ЧЕЛОВЕК-КУРАГА

(Мик)


опубликовано на neo-lit.com


Все началось, когда они забрали меня

прямо из дома

и отвели на Мертвую Дорогу

Ник Кейв «Кресло Милосердия»

 

Мою нежную натуру с детства мучили неестественно яркие, патологические образы, приходившие ко мне на первой стадии засыпания. По детской наивности, я думал, что такие сны грезятся всем моим сверстникам, поэтому ни с кем своими переживаниями по поводу видений не делился. Грубо весь мой «видеоряд» напоминал средневековый балаган. Невероятной внешности существа что-то кричали и свистели мне в уши. Но наиболее отчётливо в толпе уродов, как будто вышедших из-под кисти Иеронима Босха, мне виделся один, совершенно отталкивающего вида, персонаж. Это было голое сморщенное существо с кожей желтовато-оранжевого оттенка. Про себя я называл его «Человеком-курагой». В моих видениях Человек-курага безобразно паясничал и издавал нечленораздельные звуки, тряся высохшими гениталиями. Никогда мне толком не удавалось рассмотреть его хорошенько. Первая фаза сна, на которой появлялись уродцы, быстро заканчивалась, и я до утра проваливался в черную бездну.

Шли годы. Я стремительно взрослел. Мерзкие рожи на стадии моего засыпания появлялись всё реже и реже, и то, в основном, если я сильно уставал днём. Чёрная бездна основной фазы сна превратилась в бледную массу карамельных оттенков. Я наконец-то стал высыпаться, и даже прибавил в весе. А мой нелепый персонаж перестал кривляться.

И хотя Человек-курага по-прежнему ничего не говорил, он начал делать мне какие-то знаки, значение которых я не понимал.

К тому роковому моменту, о котором пойдёт речь далее, я успел жениться на хорошей, доброй девушке, и у нас появился ребёнок. Мы переехали на окраину Факиры, в сытый буржуазный Левентик, где купили небольшой дом.

На остановке, где мы с женой обычно садились в автобус, нам часто попадалась одна странная девочка. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Бледное, тонко очерченное лицо девочки с точки зрения художника было безупречным. Мы любовались её миндалевидными карими глазами, пухлым ртом, изящным носом с аристократической нездешней горбинкой. Но у этой девочки была одна странность. Все полгода, которые мы уже прожили в Левентике, она выходила дожидаться автобуса с париком на голове. Густые волосы парика были медного цвета. Сзади их туго стягивала тёмно-красная бархатная резинка. Так, наверное, девочка пыталась придать своей причёске максимальную естественность. На её скульптурной формы лоб парик ниспадал идеально подстриженной чёлкой. Один раз девочка спросила у нас, который час. Голос у неё оказался красивого низкого тембра. Наверняка она в жизни пела, и пела неплохо.

 

 

Как-то в субботу, устав после работы на участке, я лёг спать пораньше. Тихие звуки бандонеона, доносившиеся из соседнего двора, убаюкивали не хуже пения райских птиц.

На этот раз без всяких переходов я привычно окунулся в бесформенную розовую мглу своего собственного Средневековья, как вдруг оказался прямо перед Человеком-курагой. В первый раз в жизни он привиделся мне не на стадии засыпания, а в основной фазе сна. Человек-курага сидел в драном кресле, над обивкой которого потрудились когти явно не одного поколения котов. На сморщенном уродце был ярко-синий вельветовый халат, дико контрастировавший с его жёлто-оранжевой кожей, на ногах красовались мягкие тапки в виде ушастых зайцев, а плешивую коричневатую голову прикрывала большая, чёрная кепка-«гаврош». На коленях Курага держал бандонеон, и у меня теперь не оставалось ни капли сомнения, что именно под звуки этого инструмента я только что заснул. Сморщенный уродец очень органично смотрелся на фоне бушевавшей вокруг карамельной мглы. В этот раз Человек-Курага заговорил. Точнее, он приоткрыл рот, напомнивший мне своей формой надрез на поролоновой губке, и просипел:

- Обугленные.

- Что? - недоумённо переспросил я.

Сморщенный осторожно опустил бандонеон возле своего кресла и встал.

- Что ты сказал? - я начал нервничать. Человек-курага вместо ответа сплюнул. Плевок его был тёмно-жёлтым, и повис на колыхавшейся вокруг нас тёмно-розовой драпировке сновидения, как размятый пальцами кусок пластилина.

- Обугленные… - повторил он, и хлопнул в ладоши.

Разом я проснулся. Жены в постели не было. Малыша в детской кроватке тоже. На улице уже светало, небо было пасмурным. Я подошёл к окну и выглянул на улицу. Через подстриженный мною накануне газон прямо к дому быстро шли две женщины в чёрном. Они были очень похожи внешне, только одна из них была миниатюрной копией второй. «Наверное, мать и дочь», - спокойно подумал я.

