надо мной потешаться, но он аккуратно тронул меня за плечо и сказал, что через двадцать минут у него закончится смена и мы сможем поговорить. Он сказал это и тут же ушел. Его звали Сережа.

Через двадцать минут я рассказал Сереже, как все плохо, что человек, у которого я живу, хочет, чтобы я умер, говорит, что у меня жирная жопа, и брюхо, и складки в боках, поэтому кормит меня одними только пиздюлинами. Сережа спросил, сколько мне лет. Я соврал, что восемнадцать. Я спросил у него, разве я жирный? Он сказал, что я очень худой и что он не поверил про мои складки.

Он спросил: хочешь сосиску? И мы зашли в кафе. Мне очень хотелось есть, после плача особенно сильно хочется есть, жирного жаренного мяса, горячего супа, запивать все это кофе со сливками и может быть плакать дальше.

Чем больше я согревался, тем сильнее дрожал. Он отвел меня домой и сказал, что я могу остаться на ночь. Я пошел в ванную мыться. Я люблю мыться. Ванная была на чугунных ножках. На стеклянной полке много всяких бутылочек, флаконов. Я застрял там надолго. Когда я вышел, то обнаружил, что мне постелено на диване, но на свой страх и риск лег рядом с Сережей. Сережа потянулся ко мне, чтобы обнять, но тут же вскочил и прохрипел:

-Какого хуя?

-Ты же сам сказал, что я худой…

Он смотрел на меня и под этим взглядом я встал и поплелся к своему дивану. Я лежал в постели, а он кричал, что не нуждается в моих услугах, что у него есть парень, а у меня герпес, и что если б он знал, что я хочу его осчастливить, то послал бы меня на хуй без церемоний, и сейчас он меня выгонять не будет, потому что ночь, а завтра я уйду, и, желательно, чтобы он проснулся, а меня уже не было.

Я, конечно, никуда не ушел. Он будил меня и говорил, что опаздывает на работу. Я говорил: иди, я тебя не задерживаю. Он обзывал меня последними словами, потом спросил, где мой паспорт, я сказал, что в кармане брюк. Я почему-то надеялся, что он в него не заглянет, а просто возьмет с собой.

-Так. Пошел на хуй отсюда. – а потом закричал - Пошел на хуй! Пошел на хуй!

Я претворялся спящим.

-Где твои родители? – он схватил меня за руку и сбросил с кровати, я ляснулся лбом о холодный пол, но сделал вид, что ничего не произошло, только встал и лег обратно в постель.

-Я позвоню в органы опеки и попечительства. Тебя заберут.

Я знал, что он не позвонит. Он ушел и о сне, конечно, не могло быть и речи. Я встал, сделал себе пару бутербродов и включил телевизор. Шла передача «Доброе утро».

В общем, я был в комнате, смотрел телевизор и ел, потом пошел отнести тарелку на кухню и увидел в коридоре какого-то старого пидора. Старый пидор снимал обувь и тоже меня увидел. Я бросился обратно в комнату, потому что был абсолютно голый (я так хожу дома) но не успел защелкнуть замок и через минуту обнаружил себя на полу в прихожей, старый пидор стоял надо мной с ружьем, и орал как американский солдат, целясь мне в ноздри. Я не представляю, как у него в руках вдруг возникло ружье, он наступал, а я отползал, перебирая ногами, и к моей потной заднице прилипали крошки. Потом старый пидор усадил меня на стул и сказал, нежно так, что у меня мягкие волосы и стал сзади в них копошиться, а потом я услышал, как он состриг прядь прямо у меня над ухом. Все это время старый пидор названивал Сереже и спрашивал игриво “угадай, что я сейчас делаю”.

По телевизору показывали какой-то балет. Пидор спросил: ты любишь балет? Пидор сказал: ну-ка покажи нам несколько па. Потом собрал волосы с пола и затолкал мне в рот. Я орал так, что голова раскалывалась от собственного вопля, я отбивался, к щекам прилила кровь, все лицо горело. Когда волосяной комок прошел мне в горло, я сумел вырваться, побежал в туалет и попробовал проблеваться, но ничего не вышло. Я сел на толчок и стал очищать язык от волос, горько рыдая, и тогда услышал, как в дом вошел Сергей.

