gblthcbz

(oleg razumovsky)

ПИДЕРСИЯ

Я

стоял на подножке вагона мчащегося в ночи поезда и стучал что есть силы в наглухо запертую дверь. Никто не открывал, я всем был похую. Шел снег, лупил по щекам каленым. Крепчал ощутимо мороз. Рвал долой последнюю одежду злой ветер. Я без куртки и шапки. Все теплые вещи остались в купе. Голыми руками держусь за заледеневшие поручни. А скорость поезда все увеличивается, хоть и так кажется, что шибче уж некуда. И прыгает бедное сердце от промерзших пяток к застуженному насмерть мозгу. И наоборот. Только мелькают мимо стремительно, как в сознание пьяного или обдолбанного чела, плохо освещенные полустанки, на которых, увы, не останавливается этот ебнутый скорый. И я понимаю вдруг отчетливо, как холодным клинком под ребро, что на этот раз погиб окончательно. Не будет мне спасения. Все, пиздец, думаю судорожно. Кончено со мной. Мороз по коже и искаженной задубевшей роже. Сжимаются от неотвратимой беды бедные яйца. Сердце готовится к последнему прыжку. На память приходит все самое трогательное. Деревенею, бьюсь лбом о закрытую наглухо дверь. Сверху откуда-то слышу металлический голос: «допрыгался ты, пацан, хана тебе теперь». «Что б у вас хуй на лбу вырос!» - кричу пидорасам в холодную мглу. «Да чтоб ваш адский поезд сошел с рельсов и ебанулся на хуй под откос вместе со всеми там хуесосами, пьющими в тепле чай, борматуху и жрущими поганую колбасу».

Я очнулся очень резко, будто кто сильно толкнул меня в бок. Увидел перед собой комнату, покрытую инеем. В открытое окно задувал холодный осенний ветер. Доносились крики ворон и галок с близлежащего кладбища. Напротив меня на добитой койке спал и громко храпел товарищ по вчерашней поддаче. Этот мужик с рожей убийцы пригрел меня нынче ночью. Есть все-таки нормальные люди.

Я прикрыл окно и стал будить хозяина жалкой комнатушки. Звали его Потап, я припомнил с большим трудом. Еле-еле растолкал мужика. Он мычал и строил отвратительные гримасы. Бормотал что-то невнятное, но явно агрессивное. Плевался, матерился по-черному, грозился заразить меня туберкулезом. Обещался, наконец, прибить меня, волка позорного, зарезать и выкинуть на помойку. Велел мне разбираться... То есть, убираться на хуй из его дома. Постепенно, однако, успокаивался. Скатывался на пол, гремя костями, так что дрожал этот чуть живой домишко. Казалось, он вот-вот рухнет. А Потап вставал в свой недюжинный рост. Приоткрывал свинцовые веки, фыркал, сморкался, откашливался с мокротой и кровью, передергивался всем телом. Стоял передо мной, как спал, в рваных черных матросских штанах и вылинявшей тельняшке. Соображал мужик что к чему.

Мы ощущали страшный холод и потому грелись на маленькой и оттого вдвойне уютной кухне. Включили газ на всех комфорках, курили теплую Примку, которую Потап, даже в дымину пьяный, не забыл положить на батарею, перед тем как окончательно вырубиться. Оба мы понимали, что неплохо бы похмелиться. Вот только чем? Стоял в полный рост проклятый вопрос. Нас колотило и мутило. Скорябало по всему телу. Раздирало на части и кидало по разным грязным давно не метеным углам кухоньки. Наконец, мы собрались с остатками жалких сил и отправились за вином на удачу. Может, попадется знакомый карифан при башлях. И выйдя на улицу, сразу обратили внимание на обилие траурных флагов, что весьма соответствовало нашему мрачному настроению. Я даже приободрился немного, мне это было как бы в кайф.

- Кто-то из больших начальников дуба дал, - сказал Потап задумчиво. - Точняк. – И даже взгрустнул, вроде. В душе он был довольно добрый мудак, несмотря на зверскую рожу.

Честно говоря, нам было абсолютно по херу, кто из высокопоставленных хуеплетов склеил ласты. У нас внутрях все дрожало, плясало и гудело, как на блядских именинах у какой-нибудь зачуханной ведьмы. И только когда конкретно упали на хвост одному знакомому, Большуну Мишке, который купил сразу шесть штук бормотушки «Осенний зад», чтоб не показалось мало, и выпили по стакану, сидя возле горячей батареи в туалете, где работал этот старый хрыч, а потом повторили, чтоб догнаться, и затянулись Примкой, осведомились всё ж, наконец, кто из правящих нами долбоебов откинул копыты. Отвечали нам почему-то шепотом, что никто иной, как сам Брежнев Леонид Ильич и есть тот важный покойник. А ведь казалось, что этот долпоёп будет жить вечно, хотя и смотрелся вечно едва живым.