Платья на них были старинного кроя, с корсетами и каркасными юбками. Присмотревшись, я с ужасом увидел, что женщины в чёрном с ног до головы обуглены вместе с одеждой. Их голые круглые черепа обтягивала черная кожа, топорщившаяся сухими клочьями. С неуместной кокетливостью, приподняв края своих длинных платьев, они плавно приближались к крыльцу моего дома.

В это время я услышал внизу на кухне, голос жены, сюсюкавшей с ребёнком. Опрометью я бросился по крутой лестнице вниз, выдернул малыша из высокого стульчика для кормления, крепко прижал его к себе, схватил жену за руку, и потащил их в чулан под лестницей.

Жена сразу поняла, что происходит что-то страшное, и молча подчинилась. Мы втроём заперлись в тесном чулане. Ребёнок попытался заплакать, но я схватил «пустышку», висевшую у него на шее, на ярко-голубой ленточке и быстро сунул ему в рот. Ребёнок тут же сосредоточенно засопел, чмокая соской.

Скрипнула входная дверь, и мы услышали на веранде быстрые лёгкие шаги. По ногам пронёсся сквозняк, это женщины зашли в прихожую. Здесь они разделились, потому что мгновение спустя над нами заскрипели ступени, это одна из них пошла, проверить комнату наверху. Одновременно хлопнула дверь прихожей напротив чулана, это вторая женщина отправилась в большую комнату, из которой мы только что выбежали.

Не теряя ни минуты, я бесшумно выбрался из чулана, и, держа ребёнка на руках, увлёк жену за собой на веранду, а там - на крыльцо и на улицу. Пригнувшись, чтобы чёрные женщины не увидели нас из окон, мы пробежали вдоль стены и бросились через газон к соседскому дому. Оставив жену с ребёнком на попечение соседки, я уговорил мужа соседки взять ружьё и пойти со мной. У меня было такое серьёзное лицо, что он беспрекословноподчинился. Нас встретила распахнутая входная дверь, и никаких следов обугленных женщин, кроме серых сухих листиков золы, там и сям разбросанных по полу.

 

Со времени странного происшествия с участием неизвестно откуда взявшихся обугленных женщин прошло уже почти два месяца. Однажды, когда я шёл с работы на автобусную остановку, мне внезапно приспичило «отлить». За неимением лучшего, я зашёл в рюмочную по пути. Посетителей в зале не было. Минуя стойку с дремлющей барменшей, я сразу прошёл в туалет. Здесь было на удивление чисто. Неровные стены туалета какой-то безумный маляр выкрасил отвратительной тёмно-розовой краской. Здесь сильно пахло хлорамином. Судя по затянутому паутиной стульчаку, отхожим местом давно не пользовались. Я осторожно согнал паука, чтобы случайно не смыть его, и выпрямился. Взгляд мой упёрся в стену над бачком. На ней, в застеклённой рамке, висела чёрно-белая фотография «декавильки», узкоколейной железной дороги, разработанной генералом Де Кавилем в годы Первой Мировой войны. По таким вот коротким путям вывозили на паровозах-«кукушках» тяжелораненых с поля боя…

Я вышел из кабинки, настолько озадаченный увиденным в туалете, что абсолютно не удивился, когда обнаружил в зале Человека-курагу, который, как ни в чем, ни бывало, восседал за барной стойкой. На этот раз он выглядел настоящим франтом. На нём был плащ из серебристой ткани, чёрные джинсы, «казаки» с блестящими пряжками. На голову уродец нахлобучил стетсоновскую шляпу, а его горло было обмотано длинным шарфом, сплетённым из варёных спагетти. Не спеша, он отпивал мартини из фирменного бокальчика.

- Скотоплазма! - заявил он, как только меня увидел.

- Ч-что? - глупо переспросил я.

- Скотоплазма заменяет мне лимфу, - спокойно пояснил Курага.

На всякий случай я кивнул головой, сделав вид, что в курсе.

Мой сморщенный собеседник отпил мартини, и повернулся ко мне всем телом.

- Гости! - сказал он громко и улыбнулся своим ртом, похожим на надрез в поролоновой губке.

 

В тот день я приехал домой позже обычного. Ребёнка не было слышно, наверное, он дремал в своей кроватке на втором этаже. Я зашёл в гостиную. Жена сидела за включенным компьютером. Её целиком скрывала высокая спинка кожаного кресла, из-за которой слышался дробный перестук клавиш. Услышав мои шаги, она повернулась на вращающемся сиденье ко мне лицом. На её голову почему-то был надет густой парик с волосами медного цвета. Он ниспадал идеально подстриженной челкой на безупречный, скульптурной лепки, лоб моей жены,

- Дорогой, а у нас гости! - радостно сказала она.

И тут я услышал пение. Пели в спальне, на втором этаже. Женский голос с низким красивым тембром исполнял песенку на французском языке из репертуара Ванессы Паради.

Я замер, прислушиваясь.Голос становился всё более отчётливым. Я закрыл глаза, и представил себе, как лысая девочка с нездешним изящным профилем, напевая, медленно спускается по крутой лестнице…

 

 

 

 

 

 

 

 


Copyright © Мик, 05.06.10