Ур

(Sziren Moritz)


опубликовано на neo-lit.com


 

Ты радовался, когда из свиньи в синей кепочке его сделают кормильцем крыс. На иллюстрации было изображено, что это занятие сделает его почти человеком: его человекоподобная фигура, осиянная лучами славы человеческого разума.

 

Позвать смотрительницу, выбрать одну из свиней в кепочках. Позвать охранника, чтобы доставил свинью в комнату 8/9. Пойти искать эту комнату. Начать выбирать между 8/9, 8/10, 8/11 – с таким тяжелым чувством, словно выбираешь операционную для самого себя. В 8/11 ты видишь девушку, скорчившуюся у койки на холодном бетоне, в желто-оранжевом клетчатом пальто на голое тело; огромный капюшон закрывает её лицо.

 

~~~

Я всё пропускаю, я всё забываю. Совсем скоро это будет уже неважно, ведь каждый из этих символов будет переведен в крохотный электрический импульс, взрывающийся зенитным облачком в мозгу воспринимающего. Да и вряд ли кто-либо будет «воспринимающим» - зачем? – если всё и всегда, одновременно, будет у него в сознании, которое перестанет сознавать, растворившись в глобальной материи, в которой есть всё, точно так же, как нет и ничего; уже никто не скажет с немецким акцентом «be careful with “we”», всё будет «мы», всё будет «нас» и мириады тонких тел будут подвешены к субстрату, а сознание будет лишь дрейфующей амебой. Арфы древнего Ура всегда будут звучать у нас в головах.

 

Я забываю о том, что я и что мне. И это тоже можно опустить (см.следующую электротильду ~~~). Я остановился в коридоре, потому что увидел пожелтевший рисунок-схему, словно из выветренного временем известняка, иллюстрацию к стандартной процедуре, вроде «вытяни шнур – выдави стекло». «Выбери свинью – преобразуй в кормильца крыс». Шесть иконок: две колонки, три ряда. 1: спины свиней в синих кепочках. 2: указующий перст, обозначающий выбор подходящей свиньи (необходимо ли для этого иметь определенную квалификацию?). 3: хирургическое вмешательство. 4: социально-психологическое вмешательство. 5: знакомство с крысами. 6: он стоит в полный рост и разбрасывает корм; мы видим его со спины, его фигура обрела дополнительный рельеф и даже какую-то барельефность за счет золотых лучей, испускаемых откуда-то свыше.

 

Я зову смотрительницу в форме. Это всегда одна и та же женщина. Она вообще всегда одна и та же. Одна идея, одно воплощение, один и тот же отпечаток на моей сетчатке. Если это не та женщина, то я скажу, что это другая женщина или не женщина вовсе – это стена, пароход, собака, клопы, проход, жажда, ватная каракатица, потерянные зубы или арфа. И если это она, то она всегда мне нравится и только по этой причине я могу к ней обратиться. Я знаю, что это может и, скорее всего, запустит привычный механизм коммуникации – топливо определяет тип запускаемого двигателя. Одно слово, которое можно было бы и не произносить, создаст уникальную крупинку интеракции. Ни убить, ни разрушить, ни редуцировать. Таков текущий момент, который я уже уношу с собой, следуя за карикатурно-прямоугольным охранником. Момент соскальзывает прямо в горло моей памяти, я облизываюсь, ощущая послевкусие тембра голоса, пересветов глаз, облака гормонов, что возникло предо мной. В хлеву я дощелкиваю последние тринитрозвездочки и понимаю, что согласился поучаствовать в стандартной процедуре отбора. Похоже, что это занятие столь же увлекательно, как и каждодневное поддержание порядка в общественном учреждении при помощи дырявой тряпки и замызганного ведра.

 

Мы стоим на небольшом балкончике, под нами полный бассейн грязно-серых спин и синих кепочек. Охранник скучает, ему не терпится отделаться от надоедливого туриста. Не скажу, что меня завораживает это зрелище, но и отторжения не вызывает тоже. Запаха практически не ощущается, слышится тихонькое похрюкивание, какие-то вздохи. Где-то в центре бассейна задрался синий козырек и я наугад туда тыкаю пальцем. Охранник разворачивается, нажимает несколько кнопок на настенном табло и кивает мне, чтобы я убирался. Я успеваю отметить лишь то, что где-то загудел мощный механизм и краны с крюками чахоточно дернулись, словно пробуждаясь. Закрыв за собой дверь на ключ, охранник неопределенно махнул рукой, буркнув: «8/9 - туда», - и потопал в противоположном направлении. Видимо, когда-то тут был прогрессивный научный центр, а сейчас от его научности остались только строгие полуслепые коридоры да многочисленные табло с перегоревшими лампочками и разбитыми динамиками, из которых слышится шум крыльев и несет запертыми быко-львами.

