Катя и мясной шарик

(Упырь Лихой)


опубликовано на neo-lit.com


 

 

Каждый молодой родитель — латентный копрофил.

 

 

Ко дню нашей свадьбы Катя приготовила две футболки с надписью «чайлдфри» на груди. Купила стразы в магазине «Все для шитья» и налепила на трикотаж. Пришлось надеть.

Ольга Петровна заявила:

— Вы в таком виде никуда не пойдете!

Я был с ней согласен. Парень со стразами — это как-то глупо.

Катин отец присмотрелся:

— И что сие означает?

Катя уставилась на папу нехорошим взглядом:

— Это значит, что мы с Димой не хотим иметь детей. Принципиально. Таковы наши убеждения.

Евгений Сергеич сказал, что все это глупости.

Катя ответила, что рожают только идиоты:

 

Во-первых, ребенок мешает саморазвитию, учебе и карьере.

Во-вторых, это не платье, которое можно сдать обратно в магазин, если не понравится. А вдруг он родится, к примеру, дауном?

В-третьих, на его воспитание нужно много денег, а деньги нам и самим пригодятся.

В-четвертых, нам хорошо и без ребенка, в нашей семье он стал бы «третьим лишним».

В-пятых, ребенок ограничивает свободу родителей.

В-шестых, роды могут повредить Катиному здоровью.

В-седьмых, мир полон страдания, и рожать ребенка — эгоистично по отношению к нему самому, ведь он об этом никого не просил.

В-восьмых, у нас очень неблагоприятная экологическая обстановка: загазованность воздуха, строительство Газпром-сити.

В-девятых, памперсы сильно воняют.

В-десятых, прежде чем рожать детей, нужно сделать счастливыми уже родившихся людей.

Одним словом, пока Катя не переделает мир, чтобы сделать его более приемлемым для грядущих поколений, никаких детей от нее не ждите.

 

Катина мать стоит как овца, получившая по лбу. Малиновые губы трясутся:

— Может, мне и тебя не надо было рожать?

— Конечно! — отвечает Катя.

И Ольга Петровна принимается ныть, что родная дочь ее оскорбляет. Вообще-то, Катя всегда с ней так разговаривает, но у ее мамаши память короткая. Катенька не может осуждать мамочку за то, что мамочка ее родила. Катечка, наверное, пошутила. Лялечка пошутила, что не хочет рожать новую лялечку. Все хотят иметь лялечку.

Накапал валокордина. Теща сморкается в раковину и стонет:

— Димочка, какое счастье, что вы будете нашим сыном! А то бы я не знаю, что делала. Катюша стала такая злая…

Евгений Сергеич кладет мне руку на плечо и говорит: «Дима! Я рад, что именно ты станешь нашим сыном. Никого другого в этой роли я себе не представлял».

Так у них появился сын. Зато у меня никакого сына не будет. Катя год проработала в школе, и считает, что дети — мелкие мудаки. Лично я к детям равнодушен, и еще я знаю, что дети портят книжки, воруют мелкие предметы и вообще ведут себя противоправно. На работе у одного из менеджеров годовалый ребенок, родителям приходится все от него убирать — не жизнь, а какой-то пиздец.

 

Сейчас я сижу на работе и читаю «Спорт-экспресс». Прибегали бухгалтерши, хотели посмотреть фото с моей свадьбы. Я ответил, что фото нет. Светлана спросила: «Их что, еще проявляют?» Она сама вышла замуж месяц назад и показывала всей фирме свадебный альбом. Там было то ли двести, то ли триста фотографий. Я дожил только до десятой, потом, слава Аллаху, кто-то позвонил.

Светлана снова маячит в дверях и прячет что-то за спиной, Галина Сергеевна растягивает губы в доброй улыбке, от которой хочется блевать. Суют мне бутылку неизвестного шампанского, этикетка заклеена куском бумаги. На ней написано: «Пусть твой первый ребенок будет мальчиком!» И двадцать подписей. Дуры.

