Россия, возродись!

(Упырь Лихой)

Россия, возродись!

Превед, с ваме снова Станеслав Почепа. Если кто-то сильно возбудилсо, первые две страницы можно пропустить.

В прошлых мануалах я рассказал вам, как получить достойное образование, добыть из говна юань и победить правящий режым. Сиводне я расскажу, как поднять страну с колен.

Четыре долгих года мы с ваме познавали свободу на вкус: рыли землянки, рубили торф, жрали борщевик да сныть, топили кизяками тандыр. Я работал наравне со всеми, как обычный русский поцан и патриот.

Ональные псы упрекают меня в захвате власти, но это наглый песдеш. Власть валялась под ногами, и никто не хотел ее подбирать. Мне пришлось взять ее по многочисленным просьбам трудящихся. Это противоречит принципам анархизма и моим личным принципам, но я не думал о себе, я думал о судьбах России. И вот что я придумал: если поднять Россию с колен, она будет шатацо как пьяный медведь, так шта ей нужно встать на все четыре конечности, как наши далекие предки. Опорой нации стали Воины, Торговцы, Охотники и Собиратели.

В это трудное, но счастливое время каждый делал для Родины что мог. Я лично собрал несколько компьютеров для нужд Временного Правительства. Правда, их было неудобно двигать с места на место, потому что каждый весил центнер, так шта я напряг свой технический гений и сделал ноутбук из старого кейса. Мама и папа Сержик очень меня хвалили и дажэ провели Первый Национальный Нанотехнологический форум, где присутствовали поцоны со всей России и ближнева зарубежья. Инициативу быстро подхватили, щас наиболее прогрессивные юзеры мастерят водонепроницаемые ноуты из мыльниц и противоударные планшетники из сковородок. Мыльницы, канешна, гавно, зато сковородки надежны как древний айбиэм. Хотя кому я это говорю, вы сейчас палюбэ читаете со сковородки.

Не верьте ональным псам, которые врут, что я не сделал ничего хорошего. Я полностью выполнил свою политическую программу. И ни одна собака не кинет в меня гнилой помидор, потому что их съели. И помидоры, и собак.

Если кто не помнит, программа была такая:

1. Защита отечественных производителей.

2. Мир без аннексий и контрибуций.

3. Продажа вотки в любое время суток.

4. Курить настоящие сигареты в любом месте.

5. Отмена всех налогов и сборов.

6. Свобода совести, слова, собраний, союзов.

Доколе вы будете гавкать, ональные псы? Разве плохо, что Россия вышла из ВТО? Я помог вам победить проклятый консумеризм и очистил рынок от некачественных иностранных товаров. Я возродил российское компьютеростроение. Не будь меня, вы бы так и юзали китайские таблетки с виртуальной разверткой. И покупали бы новые каждый год, когда кончается лицензия. Стыдно русским воинам зависеть от гепатитов! И вообще, таблетку легко потерять или там утопить в сортире, а сковородку так просто не проебешь.

Разве плохо, что я вернул стране Урал? Канешна, гепатиты выработали все, но в горах еще можно ставить ветряки и солнечные батареи.

Разве плохо, что к нам примкнул Таджикистан? У нас появился островок арийской духовности в самом центре китайской империи.

Разве плохо, что вы можете пойти в магазин в любое время суток и купить бутылку вотки? Канешна, надо долго искать магазин и надавать песдоф владельцу, чтобы он показал, где прячет продукты. Но дорогу, как говорицо, осилит ебущий. И, кстати, за вотку в магазине надо платить всякими полезными ништяками, поцоны про это почему-то забывают. Мы — не псы кровавава режыма, а честные анархисты.

NB! Не пейте спирт на автозаправках! Это технический спирт.

Не пытайтесь варить самогон во избежание отравления метанолом! Меняйте ништяки на проверенный самогон в 19 Общине Кронштадтского района, читателям — скидка, купон предъявить на КПП.