«Ой, блядь», - подумал я, капитально захорошев после третьего грибатого, который уже одевал за упокой души. (Чтоб ему, падле, земля была колом). Я понимал очень отчетливо, что кончилась целая эпоха, и все наше миропонимание как бы сразу пришло в негодность. Хотел даже загрустить слегка. Однако Потап резко оборвал мое хлипкое настроение логикой железного человека.

- Хуй с ним, - проговорил он сурово и выпил всю бутылку из горла. За пять секунд буквально. Знал мужик точно, что нельзя давать слабинку в этой ебаной жизни, иначе тебя как пить дать заплюют, обосрут и затопчут окончательно.

Я же, молодой еще, все же задумался о жизни, прошедшей при роже Брежнева на экране телика. Вспомнил все, о чем молчали мы эти годы и о чем базарили с карифанами на крохотных кухнях за бутылкой червивки. Короче, хуево мне стало, но не плакать же Потапу в фуфайку. Она у него вся пропахла керосином. Все мы помянули Пахана молча, думая о своем, выпивая по очереди из одного хрущевского стакана. Между тем, смеркалось, не успев как следует засветить. Погода стояла уже который день смурная. Нет чтоб светануть солнышку хоть бы на краткий миг. Ни хуя подобного. Свинцовые тучи нависли над нами, наверное, надолго. После четвертого стакана я крепко задумался, обнимая теплую батарею, как любимую женщину. Шибануло в нос острым запахом мочи, и я скользнул мыслью в далекое прошлое, когда эра почившего в бозе генсека только начиналась.

***

Я гулял темным вечером, как всегда один, по почти безлюдной улице. Плохо одетый, запущенный, никому не нужный, агрессивный подросток. Уже стремящийся в дурную компанию, где пьют, воруют, ходят с ножами и порой пускают их в ход. Только что расставшийся с девчонкой, которую прижимал к забору и делал с ней то, что строго запрещалось в школе и дома. Чуть не попал ей, сучке, в эту узкую щелочку между ног, но она так дергалась, дешёвка, что я промазал, и в итоге моя малафья залила ее полуснятые трусики и густые волоски бодрой пизденки... И вот как-то случайно, слово за слово, познакомился с модным молодым человеком старше меня лет на десять. Его вид был носат, насмешлив и надменен. В то время таких типов называли чуваками. Желтое верблюжье пальто, узкие синие брюки-дудочки, остроносые туфли-макасы на высоких каблуках. Курит иностранные сигареты «Джебл», которые так просто не купишь в обычном ларьке. Мы разговорились постепенно на актуальную тему - смена главных фигур на кремлевском олимпе. Чувак резко и громко на всю улицу, пугая редких итак зашуганных пешеходов, утверждал, что свинья Брежнев ни чем не лучше борова Хруща. По ходу он ругал все советское, в том числе и наших баб. Типа того, что все они курносые, толстые, кривоногие и неопрятные. Ему, например, с ними противно общаться. Потом он купил бутылку портвейна и мы пошли в туалет, чтобы приговорить ее там за знакомство. Пили по очереди из горла. Чувак все больше возбуждался. Говорил, что нигде не работает и не собирается, еще чего, пахать на ебаную систему. Утверждал, что жить после тридцати не интересно. Поэтому нужно прожигать жизнь как можно круче. Советовал мне подобрать себе прикид получше. Ведь я симпатичный пацан. При этом он прямо ел меня своими карими маслеными глазами. А когда я пошел поссать, он стал рядом и не отводил глаз от моего члена. Я уже начал кое-что подозревать, а чувак и говорит: «слушай, пацан, подрочи, а?» Тут я, наконец, конкретно въехал. Да он же пидор! Мои блатные дружки предупреждали меня, что если выпьешь с таким, сам становишься еще хуже. И как только чувак попытался меня обнять, я схватил уже почти пустую бутылку, разбил ее о батарею и розочкой въебал ему в горло.

«Да, блядь, хватает в этой жизни пидарасов, козлов, жлобов и прочих уродов», - додумывал я уже в мрачном настоящем, сидя возле тёплой батарее, смоля примку и прислушиваясь к мудрым речам пьющих из горла мужиков.

Copyright © oleg razumovsky, 01.04.01