Непридуманные истории

(Мик)


опубликовано на neo-lit.com


Острые зубы бабушки Шамсии

 

- Доброе утро. Вы свою станцию-то не проспали? Полдень уже. Ничего, что я весь столик заняла? А вы что не кушаете? И вчера ничего совсем не ели…как вас зовут? Это на каком? А по-русски как? Миша? Хорошо, Миша. А меня Сати зовут. Хотите паштет, Миша? Меня бабушка научила его делать. Это шпик, перекрученный через мясорубку, с чесноком и чёрным перцем. Очень вкусный. Бабушка моя, Шамсия, уникальным человеком была. Как я её любила! Нет-нет, мы не мусульмане! У нас в посёлке мусульман никогда и не было. Бабушка у меня, в детстве в мужских шароварах ходила. Косички свои отрезала, не хочу, говорит, с косичками ходить, как дура. Она и из рогатки стреляла, и по деревьям лазала, прямо как мальчик! Сверстники тогда очень боялись её! Бабушка Шамсия с восьми лет точила себе зубы напильником, чтобы мальчишек больнее кусать!

Бабушка рассказывала, как приходит к ним как-то соседка, приводит внука своего Юсупчика, всего до крови искусанного. Шамсия, говорит она, ты шакалёнок какой-то, а не девочка! Ходишь по посёлку стриженная, как тифозница, без тюбетейки. У Юсупа вон, кусок мяса на руке отхватила! А бабушка ей и отвечает: не я, говорит, его покусала, а мальчик! А соседка: какой такой мальчик? А Шамсия и говорит: у меня маленький мальчик в голове живёт. Он смотрит через мои глаза, а его ножки вот тут свисают, где моё сердце. Это он сказал, чтобы я косички отрезала и мальчишек кусала!

Такая вот придумщица была моя бабушка Шамсия. А когда она замуж выходила за Фархада-тракториста, моего деда будущего, так они шли по улице, сзади родня вся, как положено. И вдруг со всех сторон камешки полетели! Прямо в гостей! А бабушка поворачивается, и говорит: не бойтесь, родня, это мой мальчик, который в голове у меня жил. Он теперь вылез, и злится, что я за Фарика замуж выхожу! Тут камни и перестали падать. Потом во всей деревне камней из кумалаков не досчитались!

Как вам паштет, Миша? Нет, воды у меня нет. Может, чаю? А хотите, я за пивом схожу в вагон-ресторан? Сидите-сидите. Вам какого взять? Да ладно, Миша, не ройтесь вы в карманах, я угощаю.

 

Хромой старик художника Рубина

 

- Не скажешь, который час? Ого. Что-то опаздываем. Ты куда едешь? В Харьков? А я - в Таганрог, к брату…а ты откуда? Из Новгорода?! Так мы земляки! А, ты живёшь там недавно…а я - с рождения. Двадцать лет участковым отработал, на Торговой стороне. А ты кто, по профессии? Художник? Был у меня один знакомый художник…друг даже, можно и так сказать. Тимофей Рубин! Знаешь такого? Хах! Ну, кто же не знает старика Рубина! У него мастерская была на Суворовской. Как раз напротив моего опорного пункта. Пил мужик крепко, чего уж там. Особенно последний год. Дочка его выгнала, так он в мастерской жил. Здание старое, в аварийном состоянии. У Рубина на его первом этаже холодина - жуть. А ему хоть бы хны. Он уже обезножел из-за диабета, в инвалидной коляске ездил. А всё кисточек не выпускал из рук. Картины у него были метра по два в высоту. Одна в опорном пункте моём бывшем так и висит до сих пор. Мазня, конечно. На мой взгляд. Но людям нравилось, даже покупатели были. Бывало, звонит Рубин мне: зайди, Серёга, а то у меня опять кто-то бродит по мастерской. А у него аж четыре комнаты большущих, анфиладой выстроены. Весь первый этаж. Я по вторникам и пятницам в опорном пункте дежурил. Захожу к нему вечерком, а он: участковый, давай выпьем. Я ему: Тимофей Петрович, я при исполнении, извини.

Рубин только хорошую водку пил. Месяц мог сидеть сухим, к «палёнке» никогда не прикасался. А потом, пенсию получит, или гонорар за картину, и тут уже его не остановить.

И, значит, говорит он: опять кто-то залез в мастерскую, прогони его, Серёга. Я спрашиваю: кто, ну кто мог к тебе забраться? У тебя же окна наглухо с той стороны досками заколочены! А Рубин своё гнёт: ходит тут какой-то старик из комнаты в комнату, несколько раз сюда заглядывал. Прогони его, Серёга, а то я боюсь, что картины порежет. Я для «проформы» пройдусь по комнатам, выхожу потом к нему. Говорю: нет там никого, ушёл твой старик!

В тот недобрый день Рубин снова позвонил мне в опорный пункт. Хнычет в трубку, как маленький. Снова, якобы, старик появился, к нему прямо в комнату заходил, стоял, смеялся. Я, по традиции уже, пришёл к Петровичу после дежурства. У него, как всегда, накурено, мольберт стоит с очередной картиной. На картине - старик с седой бородкой, на палку опирается. И взгляд волчий такой, из-под бровей. Спрашиваю: кто это? Рубин в ответ: это и есть он, мой мучитель. Он и сейчас в дальней комнате. Серёга, говорит, ты в форме, с «макарычем», пойди, напугай этого бродягу. Ну, я не стал обижать бедного алкоголика, прошёлся по комнатам. В последней, где была заколоченная дверь в подвал, остановился. И кричу, так, чтобы Рубин услышал: убирайся отсюда, хромой мерзавец, нечего порядочных людей тут пугать! Возвращаюсь, объявляю Петровичу: ушёл твой мучитель, через подвал на улицу выбрался и убежал, побоялся меня. Рубин чуть не расплакался в ответ. Выпил я с ним одну рюмку за компанию, и домой пошёл.