Насчет настоящих сигарет вы тоже в курсе. Я отменил трехлетний срок за курение в общественных местах. Все были рады. Кто ж виноват, что вы за неделю ссосали все запасы курева? Да, новый табак растет долго, но время не имеет значения для реальных поцоноф. Учитесь достойно преодолевать небольшие трудности. Если совсем припрет, купите насвая у таджиков, но предупреждаю: в нем куриное говно.

Многие песдели по поводу принудительных работ: типо, это нарушает права человека. А как вы хотели освободиться от налогов и сборов? Как вы хотели пополнить госбюджет? Не гонитесь за юанем, думайте о благе России. Да, вам не удастся пожить при развитом анархо-коммунизме, но вы обеспечите будущее нашых детей и внуков.

Насчет свободы слова, собраний и союзов скажу следующее: идите на хуй.

Тут дажэ бес комментариеф.

Свои мемуары я продолжу с того момента, когда мы плыли на Большую Землю в амфибии товарища Сяо. Все сущее покрыли воды, из них торчали черные стволы деревьев и что-то носилось над водами. Иные утверждали, что Божий Дух, иные — что Великий Химик, а иные — что какое-то мистическое существо, то ли Гамаюн, то ли Гальюн, типо детишек и мгеровцев пугать.

Мы с Иваном Сяо обсуждали иго демократии, казней ряд кровавых, и трус, и голод, и пожар, и прочие няшные вещи. Вопщем, все было как у обычных анархистов на первом свидании.

Внезапно мотор заглох, и товарищ Сяо наврал, что кончилсо спирт. Этанометр показывал, что там еще литра два, и я сперва не въехал в такие навороты. Откуда мне знать, может, соплеменники товарища Сяо на Большой земле угандошили моих однокурсников мелкими партиями, типо во время кризиса очень важны запасы мяса.

Я схватил Ивана за горло и пристально заглянул ему в глаза.

— Еби меня как сучку, — попросил Иван.

Я ответил:

— Прости, товарищ Сяо, ты четкий пацан и настоящий друг, но у меня суко ревнивый и мстительный бойфренд. Если я тебя натяну, он опять со всей Россией переебется.

Товарищ Сяо смахнул слезу с изогнутых ресниц и утер мокрые ланиты широким рукавом. И сказал:

— Ну хоть подрочим?

Канешна, мы подрочили, а потом он еще долго сосал, но никаким содомским ахтунгом мы не занимались. Ебать гепатита — непатриотично, даже когда его зовут Иван.

Смеркалось, пахло гарью и гнилой водой. Мы с товарищем Сяо лежали на заднем сидении в братских объятьях и вели уже серьезный разговор: как поднять из руин нашу великую Родину. Очень много смелых замыслов предложил тогда товарищ Сяо. Например, наркотуризм, благодаря которому загнивающий Запад спас экономику России и Таджикистана. Но не будем забегать вперед.

Когда нас прибило волнами к Большой земле, уже опустилась ночь, и бывшие мгеровцы жгли на берегу небольшой костер. Ну, типо, сильно замерзли за прошедшие двое суток.

Я объявил состав кабинета министров.

Премьер-министром я назначил товарища Ивана Сяо, чей неоценимый опыт вкупе с креативным мышлением поможет России стать независимой от Китая.

— Служу России Молодой! — воскликнул товарищ Сяо и кинул зигу.

Я взглянул на лицо Мишы, освещенное пламенем костра. В нем было что-то дьявольское.

Министром торговли и промышленности я назначил мою маму. Миша швырнул в меня горящей головешкой, но я увернулся.

Министром финансов я назначил Мишынава папу Сержика, чиста чтобы мальчик не волновался за свое будущее. Нет, все равно сидит злой.

Министром внутренних дел я назначил Рамиса, с которым мы познакомились на едином госэкзамене. Это тот самый таджик, который таскал с собой оленя. Он, вопщем, оказался неплохим парнем, а из лука стреляет как Робин Гуд.

