No more salvation

(Графоманьяк)

опубликовано на neo-lit.com

Я бы рад, конечно, начать с нулями в датчиках и счетах. Чтобы вместо трасс бугорки и ямы, ветер и нищета. Чтоб я был пустой и холодный самый - айсбергам не чета. О таком ведь вряд ли расскажешь маме, но это моя мечта.

Я – металл, не из самых сильных, ты убийственный кислород. Я улыбки менял, носил их, и натягивал на свой рот. Ты - дыханье, но и коррозия, каждый день мой с приставкой "окси". Говорили "не тронь амброзию", но я, видимо, не сберегся.

Это юность во мне не стынет все, хотя вроде давно пора. Я-то думал вот-вот отхлынется и отвалится как кора. Эта легкость всех подкупает, льется строками из пера. И судьба, может и скупая, варит кашу из топора.

Ты сидишь как солдат удачи и смеешься, над ней шутя. Куришь, щуришься, это значит скоро будет опять ништяк. Мы догоним всех и догонимся, и уедем не раньше трех; про Пелевина, Блока, Гомеса продолжая привычный треп.

Но я вижу как между строчек ты воешь, корчишься или злишься. О таком потом пишут очерки в дневниках те людей излишки, что несут свою недопрозу всю; и читают с святым лицом. Подарил бы им всем по прозвищу, но негодно быть подлецом.

Знаешь, знаешь. Да все ты знаешь, притворяешься мудаком. Кот в мешке и талантов залежь среди путаных катакомб. Все мне можно, но вот нельзя лишь о тебе говорить таком. Крепость тайны была, но взяли ж, так, давай теперь о другом.

Ты спешишь и торопишь стрелки, льется музыка и из уст; и из сыра, что без тарелки; и из водника «Иисус». Я люблю спотыкаться, раниться - так острей живется, быстрей мертвеется. Между мной и людьми – неравенство, цвет отчаянья, запах вереска.

Замедляю стиха пульсацию, расскажи мне как дышит смерть. Невзирая на все их санкции нам пора бы ее суметь. И не важно там, двадцать семь ли, тридцать восемь или сейчас. Да у всех нас бывают семьи, только им не хватает нас. Птицы так отличают стаю от всех прочих ненужных стай. Видишь, я тебя не спасаю. Вот и ты меня не спасай.