А на следующий день Рубина не стало. Что странно, дочка в кои века, собралась его проведать, приехала, стучала долго, потом спасателей вызвала. Они дверь болгаркой вскрыли, а там он - в своём кресле. Остыл уже весь. Вот и всё. Картины дочка его раздала. Что-то в музей, что-то в школу художественную, по знакомым мелочёвку всякую. А вот портрет старика с палкой, так никто и не взял. Я его забрал, и в опорном пункте повесил. Меня спрашивали: кто это? А я в ответ: Тургенев! Ну, народ кивал понимающе и замолкал. Мастерскую Рубина закрыли, там штукатурка уже на пол валилась. Но жильцы этого дома со второго этажа мне потом жаловались, что кто-то бродит по ночам внизу, громыхает чем-то по полу, вроде костыля. Я и сам один раз ночью там свет видел в окнах. Через доски прибитые просвечивал. Но соваться туда не стал, я со службы уже ушёл, не моё это дело…а ты тоже картины рисуешь, или на компьютере?

 

 

Ига Чечин и сизый младенец

 

- Привет! Ты докуда едешь? До Малой Вишеры? А я - до Питера! А в Харькове что делал? К родителям? Я тоже из Харькова сам. На Гвардейцев Широнинцев жил. Знаешь такую улицу? А, дак мы, вообще - соседи! Давно переехал? А я вот до сих пор в Харькове. В газете работаю, в «Вечорке». Ты тоже в 103 школе учился? Здорово. Эх, детство золотое. А помнишь свалку, большущую такую, у нас в овраге? А, при тебе уже засыпали…а я все младшие классы там пролазил. Нас десяток, харьковских сявок было. Мы, хотя и мелкие, но народ нас побаивался. А за главного у нас был Ига Чечин. Что? Ты с его младшим братом учился? Ну, младший брат просто ангел у него, а вот сам Ига… он букву «р» вообще не проговаривал, вот мы его «Игой» и звали. А на свалке кайфово было. Чего только мы там не находили. Помню, саблю ржавую откопали, а ещё чемодан нашли старый, а в нём - битком фоток чёрно-белых, плохо отглянцованных. И на всех - одна и та же тёлка писает! Причём в разных местах! То на улице, задрав пальто, то дома, над кухонной раковиной! И везде глаза закатывает, как будто тащится от этого. Мы эти фотки на столе, у Иги в комнате, раскладывали, а сами вокруг становились, на тёлку эту смотрели, а сами под столом дрочили. И прикольно, и не так стыдно друг перед другом.

Ига всегда с собой на свалку брал арматуру заточенную. Он её у дворничихи украл. Та на неё бумажки на газоне накалывала, чтобы не наклоняться за каждой. И наш оторва, с арматурой этой, как с копьём…а мы, гурьбой сзади! Один раз, помню, прихватили из чьего-то гаража полканистры бензина, и тащим с собой. Думали: щас кааак запалим что-нибудь! Маршируем по свалке, ищем подходящую кучу мусора. Ига приметил коробку картонную, подошёл, ннна арматурой по ней! В таких коробках иногда дохлых котят или свинок морских выбрасывали. Коробка развалилась по швам сразу, а в ней -младенец! Маленький такой, сизый весь. Страшный. Пуповина болтается. Неживой уже, понятное дело. Ига наш пошевелил его острым концом арматуры, посмотреть, кто это: пацан или баба. Нам противно стало, говорим: пошли, Ига, ну его нахер. А Ига поворачивается с нехорошей такой улыбкой: мол, сявота салтовская, может, вы ещё к мусорам пойдёте докладывать. Нашли, мол, дяденьки менты, мертвячка на помойке!

Ну, мы топчемся на месте, а Ига спокойно поднимает своё копьё, и - рраз! Протыкает младенцу живот. Шипение послышалось, как будто из футбольного мяча. А наш псих повернул арматуру несколько раз, и уже кишки наружу тащит, тонкие такие, прямо как нитки «мулине». У нас половина хлопцев сразу блевать начала! А Ига ко мне: Киря, ты всегда складник с собой носишь, давай ему сердце вырежем, посмотрим! Всё равно он - дохлый!

Нож я тогда дал ему, чтобы Ига отстал. И добавил, режь, мол, но нож потом нахер выкини, я его уже в руки не возьму. Покурили мы, пока наш потрошитель резал тот трупик. Да. А потом облили всё бензином, тем самым из канистры, и сожгли растерзанного младенца, и коробку его, и ещё полсвалки. А после этого я перестал туда вообще ходить. Такие, брат, дела. Кстати, Иги нет больше. Кто-то забил его лет пять назад до смерти и положил вот так на трамвайные рельсы. Говорят, что ему ещё сердце вырезали ножом, но, я думаю, что сказки это, про сердце…

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Copyright © Мик, 07.09.10