Рамис сразу полез обнимацо, и Миша швырнул вторую головешку.

Министром здравоохранения я назначил мамину герлфренд тетю Лену.

Министром энергетики я назначил бывшую мамину герлфренд тетю Веру.

Потом я спросил красивого блондина, как его фамилия.

— Брейнингер-Ясколайнен, — ответил он и погладил себя по бедрам.

— Отлично, — говорю, — будешь министром иностранных дел.

Миша вскочил и завопил, что я мудак, но его усадили обратно.

Министром обороны я назначил дядю Толяна, который препод ОБЖ на наших общинных курсах. Дядя Толян научил меня всему: тактике партизанской войны, изготовлению 3D-ловушек, искусству ближнего боя и прочим полезным штукам. Например, как сделать фаустпатрон из водопроводной трубы.

Потом я назначил несколько бывших мгеровцев на всякие дурацкие посты: министр сельского хозяйства, регионального развития, транспорта, МЧС и тэ дэ. Все равно у нас ничего такого нет, но поцонам приятно.

Министром культуры я назначил Владу Яворскую, потому что она деффка.

Все обнимаются, раздеваются, поздравляют друг друга с назначением.

Только Миша бродит как апущенный, мне его даже жалко стало. Я нашел в кармане подтаявшую конфету с праздничнава стола, протягиваю ему:

— Кушай, набирайся сил.

Миша смотрит на конфету и рыдает. Говорит:

— Хочу домой, к моим папам.

Я его обнимаю, типо все буит хорошо.

Он:

— Отстань!

Из его речи я понял, что у меня большие амбиции, но маленький хуй, что товарищ Сяо — подлая китайская блядь, а мой кабинет министроф — сборище тупых лузероф и уебаноф, в которое Миша и сам бы отказался вступать. И даже если я буду умолять его на коленях и в позе раком, он не согласится войти в правительство РФ.

Я успокоил мальчика: типа, он теперь Первая Леди страны, а будет песдеть — сошлю в монастырь.

Миша гордо поднял подбородок и хуяк меня ручонкой по щеке.

А товарищ Сяо хихикает, закрывшись рукавом.

Мишаня осмелел и хуяк по второй.

Товарищ Сяо раскрыл нефритовые уста и молвил:

— Назначь его министром связи и массовых коммуникаций.

Мишаня промолчал. Типо дареному коню в жеппу не смотрят.

Потом в кабинете министроф начались перестановки. Тощенький мальчик в очочках все канючил:

— Можно, я буду министром обороны, можно, я?

Его фамилия, кажецо, была Грачев.

Я ответил:

— Попробуй.

Миша и товарищ Грачев сразились на деревянных кольях, и товарищ Грачев выиграл по очкам.

За должность министра сельскава хозяйства боролись товарищ Боровиков и три деффки. Товарищ Боровиков отстоял свой пост, но хромал еще неделю, и нос у него смотрел куда-то в сторону.

Министрами МЧС хотели стать целых десять поцоноф. Колю Потупчика отдолбили сразу после вступления в должность, но он не сдавалсо и чувствовал себя отлично. Министр доказал, что русский парень умеет выживать в любых экстремальных ситуациях, и обещал поделицо опытом с остальными.

Министром регионального развития стал Сережа Потупчик, а министром энергетики — Витя Потупчик, они тройняшки. Поцоны сразу позвонили маме. Счастливая мама долго давала им какие-то наставления, тройняшки хихикали и косились в мою сторону. Коля Потупчик завершил сеанс связи и показал мне кончик языка. Взгляд у министра МЧС был какой-то странный, и я попросил его озвучить свою гражданскую позицию. Коля шепнул мне на ухо, что главное для политика — умение грамотно владеть языком, и он мне это докажет, когда все лягут спать.

Товарищ Сяо помрачнел и скомандовал министрам, чтобы ставили палатки. Ваня ахуенна предусмотрительный, привез их шесть штук. Скоро на берегу пустынных волн стало как тогда, на Селигере. Ваще-та, это и был Селигер, только из-за дыма я сразу не фкурил.