Галина начинает объяснять:

— Эту бутылку вы с Катечкой выпьете, когда родится ваш первый ребенок. Только рожайте быстрее, пока срок годности не истек.

Я говорю:

— Галина Сергеевна, я сам еще никуда не истек. И надеюсь, что не истеку.

Они еще поулыбались, похлопали меня по плечам, а Светка по секрету сообщила, что вчера делала УЗИ, и там было видно, что это мальчик. Да хоть покемон — мне какое дело?

 

 

Вчера, когда я ехал с работы, в автобус залезла очередная баба-имбецилка. В сумочке роется, достает мелочь, потом спрашивает: «А какой у этого автобуса номер?» Ну, перепутала 6 и 64, бывает.

Орет водителю:

— Остановите, я не в тот автобус села!

Водитель отвечает:

— Выйдете, когда остановка будет.

Она:

— Вы не имеете права! Я кормящая мать, меня ребенок дома ждет!

И зонтиком по стеклу.

Водитель говорит:

— Женщина, успокойтесь! Никого не волнует, что вы мать. Это вам не маршрутка.

Встает седоватый дядя:

— Слышь, гондон! Ты как с женщиной базаришь? Тебе сказано: ее ребенок дома ждет. А ну живо открыл, ЧМО косоглазое!

И половина пассажиров вскочила с мест, чтобы отжать двери. И эта корова вылезла, споткнулась и поцокала в небытие, чтобы сунуть вымя своему теленку. Почему все должны угождать таким имбецилкам? Только потому, что они родили? Рожать и кошка умеет.

Ах, да, дети — это оправдание их никчемной жизни. Подумаешь, окончила восемь классов и один курс ПТУ. Подумаешь, работала продавщицей в рыбном отделе. Зато она — МАТЬ. Она родила ГРАЖДАНИНА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. Она УВЕЛИЧИЛА РОЖДАЕМОСТЬ, она, сцуко, ГЕРОИНЯ!

Правильно, государство не спрашивает, может ли пизда с восемью классами образования воспитать нормального человека. Государство не спрашивает, пила ли она, пока носила брюхо. Главное — что она МАТЬ. Пусть даже у нее не хватает мозгов спросить, куда идет автобус. Безмозглыми легче управлять. Потом безмозглая родит второго дебила, и ей дадут «материнский капитал» из денег налогоплательщиков. Из моих денег. Хотя на эту имбецилку и ее выродка мне нассать. Более того, потом этот выродок станет еще одним гопником, который пьет «Балтику» и отжимает мобилы у «лохов». Да я бы таким платил еще больше, чтобы они не рожали. Или перетягивал бы дурам маточные трубы.

 

 

Ахтунг, в фирме эпидемия! Галина Сергеевна тоже ждет ребенка. У овуляшек такое поверье: если самка человека потрогает живот беременной самки, то скоро тоже понесет. Я в это верю. Вирус передается бытовым путем, как в фильме «Нечто». Овуляшке для размножения не нужен мужик, отцовство они выдумали, чтобы заставить тупых самцов строить гнезда и приносить бабло.

Галина Сергеевна сообщила по секрету, что у жены босса будет ляля, Таня из отдела продаж скоро уходит в декрет и еще должны родить два экспедитора. То есть, не экспедиторы, а их овуляшки, потому что в институт отцовства я не верю — см. выше.

 

Славик треплется с кем-то по многоканальному телефону: «Да, мама. Нет, мама. Хорошо, мама!»

Тыкаю его ручкой в спину:

— Городской не занимать.

Он поворачивает испуганную морду:

— Димон, как выглядит глист?

— ???

Оказывается, его мелкий недавно посрал, теща пошла его подмывать и нашла на его мелкой жопе что-то похожее на белого червячка, только он был не длинный, а какой-то круглый. И теперь теща спрашивает, бывают ли круглые глисты.

На самом деле глисты водятся не в детских жопах, а в головах у взрослых людей. Достаточно просто посмотреть на этого лоха, чтобы понять, как это весело и здорово — быть отцом. Почему-то люди, у которых появляются дети, за считанные месяцы становятся легкими имбецилами, а иные и вовсе идиотами.