Они что-то там обсуждали – я плохо слышал, но суть понял: Сережа – содержанка,почему-то не отрицал, что я его любовник, а только жаловался своему папику, что ему такая жизнь надоела, что он хочет чего-то большего ну и все в таком духе. Я старался, что б мои шорохи были тише журчания воды в толчке. Я волновался напрасно – им не было до меня дела.

Потом был скандал, и какой скандал. Я кричал:

-Ты всегда так решаешь свои проблемы, да, Сережа? Ты знал, что он придет и обнаружит меня в таком виде?

Я рыдал и брызгал слюной:

-Я чуть не умер здесь! Я даже не знал, что происходит. А ты, оказывается, просто сводил счеты со своим любовником!

Он сказал, чтобы я не пиздел, и что он всеми силами пытался выставить меня утром.

-Да – кричал я – но ты не выставил, и видишь, как все хорошо сложилось!

Потом он заехал мне по морде и сказал:

-Я тебе не подружка по панели, ясно? Узнал, что у меня есть богатый любовник и плачешь, как маленькая обосравшаяся девочка! Мне хочется въебать тебе большой дубиной по голове, что б ты наконец пришел в себя!

Я собрался и ушел.

Обычно мой вечер проходит так: Трифонов, бутерброды, сменные трусы, кто-то говорит – пошли. Я сажусь в машину. Но бывает и хуже. Бывает подземный переход и глубокая ночь, со мной грубы и бестактны, я боюсь отказать, я смотрю по сторонам, он смотрит по сторонам, поэтому не может кончить, в конце концов, он слышит шаги, застегивает ширинку и уебывает, не заплатив, а господин полицейский светит мне в лицо фонариком. Я стою со спущенными штанами, я прошу разрешения привести себя в порядок.

Я не помню лица своей матери, никогда бы не узнал ее на фотографии, в моем единственном воспоминании она безлика, а только присутствует как данность. Она спрашивает меня, кем я хочу стать. Я говорю, что официантом. Она говорит, что худшей профессии для своего сына представить не могла.

Сегодня меня цепляют на проспекте, я сажусь в машину, у хозяина волосатые руки и золотая печатка на безымянном пальце, я задумываюсь, значит ли это, что он женат. Он нервничает, матерится на пешеходов, со мной не разговаривает. Только спросил один раз, что у меня с волосами. Я говорю, что попал под кислотный дождь и тут же придумываю другие ответы:

-Что у тебя с волосами?

-Это с рождения. Когда меня вытаскивали щипцами из утробы матери, она нечаянно описалась, ее горячая моча попала мне на голову и обожгла волосяные луковицы.

-Что с твоими волосами?

-Это для того, чтобы ловить шумы из космоса. Так называемый космический шум. Я избранный. Я живу в другой галактике и мне поручено уничтожить вашу жалкую Землю.

Так я развлекаю себя, потому что до смерти боюсь человека с волосатыми руками, опыт подсказывает мне, что нужно валить, но я не знаю как.

Мы приезжаем к нему, он говорит:

-Раздевайся – и смотрит на меня вопрошающе, я чувствую: что-то не так, я жалею, что не придумал, как свалить, я тешу себя, что еще не поздно, но боюсь ему даже слово сказать. Он повторяет настойчиво:

-Раздевайся.

-Мне надо в душ.

Я отстранился от него, бросился в ванную и попытался закрыть там дверь на щеколду, но не успел. Мужик втолкнул меня вглубь, взял за волосы и стал пиздить головой об раковину. У меня моментально потемнело в глазах, и я решил, что ослеп. От боли звенело в ушах. Боли было так много, что мне казалось, она не может вся умещаться в моей голове, она везде вокруг, вся ванная наполнена ею. Мне очень хотелось потерять сознание, но я боялся сдохнуть или остаться инвалидом. Я собрал последние силы и оттолкнул мужика к стене. Кажется, мужик ебнулся затылком о змеевик, что позволило мне выбежать из ванной в коридор. Я так и не понял, было ли в коридоре что-то разлито, или я упал просто так. Я даже не оценил того, что ко мне вернулось зрение. Пока я валялся, мужик пришел в себя, пнул мою голову, как футбольный мяч, а, обнаружив, что я никак не реагирую, стянул штаны с моей задницы. В воздухе были растворены пары серной кислоты и она разъедала мое лицо, мои руки, я вдыхал ее и она разъедала меня изнутри, я постепенно растворялся, меня не стало.