Парни и деффки сидели на берегу, дрожа от холода и тесно прижавшись друг к другу. Мы созерцали кровавую лунную дорожку, и в глазах у всех стояли слезы. Очень много светлых воспоминаний у нас было связано с этим местом, и с МГЕР, и с Единой Россией. Мы все понимали, что эпоха нашей юности ушла безвозвратно, что бремя кровавого режыма было легко, а впереди — разруха и неизвестность.

И тут у меня вырвалось как-то само собой:

— А давайте создадим партию?

И создали. Я хотел назвать ее НАР — Новая Анархическая Россия. По-моему, очень круто, похоже на «народ». Но товарищ Ясколайнен сказал, что НАР это атцтой. Типо, все на нары, а кто не поместится — под нары. У нас жэ Новая Россия, а не тюрьма народов. И предложил новое, годное название — НДР. Новая Дружная Россия. Прошу заметить, Дружная, а не Дебильная, как ее называют разные отморозки.

Так творилась новая история. В небе уже занималась заря, но партийные споры не утихали. Миша вдруг заявил, что иностранец не может быть вторым лицом в списке российской партии. А Влада Яворская начала доказывать, что буддизм поганит нашу веру и вообще подрывает основы православной культуры.

Ваня в это время дремал, положив голову мне на колени, и был прекрасен как молодая луна, а у него в ногах устроился полярный волк Бобик. Так шта Миша ревновал вдвойне.

Товарищ Сяо на самом деле не спал. Ведь китайцы одним глазом спят, вторым зрят настоящее, а третьим постигают великий Путь. И когда Влада заткнулась, товарищ Сяо сказал:

— Да вы охуели, я сын Медведева!

Все сразу полезли в инторнет. У великого Президента никак не мог родиться сын-китаец, ведь он был примерный семьянин и защитник православных ценностей. В его честь даже назван наш универ.

Товарищ Сяо поднял изящную белую руку с веером, дождался тишины и начал свой рассказ. Я постараюсь пересказать это своиме словаме.

Когда-то давным-давно в китайском городе Владивосток жили два китайских парня. Данный регион исчерпал квоту по рождаемости на пять лет вперед, так шта там заключались только однополые браки между мужчинами, а женщин высылали насильно в другие, более благополучные по рождаемости области. В роддомах Владивостока делали аборты, в том числе на поздних сроках. Если эмбрион уже умел дышать и кричать, его клали в холодильник на сутки. Таким образом жители Владивостока надеялись побороть кризис перенаселения. Размножаться было разрешено только этническим меньшинствам — русским и корейцам, и то в состоянии строгой секретности.

По телику все время крутили гей-сериалы, а интеллектуальная ылита смотрела артхаус — фильм «Горбатая гора», снятый Великим Учителем Энгом Ли. У многих парней не стоял на мужа, но это объясняли плохой экологией. Много бед китайским парням принесла Фукусима, а в одной из бухт излучала радиацию старая подводная лодка, затонувшая много лет назад.

И только у двух героев нашего рассказа все было как у пары уточек-неразлучниц. Местная партийная ячейка ставила их в пример остальным несознательным гражданам, которые ныли про анальные трещины и дурной запах из уретры.

Потом товарищ Пассивный Сяо начал толстеть. Это еще больше повысило его авторитет, ведь жир — признак здоровья и достатка.

Кончилась карьера четы Сяо весьма неприятно. Товарищ Пассивный Сяо родил тайком при помощи таджикской повитухи. Таджичку судили военно-полевым трибуналом и повесили в тот же день. Лже-пассивного Сяо бросили в застенки, надеясь выпытать имена сообщников, а Папа Сяо скрылся с младенцем в неизвестном направлении. Долгие недели брел он по тайге, обливаясь репеллентом и добывая пропитание старинным японским мечом, спизженным из этнографического музея. Маленький Сяо научился жевать сырое оленье мясо, а однажды Папа Сяо убил амурского тигра и накормил сына его сердцем и печенью. Так в маленьком Сяо поселились дух и сила Великого Тигра.