Мужчины более устойчивы к этому психическому заболеванию, зато у баб оно проявляется в острой, а потом в хронической форме. Болезнь проявляется сразу, как только в яйцеклетку овуляшки проникает вирус-сперматозоид. Сперва она начинает как подорванная жрать витамины, покупать книжки и костюмы для беременных. Потом она блюет, дрыхнет и жрет целыми днями, а все домашние перед ней ходят на цырлах, потому что ее нельзя нервировать. Муж, как ишак, таскает в дом стройматериалы и делает ремонт, а она шляется по детским магазинам и надоедает продавцам. Самочувствие у нее сильно хуевое, поэтому она без повода орет на сотрудников, а дома — на мужа. В общем, ей кажется, что если в ее чреве зреет осклизлый мясной шарик, то вокруг ее пуза должна вертеться вся солнечная система. Объясняется этот психоз достаточно просто: в крови овуляшки появляется прогестерон — гормон тупизны. Во время родов у нее вырабатывается еще более ебанутый гормон — окситоцин, который неистово сокращает матку и мозги. Овуляшка после родов изъясняется уже исключительно деминутивами и во множественном числе: мы покаканьки, мы покушаньки молочка, у нашего Васеньки чудненькая попочка, мы купили голубенький комбинезончик и шапочку с пумпончиком. Себя и других окотившихся самок человека она называет «мамочками» и весь день проводит на форумах, где тусуются такие же самки человека.

Васенька-хуясенька требует жрать каждые три часа, орет по ночам, вонюче срет в подгузник и пытается отсосать кошкин хвост, но самка человека все равно считает его милым ребенком. Когда открываешь сайт типа «овуляшка уа», перед тобой всплывает кислотный розово-голубой мир детства, где порхают кавайные ангелочки с брильянтовыми диадемками и волшебными палочками в ручонках. Иными словами, окотившиеся самки человека подвержены массовым галлюцинациям.

Главный враг овуляшки — это, конечно, не сосущее, орущее, сопливое и вонючее существо, которое выползло из ее брюха, как пришелец в фильме «Чужой». Ее главный враг — бездетные люди вроде нас с Катей. Чтобы разозлить овуляшку, достаточно просто сказать, что не любишь детей, или упомянуть слово «аборт». Благодаря «овуляшке уа» я и познакомился с моей будущей женой. Сперва мы всячески измывались над слабоумными мамашками, а когда овуляшки забанили наш последний аккаунт, мы положили толпу имбецилок дос-атаками. Впрочем, там даже класть ничего не нужно, беременных самок так много, что сайт валится под их тяжестью.

 

 

Ахтунг, теща решила сдавать вторую квартиру! Зачем нам отдельная жилплощадь, если мы не хотим размножаться? Тесть сегодня утром спросил: «Димон, а у тебя все нормально с этим делом? Вы вообще когда-нибудь трахаетесь?»

С квартирой Катя все уладила, Ольга Петровна ее боится. Начинаю делать ремонт. В связи с этим вопрос: что лучше — нитрокраска, масляная или на водной основе? На водной основе экологичнее, но держится плохо.

 

Ремонтирую квартиру. Теща снова завела свою шарманку о внуках. Неужели так сложно понять, что человек делает ремонт, чтобы жить в нормальных условиях, а не плодить потомство? Устал как собака.

 

Давно не писал. Нет времени на ремонт, нанял таджика. Вкалываю вместо этих трех свиноматок — Светки, Галины и Танечки. Стажерка ни черта не умеет, на носу отчет. Утром видел, как она бегала блевать: до женского не дотерпела, срыгнула в мужском.

Значит, фирма будет платить уже четырем самкам? И это не считая экспедиторов, которым тоже нужно пособие.

Неделю назад приходила Галина с огромным животом. Рассказывала, как у нее чуть не сделался выкидыш, но ей что-то прокапали, и она сможет сохранить ребенка. Я понимаю, у Светки с Танькой это первый, а у Галины уже два. Что ей неймется?