Я не помню, как это закончилось и как я, наконец, оказался на улице. Я шел по какому-то парку и клацал зубами. Так я обнаружил, что проебал свою куртку. Потом я свалился в канаву и уснул там. Когда проснулся, небо уже светлело. Я выкарабкался из канавы, не сразу, но, в конце концов, у меня получилось. Начал искать автотрассу. Оказалось, она все это время была рядом. Я вышел на проезжую часть и просто стоял, в надежде, что кто-нибудь остановится. Три первые машины проехали мимо, истошно сигналя. На четвертую я навалился почти грудью. Из машины выскочил мужик. Мужик говорил:

-О, господи… господи, господи… - из чего следовало, что выгляжу я не очень. Мне потребовалось время, чтобы сформулировать мысль. Я сказал:

-Ехать… в дом… я хочу… там живут… заплатят деньги… пожалуйста. – Я назвал первый пришедший в голову адрес, и только когда мы подъезжали, понял, чей он.

Было четыре утра, я позвонил ему в домофон.

В больницу мы не поехали, я сказал, что отлежусь. Мне хотелось свернуться калачиком у него на коленках. Что б он меня не обижал и что б сказал, что я умный и добрый.

Я лежу в кровати. Сережа лежит у меня на животе и смотрит телевизор без звука, потому что у меня болит голова. Он положил свои контактные линзы в раствор и надел очки в толстой оправе. Нам хорошо и уютно. Я спросил, откуда у Старого Пидора ружье. Сережа сказал, что не знает, но у Старого Пидора всегда было ружье. В свои шестнадцать Сережа приводил домой девочек, а потом доставал ружье и приказывал показать пизду.

-В свои шестнадцать? Он тебе кто? Дядя родной? Отчим? Сколько вы знакомы? Сколько вы ебетесь?

Он говорит, что это не мое дело. Он говорит, что мне пора спать. Сережа гасит свет, а сам режется в компьютерную игру. Иногда Сережа говорит:

-Где мой посох? Блять, где мой посох?

Я говорю: если у меня будут деньги. Если у меня будет квартира. Ты бросишь своего дряхлого дедушку ради меня?

Он спрашивает: откуда у тебя деньги? Откуда у тебя квартира?

Я говорю, что решил продать почку. Он ставит свою игру на паузу. Он поворачивается ко мне:

-Ты дурак? Рома, ты дурак? Ты ебнулся? Что ты улыбаешься?

-Почему ты боишься? Я ведь не боюсь.

Утром он будит меня, говорит, что уезжает к родителям на пару дней. Он собрал мои вещи. Вот они, в рюкзаке.

-Что? Почему, что случилось?

Ну, там, семейные обстоятельства. Все нормально. Сегодня поезд. В девять. Тридцать.

-Пожалуйста, не делай этого.

Он уезжает к родителям на пару дней. Он позвонит мне, как только вернется.

-Мне нужно собирать вещи! Я не могу собирать вещи, когда ты ноешь под руку. Иди, Рома. Одевайся и проваливай.

Днем я буду слоняться по городу. Вечером я и сам уеду. Я поеду в дачный поселок, в морозной электричке, пустой, мое усталое заплаканное лицо будет отражаться в черных стеклах. Я приеду глубокой ночью, вокруг будет темно, я попробую забраться в чужой дом, и на меня нападет сторожевая собака. Я достану из сумки Сережин дезодорант, который взял на память, и брызну собаке в глаза, она завоет и убежит, но будет поздно.

Я лежу в сугробе, надо мной черное небо, я ничего не вижу, только пар из моего рта. Моя рана – нежное мясо лосося. Моя рана – срез колбасы под розовыми лампами магазинных витрин. Может быть, я уже на операционном столе и прозрачная пластиковая трубка выходит из моей аккуратной ноздри. Я несчастен, как рабыня Изаура, я красив, как красивый цветок лаванды, я трогателен, как дети Африки.

Прости меня, мама, официантом я никогда не работал.

Copyright © Срала Я, 10.10.09