Папа Сяо вышел из тайги смуглый и изможденный как таджик, а на его спине висел такой же черномазый малыш Сяо, завернутый в тигровую шкуру. Волосы папы Сяо свалялись в дреды, а на лице читалась мудрость бодхисаттвы. Все принимали их за национальное меньшинство и дали беспрепятственно дойти до уральских гор.

Папа Сяо подбирал объедки в макдачных, а малыш Сяо научился незаметно тырить в магазинах шоколадки, йогурты и молочные коктейли. О дальнейшей судьбе Мамы Сяо было не известно. Папа Сяо подбирал газеты, но в новостях о ней ни разу не писали: там было только про сомалийских пиратов, захвативших китайский танкер. Через год папа Сяо достиг западных пределов Империи и перешел Уральские горы.

На границе его поймала дружина Народного Фронта и вместе с малышом доставила на допрос. История получила широкий общественный резонанс. Все очень сочувствовали Папе Сяо, а маленького Сяо крестил сам Президент. Так Ваня стал сыном Медведева. Иван Сяо рос, мужал и постигал основы православной культуры. Телом он был китаец, духом — великий тигр, а сердцем — русский.

Влада Яворская плакала, когда слушала Ванину историю, а потом пошла блевать в кусты. Вернувшись, она поклялась назвать сына Иваном, чтобы он стал таким же няшным и знаменитым, как дядюшка Сяо.

На этом партийное заседание завершилось, и я объявил избирателям о новом составе правительства.

Читаю камменты.

Какой-то питух из Перми пишет: «Cлы, мелкий дрищ, съеби в туман. Тебя президентом не выбирали». Остальные регионы тоже выражают недоверие.

Я им печатаю: «Прискорбно, что среди населения затесались недобитки кровавого режима. Все противники Анархии будут схвачены и посажены на кол. Вам понравится».

А товарищ Сяо добавил: «Фсем сасать!»

Я всегда ценил Ваню за краткость.

Перед долгой дорогой он, канешна, у меня отсосал, а следом отсосали министр обороны и министр иностранных дел. За ними пристроился товарищ Ыттыгыргын, министр транспорта, а министр внутренних дел облизывал мой левый сосок.

Миша, на это глядючи, фырчал как самка ежа. Дал чукче поджопник и сам полез, типо дорогу первой леди государства. Товарищ Сяо его легонько так за волосы оттащил и говорит:

— Тебе, Миша-щи, с Государем спать еще рано. Поскольку ты — Императрица, у тебя самая сильная энергия Инь, которая может ослабить мужскую силу Государя. А посему восходить на высочайшее ложе тебе надлежит раз в месяц.

Первая леди послала премьер-министра на хуй и пошла купаться, а остальные наложники, то есть министры, стали составлять график работы, сверяясь с гороскопом товарища Сяо.

Товарищ Сяо упирал на свое низкое происхождение и получил должность служанки при подушке и постели. Товарищ Ясколайнен вынес вотум недоверия и получил от Вани по зубам.

Тут министр сельского хозяйства как заорет:

— Мочи его!

Батюшки, святые апостолы Димитрий и Владимир! Первая леди забыла про главный обряд Селигера! Много лет назад здесь утонул молодой единоросс, и с тех пор каждый год нашы приносят в жертву первого, кто полезет купаться.

Министр обороны Мишаню за ноги держит, а министр МЧС схватил за волосы и мордой в воду макает. Типо в фундамент нашей партии надо живую сваю забить. Ну, чтобы новый период правления был успешным, и партия простояла много лет.

Я говорю:

— Отставить макать первую леди! Пора избавляться от суеверий.

Очкастый уронил Мишу башкой вниз, его даже в тину немного засосало, но я вытащил.