Выглядит дерьмово: ноги как подушки, морда в пятнах. Одета в сарафан с дикими цветочками, как деревенская Груня. Заметно поглупела. По ней не скажешь, что у тетки диплом экономиста. Сидит и гладит свой живот, вымя распухло. Глыба племенного мяса и жира. Увидела у меня на столе пачку печенья и всё смякала.

Светка звонила, причитала, как ей плохо. Так ей и надо!

 

Ахтунг! Жена босса родила. С каждого содрали по штуке на подарок. Я на эту штуку собирался купить красивое белье для Кати. Пора положить беспределу конец. Может, сыпать постинор в кофеварку? Очень полезный препарат, у некоторых даже вызывает бесплодие. А стоит рублей сто. Это ж какие деньжищи сэкономит фирма!

 

В эту пятницу случилось нечто эпохальное: Славик позвал пить пиво. Обычно он как подорванный бежит по магазинам, а потом домой, менять Хуясеньке памперсы. Выбрали неплохой бар, сели, заказали. Только он успел отпить — звонок на мобильный. Через пятнадцать минут он встает и выходит на улицу, я — за ним. Думал, покурить. Смотрю, вдали — клубами пыль, несется баба с коляской. Тормозит в миллиметре от моего колена. Отстегивает нечто:

— Держи!

Славик мямлит:

— Это моя жена Галя. А это Федор.

Галя тут же убегает.

Делать нечего. Коляску сложили, ведем отпрыска в бар, сажаем за столик. Этому все интересно: салфетки раскидал, орешки рассыпал, ухватил двумя ручонками бокал:

— Попи!

Я думал, ему будет невкусно. Смотрю — тянет как старый алкаш. Еле отобрали. Мужики сидят с круглыми глазами, как будто я сопляку ведро мышьяка скормил.

Славик кладет штуку на стол и тащит мелкого из бара. Пиздюк орет, потому что у него отняли бухло. Папаша берет его за руку, Феденька брык на пол, бьется затылком о плитку, ножками скребет. Белку, что ли, словил?

Тут я замечаю, что в воздухе пахнет пиздецом. Братки за соседним столиком спускают часы на костяшки пальцев и отодвигают стулья. Хватаю мелкого и бегу, сзади тащится Славик с коляской. Догнал меня только у входа в садик, задыхается:

— Димон, ты чо, он всегда так психует!

Не стал ему объяснять, как это выглядит со стороны. Самцы человека любят защищать детенышей. Это у них инстинкт.

 

Славик говорит:

— Слушай, Димон, я щас за пивом схожу, а ты присмотри за мелким. Он у меня тихий, если не злить.

И так быстро слинял, что я рта не успел раскрыть.

Мелкий кладет руку мне на член — отличное начало. Убрал ручонку — он шарится по карманам. Нащупал бумажник, встал на цыпочки. Может, на ручки хочет? Я присел, чтобы его взять, он цап мобилу с пояса. Улыбка до ушей:

— Моби! Аву-аву!

Пока я отнимал сотовый, он успел позвонить Кате. Жена спрашивает:

— Кто это там пищит?

Сопляк воет, валяется на спине, гребет пятками песок. Пришлось заблокировать телефон и отдать ему, чтобы мамаши в садике меня не растерзали. А чё, нормальный пацан. Пиво пить уже умеет, мобилы отжимает, знает три слова. Хоть в сейчас путягу отдавай.

Малыш воркует с мобилой в ручонках, задирает мордаху:

— Папа?

Я ему объясняю, что я не папа, а дядя Дима, а папа пошел купить попи для реальных пацанов. Нет, папа и папа.

Малыш, кстати, не такой противный, как я думал. Натуральный блондин, глазищи синие, выражение мордахи умное, только слюни текут. Слюни — это плохо. Достал носовой платок, вытер ему подбородок. Бабулька какая-то со скамейки смотрит на меня одобрительно, типа вот какой заботливый папа. Блевалъ.