~~~

 

8/11 – мне нечего тут делать. Ведь в любом случае это будет 8/9. Подхожу к неподвижной девушке, осторожно приподнимаю капюшон пальто, вижу её глаза, бессмысленно уставившиеся в пол. Разумеется, я узнаю её лицо, мне даже известно её имя. Осторожно укладываю её в койку, укрываю одеялом. Оглядываюсь вокруг: ничего, что бы напомнило мне о свиньях, но мне вдруг становится так дурно, как не было в хлеву. Тут вроде бы прибрано, всё старое, но добротное, - так, к примеру, можно описать акушерские щипцы Чемберленов. Спрашиваю:

- В чем дело, почему ты тут?

- Когда я смеюсь, я какаюсь, меня это очень смущает, - мне это ничего не говорит, кроме того, что я узнаю её, что всегда узнавал, что когда-то наши хромосомы уже переплетались и даже убивали друг друга, мы – часть самооплодотворяющегося паразита человечества, я смотрю на неё и вижу всех живых и мертвых; но тут я вспоминаю про свинью в процессе.

- Давай я зайду к тебе чуть позже.

- Ты не сможешь, ведь тебе понадобится уже ночной ключ.

- Я что-нибудь придумаю.

 

Выхожу и натыкаюсь на пожилую врачиху в потрепанном белом халате:

- Ах, вот ты где! – восклицает она и запирает дверь на другой ключ. На мой безмолвный вопрос она отвечает с хитрой улыбкой. – Ночной ключ ты сможешь получить, только если будешь хорошо себя вести на процедурах.

- На каких еще процедурах, мне-то они зачем? Мне лишь нужно было обсудить свои хронические головные боли и эти, свиньи эти, я ведь, кто я, куратор или кто я?

Старушка листает передо мной книжный обрез дверей и вот мы уже заглядываем в 9/8 – нет, мне не нравится, похоже на операционную, хотя сюда и светит предзакатное солнце.

- Да, в выборе важен не только ум, но и ур.

- Что вы сказали?

- Ничего, пойдем лучше спросим у моей ассистентки, какая палата тебе лучше всего подойдет.

 

Следуя за ней по коридорам, пытаюсь вспомнить, у кого же это было: поощрение, которое кажется преимуществом (краткосрочным), но ради получения которого ты должен пожертвовать свободой (долгосрочной). Пытаюсь шутить:

- Это же было у Кальвино или Буццати, еще Ирвин Гофман это подробно описывал, говоря о «тотальных институтах»; ну же, говорите, откуда же вы вытащили эту девушку и этот цирк с превращением в «человека»?

- Откуда ж я знаю, нам тут всё готовое спускают.

- Нет, ну отчего же, готовыми тут спускались только панельные стены этого здания, да и то – краном, всё же остальное, даже эта отвратительная зеленая масляная краска на стенах, потускневшие солярные замки, каталки – это всё ваше.

 

Перед кабинетом растянулась длинная очередь.

- Ой, всего два часа прошло, а уже так много народу, - с какой-то дребезжащей наивностью в голосе удивляется она. «Два часа!» вспыхивает у меня в мозгу, а как же та девушка?

- Извините, - зачем-то говорю сидящим в очереди.

В самом кабинете тоже полно народу. Ассистентка, такая же старушка, в таком же халате, сидит за столом, остальные – на кушетках для пациентов, видимо, все они – психоневрологи, как и те, кто за дверью.

- Мы должны рассмотреть ваше дело, - в упор выдает очередь «ассистентка», начинаю закавычивать всё, что вокруг, чтобы лишний раз «лишнего» не «сказать». И всё же я внутренне радуюсь и поддакиваю:

- И про девушку её спросите!

- Да нет там никакой девушки, - старушка за столом отмахивается, - если вы имеете в виду 8/11 – это часть стандартной процедуры по внедрению сострадания.

 

- Для постижения нужен ум и ур, - зачарованно шепчет старушка, стоящая передо мной.

- Что это? Это описка, оговорка?

- Это не оговорка и не описка, а защемление формального нерва, - отвечают мне.

Врачиха пятится, но за её спиной возвышаюсь я и шиплю:

- Тогда кто же я?

Она не отвечает, а просто тупо пялится в окно, где постоянный закат окрашивает постоянный мир в постоянный золотой цвет, испускаемый откуда-то свыше:

«Ум и ур, ум и ур, ум и ур…» - только что и шепчет она.

 


Copyright © Sziren Moritz, 09.08.11