Миша лежал зеленый и неподвижный, и никто не хотел его откачивать. Мне, честно скажу, тоже было в падлу.

Гриша Ыттыгыргын внес предложение:

— Товарищ президент, суйте обратно. Тушка в болоте помаринуется, зимой кушать будем.

Спас Мишаню мудрый товарищ Сяо, пнув под ребра сапогом. Из Мишынава рта вылетела струя коричневой жидкости, Мишаня сел и закашлялся.

Скромый товарищ Сяо склонился перед Мишей и промолвил:

— Недостойная наложница Государя молит госпожу Старшую Сестрицу о прощении.

Миша выплюнул пивную крышку и ответил:

— Ладно, живи.

Излишне говорить, что Государь после этого часто входил в «теплое и мягкое царство» прекрасного наложника, а Мишаня дрочил с грустным ибалом и хватался за сердце, как знаменитая Си.

Когда солнце стояло уже высоко над Селигером, мы стали думать, куда ж нам плыть.

Мишаня предлагал вернуться в Общину, потому что она хорошо укреплена и изолирована от остальной России Финским заливом. Ясколайнен предлагал вообще никуда не ходить и ждать, когда схлынет вода, потому что во всей стране — одинаковый пиздец. У товарища Сяо рот был занят, а товарищ Насруллоев сказал только два слова: «В Москву!»

Я одобрил предложение Рамиса. У таджикских гастарбайтеров — природное чутье, которое позволяет им безошибочно ориентироваться на местности. Каждую весну они летят большими косяками в Москву, а ближе к зиме, наделав потомства, откормившись и поздоровев, летят обратно в теплые страны. Не было такого случая, чтобы таджик отклонился от курса. Даже молодые таджики, которые еще ни разу не совершали перелетов, прекрасно знают, в какую сторону лететь. Это инстинкт.

— В Москву! — воскликнул товарищ Сяо, утирая рукавом нефритовые уста.

И мы поехали.

В амфибию сели я, товарищ Сяо, товарищ Насруллоев и товарищ Ясколайнен. Между ними втиснулась первая леди. Тут я заметил, что министр культуры снова страдает в кустах. Паходу, первая леди была права насчет ребеночка, но вряд ли токсикоз наступил так быстро. Первая леди занималась вязками с общественностью не менее восьми недель.

И тогда я сказал:

— Мишаня, будь мужиком.

Первую леди ссадили со служебнава транспорта и поместили там министра культуры. Амфибия тронулась на первой передаче, а следом побрел электорат. Мне прямо стыдно стало, что я еду как какой-то буржуй и пес антинародного режима. Я хотел предложить меняться, но товарищ Сяо тихонько пнул меня золотой лилией.

И мы пустились в долгое странствие. Дорожнава атласа у нас не было, так шта мы решили записывать все населенные пункты по дороге, типо чтобы составить карту новой, возрожденной России. Вот эти населенные пункты: Кривая Клетка, Осиновка, Гестапово, Скит, Грабежа, Пустошка, Раево, Дупле, Сухая Нива, Малое Рядно, Большое Рядно, Погорелое. Может, какие-то названия я прочитал неправильно, потому что лень было отмывать от сажи дорожные знаки. Все деревни оправдывали свои названия: в Пустошке было пусто, Рядно было настоящее рядно, а в Дупле было риальне как в дупле.

В Грабеже на нас напала толпа неандертальцев в синих футболках. Министра сельского хозяйства чуть не пустили на суп в местной котельной, но мы, канешна, его отбили.

В Ските жили бородатые мужики в платьях, которые пытались снять двигатель с амфибии товарища Сяо. Они сказали, что легче протащить танк сквозь игольное ушко, чем на бесовской колеснице въехать в Царство Божие. Я им популярно объяснил, что тут никакого Царства Божия нет, а есть Новая Дружная Россия, и тех, кто с наме не дружит, мы сажаем на кол.