Идем по садику. Я с коляской, этот — с пивной бутылкой.

Мелкий не пропускает ни одной урны. Правильно, все гопы собирают бутылки, этот пацан нигде не пропадет.

Прямо по курсу — школьницы, пьют «ягу» и матерятся. Этот сразу к ним, за ноги облапал, мобилы поотжимал, пробовал отобрать банки — не дали. Мелкий обиделся:

— Билять!

Побросал телефоны, топает дальше.

Увидел мужика с собакой:

— Фаба! Афкаба!

Сенбернар попался умный, даже не гавкнул. Я бы на его месте не стал терпеть, когда хватают за шерсть.

 

Идем дальше. Я себя чувствую как мужик из фильма Вима Вендерса, которому незнакомая баба сунула девочку Алису и слиняла. Такое впечатление, будто Славик не за пивом пошел, а улетел в Канаду. Не то чтобы я злился, нет. А если мелкий описается? А если в штаны наложит? Пощупал у него сзади, там что-то мягкое, наверное, памперс. Слава Аллаху.

Мелкий пищит:

— Мама!

Рванул куда-то в сторону и остановился у бордюра, где сидела пьяная девица. Сама в соплях, слезах и туши.

Мелкий берет ее за руку и говорит:

— Билять!

Она:

— Какой маленький! Какой хорошенький!

Мелкий еще минут десять крутился вокруг нее, потом завидел компанию парней. Я — за ним. Подбегаю — этот уже отнял банку «туборга» у брюнета. Смазливый парнишка, в левом ухе — тоннель. Мелкий тащит его смартфон, дорогая вещичка, не меньше четырнадцати штук. Брюнет улыбается, просит остальных его сфоткать с пацаном.

Мелкий приосанился — еще бы, восемь мужиков перед ним ходят на цырлах. Со всеми сфоткался, поулыбался, пиво и сигареты поотнимал, сидит на скамейке с барсеткой и пятью мобилами. Еще один парень перед ним на корточки присел и песенки поет.

Брюнет говорит:

— Сразу видно, в пацане мужское начало. Хороший мужик. Вы его в секцию по самбо отдайте. Я там пять лет занимался, классно было. Ну что, зайка, пойдешь на самбо?

Мелкий лыбится:

— Билять!

Кто-то из парней возражает:

— Хуйня твое самбо. Лучше на футбол и в качалку.

Еще один предложил отдать его на шахматы и на хоккей. Короче, за полчаса перебрали все пацанские виды спорта. Мелкий захныкал, заскучал, мужики догадались:

— Спать хочет.

Тот, который песенки пел, берет его на колени и начинает укачивать. Говорит:

— Вы не бойтесь, я ему ничего не сделаю. У меня братан его возраста.

— Я и не боюсь.

Ветер подул, эти встали со всех сторон, как дикие лебеди вокруг сестрицы Элизы. Или как гуси-лебеди, которые спиздили Иванушку. Чего это взрослым мужикам приспичило возиться с младенцем?

Славик налетает:

— Отойдите от ребенка!

Мелкий ревет, бьется об скамейку затылком, парни орут, собаки гавкают. Еле объяснил, что этот придурок с пивом мальчику отец, а то бы набили Славику морду.

 

 

По радио обещали мокрый снег. Катя сказала, что у нее задержка.

Мне снились странные вещи. Как будто я сижу со Славиком в салоне маршрутки, лицом к остальным пассажиром. У меня на коленях его мелкий. Славик дремлет, положив голову мне на плечо, и я чувствую его тяжелую руку на своем загривке. Ребенок хнычет, брыкается — наверное, хочет спать. Я говорю:

— Феденька, потерпи, сейчас приедем домой, я тебе подгузник поменяю и налью молочка.

Целую мелкого в затылок, сладко пахнущий немытыми волосами. Федя ерзает у меня на коленях, трется о свитер слюнявой щекой, сует мне между зубов свой пухлый указательный пальчик. Я говорю:

— Не надо так делать, зайка. У папы во рту микробы. (У папы???)

Прямо передо мной сидят Катины родители, у тещи в руках складная коляска, у тестя — пакеты с памперсами и детским питанием. Кати нигде нет, и я понимаю, что ее нет вообще.

Малыш начинает плакать, я глажу его по головке и цокаю языком. Славик открывает глаза и улыбается мне. И лицо такое усталое, как будто мы втроем возвращаемся из дальней поездки и знакомы давным-давно. Не сон, а какой-то ахтунг.

 

Рука жены лежит на моем плече, рот приоткрыт, на подушку стекает слюна. Я осторожно перекладываю ее руку, Катя дергается всем телом, перекатывается через меня и бежит в ванную.

Через пять минут:

— Ты в меня кончал? Я спрашиваю, мудак, ты кончал в меня?

Я никогда в нее не кончал, она это прекрасно знает. Я всегда спускаю ей на живот или на клитор.

Катя хватает меня за ногу и стаскивает с кровати:

— Ты кончал?!!

— Нет.

Если я тоже начну орать, будет только хуже. Нужно выждать полчаса, тогда она сама извинится.

Катя рыдает:

— Мне плохо!

Сопли попадают ей в горло, она снова кашляет, роняет на пол желтоватую слюну. С кухни прибегает Катина мать:

— Я вызову неотложку!

— Выйди вон! — хрипит Катерина.

Я пытаюсь выдернуть из-под Кати одеяло, чтобы прикрыться.

— Не обращайте внимания, Димочка, — щебечет теща. — Мне все равно, я медработник.

Замечаю под стулом трусы, натягиваю, хватаю телефон.

— А ну все заткнулись! — рявкает Катя. — Ты — одевайся!

 

Катя тащит меня за собой, ухватив за рукав. Сшибается плечами с прохожими, бормочет:

— Идите на хуй! Пошли на хуй все!

Аптека. Слава Богу.

Катя привалилась к витрине, тяжело дышит, барабанит ногтями по стеклу. Кошелка в стеганом пальто донимает провизора:

— А это не вредно для печени?

Минут десять слушали про вредные добавки, которые китайцы нарочно пихают в лекарства для похудения. Провизор вытаскивает бумажку из пачки с чаем, кошелка принимается читать вслух, пришлепывая губами. Катя оттирает ее плечом:

— Мне, пожалуйста, тест на беременность.

Кошелка закрывает окошко сиськами, как амбразуру немецкого дота:

— Девушка, здесь очередь!

Правильно: ни шагу назад! Умрем, но не пропустим!

Катя взрывается:

— Вы не можете дома почитать?

Провизорша приносит четыре коробки:

— Вам какой? Есть экспресс-тест. Есть комфорт, там две полоски. Можно проверить еще раз. Вот этот — с пипеткой и планшетом, там более точный результат. Вот этот — струйный, не надо собирать мочу.

— А какой лучше? — Катин голос дрожит.

— Комфорт, — провизорша гладит животик. — Я сама им пользовалась.

— Дайте струйный, — убитым голосом отвечает Катя.

 

Сижу в блинной, на полу грязные следы, передо мной остывает кружка «чая императора». Пить не хочется. Катя пошла в туалет, там, наверное, очередь. Мобильный звонит:

— Иди сюда, сука!

Иду, оставив в зале наши вещи.

Катина рука втаскивает меня в женский туалет. Тетка у раковины шипит:

— Молодой человек, вы с ума сошли!

Катя тычет мне в лицо какую-то штуку:

— Смотри!

— Смотрю…

— Сколько тут полосок?

— Две? — Я чувствую, что сейчас упаду. Мой локоть скользит по сине-оранжевой стенке.

— Поздравляю! — улыбается тетенька. — Поздравляю, папаша.

Я тупо смотрю, как вода капает с ее рук на края раковины. От синего света болит голова. Мне трудно дышать. Я вообще не вижу никаких полосок.

Катя трясет меня за руки:

— Дима, что же делать?

— Не знаю. Наверное, тест неправильный.

— Идиот!

— Сама идиотка!

 

В блинной пахнет горелым маслом и солянкой, мне жарко, Катя делает вид, что задыхается. Сидим за оранжевым столиком, она возит пластиковый номер по подносу:

— Меня раздражают эти люди. Меня от них тошнит. Обязательно было вести меня в эту рыгаловку?

Подплывает юноша с угревой сыпью, сальные волосы торчат из-под оранжевой шапочки. Ставит перед Катей две тарелки с бурыми прямоугольниками блинов:

— Приятного аппетита, сударыня.

Катя хватает пальто и вылетает на улицу, я пихаю в рот половинку блина и плетусь за ней.

Это обязательно — блевать в урну? Есть же уборная.

Катя сплевывает и дает мне пощечину. По красным щекам текут слезы.

— Я в эту рыгаловку больше никогда не пойду. Сударыня! Кустодиевская купчиха, блядь! Я что, похожа на жирную пизду, которая сидит у самовара и лакает чай из блюдечка?

 

 

Я хочу есть. Я не завтракал, если не считать той половинки блина. Катя не хочет в ресторан, потому что там люди. Катя ненавидит людей, потому что они мудаки. Взял такси и отвез ее в гипермаркет с большим фудкортом. Там почти пусто, но столики стоят и еда худо-бедно продается. Огромный зал, стеклянная стена и ласточки гнездятся под потолком. Это нерентабельно, но приятно.

За стеклянной стеной падают хлопья снега. Начинка в бурритос прокисла, тесто задубело. Бесплодная смоковница, скоро ее срубит Иисус.

Грызу и слушаю, как рыдает Катя. Завтра в женскую консультацию, мы уже все решили. Звонили теща и тесть, спрашивали, как она себя чувствует. Катя послала маму в то место, откуда берутся дети. Сморкается и рыдает, шатает пластиковый столик.

Кюреткой делать не будем, только химический. Мясной шарик оторвется, и Катино влагалище выхаркнет красный плевок. Мы столько раз обсуждали это в комьюнити, а теперь нам предстоит сделать это самим. У нас это первый аборт, и мы должны подойти к истреблению зародыша ответственно, как взрослые, образованные люди. Выбрать хорошую клинику на случай, если будет сильное кровотечение. Аборт — это серьезно.

 

Как только мы все обсудили, Кате стало лучше. Щеки порозовели, с лица ушла желтизна. Катя даже попросила купить пива, чтобы мясному шарику лучше плавалось в ее животе. Потом ей почему-то захотелось погулять по берегу залива, и мы весь оставшийся день искали выход, но так и не нашли. Оказалось, там везде какие-то предприятия и свалки, везде заперто, горы мусора, присыпанные снегом. Тучи осатаневших чаек и стаи диких собак. Интересно, куда отправляются мясные шарики? Наверное, в канализацию.

Домой, к теще и тестю, мы не вернулись. Уже в сумерках приехали в нашу новую квартиру, я развернул матрас на пахнущем лаком полу и уложил Катю. Раньше на этом матрасе спал Хамза — хорошо, что он его не унес. Ступни слегка прилипают к полу, надо было подождать еще пару дней, но Катя скорее повесится, чем будет общаться с родителями.

Хамза оставил батон в нарезке, две банки «Балтики-семерки», чай и зеленую колбасу, которую я тут же выкинул. Я открыл пиво и отнес его Кате:

— Ну, с новосельем.

Она сонно пробормотала:

— Прости, что я сегодня так себя вела. Я была не в себе.

— Я привык.

На самом деле она всегда такая, просто не замечает. Я обнял ее и пообещал, что не позволю этому зародышу испортить нам жизнь.

 

Проснулся на столе, с банкой пива в руке. Вокруг стояли мои и Катины родные: теща, тесть, мои мама и папа, сумасшедшая бабушка Лиза, Катины двоюродные сестры, ее дядя из Казахстана, моя тетя Таня из Израиля и дальние родственники, которых я никогда не видел и знал только по маминым рассказам. Родичи не помещались в комнате, кто-то из них, как я понял, стоял на кухне, кто-то ждал на лестнице, кто-то курил в ванной — я видел все это и одновременно лежал на твердой столешнице, от которой болели лопатки и затылок. Теща и тесть положили мне на грудь и на живот несколько красных гвоздик и отошли в сторону. Рядом оказался еще один стол, на котором лежала моя жена, накрытая белой простыней. Моя мать взяла эти гвоздики и положила их на Катин живот. Где-то хлопнула пробка, я приподнялся на локтях и попросил налить мне тоже.

— Тебе нельзя пить, — строго сказал Катин отец. — Ты должен выносить нашего внука.

Я пообещал не пить и вообще постараться родить здорового ребенка.

— Поздравляем! — говорили родичи, подходя к моему столу. Покойный дедушка поправил мою подушку со словами:

— Ешь больше творога, в нем кальций, это полезно для костей.

Прабабушка цыкнула на него:

— Не лезь! Мальчик сам знает, чем питаться. Он будет хорошим папой.

Я спросил, не обиделась ли она, что я не приехал на ее похороны.

— Нисколько, — ответила прабабушка. — Я же знаю, ты сдавал экзамены.

Еще прабабушка обещала, что поможет ухаживать за ребенком, и это очень кстати: ведь Катя весь день занята на работе. Не приставлю же я к маленькому таджика?

 

Катя трясет меня и пинает по почкам. Она уже одета, пол пахнет пивом, на свежем лаке — мутное пятно. Голова трещит, как будто я квасил весь вечер.

— Пойдем к врачу! — командует Катя.

— К какому врачу, мне на работу… — я зарываюсь лицом в матрас.

— Бери выходной! — Катя продолжает крушить мои ребра. — Ты должен меня поддержать. Я не хочу, чтобы ЭТО было во мне.

— Хорошо.

 

 

— Мужчина, вам туда нельзя! — кричит гардеробщица.

Катя, шурша бахилами, исчезает в чреве женской консультации. Я сижу на железной скамейке напротив плаката с семимесячным плодом и от нечего делать читаю брошюрку. Ее писал какой-то уебан, который утверждает, будто плод у мамочки в животе все слышит и понимает.

Звонила теща, просила уговорить Катю оставить ребеночка. Я пообещал сделать все возможное.

Кати не было долго, наверное, целую вечность. Я наблюдал, как мимо проходят брюхатые бабы, а их самцы ведут их под локоть, охраняя плодное яйцо. Как будто там внутри целая вселенная.

— Все в порядке! — Катя кидает скомканные бахилы в мусорную корзину. — Она сказала, у меня там спайки. Чужого не будет.

Мы с Катей обнимаемся и идем пить шампанское.

 

Вечером я еду к теще и тестю за вещами, Катя наврала, что у нее болит голова.

Евгений Сергеич говорит:

— Молодец, Димон. Я в тебя верил. Только не открывай, пока не родится малыш.

У меня в руках голубенькая коробочка с пышным синим бантом.

— Мы с Женей долго выбирали, — кивает Ольга Петровна. — Тебе понравится. Только не показывай Катеньке.

Я ничего им не говорю о консультации и полосках, которых не было. Нас оставят в покое — на время. Надеюсь, Катя попринимает таблеток и успеет подлечить нервы, иначе мне придется снимать комнату или искать работу дома в Воронеже.

 

Такси едет по правому берегу Невы, я протираю запотевшее стекло, чтобы рассмотреть место, где не воткнется в мать-землю газпромовский штырь. Катя зря боялась, что он испортит панораму города. На старой квартире остался целый моток синей ленты, которую Катя резала и раздавала на акциях, его теща и пустила на упаковку подарка.

Я открываю коробочку. Там лежит детская бейсболка с надписью «Я люблю папу». Но любить меня, в общем-то, некому.

Отдам Славе, пусть наденет на своего покемона.


Copyright © Упырь Лихой, 16.01.11