Монахи предложили выгодный контракт: они помогают завоевать страну, а мы платим церковную десятину. Я не согласился, но попросил для них мотор у Иисуса. Если они риальне его фанаты, он даст.

По пути встречались магазины, но там ничего не было. Только в одном наша первая леди закрысила банку сгущенки. Миша положил ее в карман и хотел сожрать сам, когда все заснут. Банка оказалась дырявой, сгущенка вытекла. Мишу обсосали и отпинали.

На пятый день товарищ Насруллоев заметил у болотца оленьи рога. Он метко пустил стрелу в оленью башку. Правда, олень там лежал уже неделю, и до нас его жрали мухи.

— Это ничего, — успокоил Гриша Ыттыгыргын. — Зрелое мясо — главный деликатес французской кухни.

Паходу, он имел в виду чукотскую кухню, но мы толерантно молчали. Гриша нарезал ванучее филе тоненькими ломтиками, нанизал на прутики и развесил над костром. Деликатес понравился не всем, но спас дело Революции.

Через десять дней нам стали попадаться полуразрушенные церкви с привидениями. Потусторонние существа громко стенали, звонили в колокола и ставили свечки, как и положено призракам прошлого. Им за сорок лет крепко вбили в башку, что если сходить в церковь и поставить свечку, все образуецо. Ну, типа польский президент воскреснет вместе с разбитым самолетом или китайцы из Сибири сами уйдут.

Товарищ Потупчик-3 призвал население беречь ресурсы. Если они все свечки поюзают, сидеть им в темноте, пока мы не электрифицируем всю страну.

Меня узнавали в летсо и подползали ближе, чтобы потрогать. Это же я своей молитвой остановил пожар и наводнение, вся страна это видела в контакте. Многие тетки пытались оторвать лоскут от моей одежды. То ли они собирались его продать на сувениры, то ли прикладывать к больному месту, то ли чай с ним пить. До кремля амфибию товарища Сяо донесли на руках, потому что кончился спирт. Там ее разобрали на сувениры, хотя Ваня был против.

В Софийском соборе до сих пор хранятся Клетчатые Трусы св. Станеслава Заступника в золотом ларце с маленькими сапфирами. В этих трусах я крестил горожан в реке Волхов.

Моя благая весть была проста и понятна русскому человеку, я ее напечатал на таблетке за десять минут. Сперва Всемилостивый Господь послал на землю сына своего Иисуса, но жыды и прочие долбоебы не фкурили, какой он умный и хороший, и проткнули его тело штырем. Тупые уебаны не заслужили Божьей милости, поэтому Царство Божие на земле не наступило.

Потом Господь послал пророка по имени Великий Химик. Что полезного сделал для России Великий Химик, я и сам не в курсе, но Химик считается культовой фигурой у оппозиции. Его называют то Предтечей, то Великим Анархистом, так шта его нужно везде упоминать и всегда ссылаться на его работы. Дажэ если ты пишешь не статью по химии, а детскую книшку.

Вопщем, Великий Химик залил в наш многострадальный народ семя гражданских свобод и удобрил почву для меня.

И тогда Господь сотворил непорочное зачатие. Случилось это, канешна, в 19 Общине города Кронштадта. Девица Мария Почепа, 16 лет отроду, никогда не знала мужчины. Только одноклассница по имени Вера иногда лизала ей пелотку, но это не считается за ахтунг. Мария Почепа усердно молилась о лучшем будущем для России, и ей явился Великий Химик в сиянии. «Мария, — рек он ей, — хватит дрочить ноутбук и смотреть артхаус: во чреве твоем зреет спаситель великой России!» Мама досмотрела Йоса Стеллинга и понесла во чреве дитя.

Стасега хотели отобрать служители Ирода, потому что у мамы не было стабильного дохода и вообще определенных занятий, но Господь посылал ей деньги через Великого Химика или еще какого-то мужика. Марию Почепу ловили социальные службы и обвиняли в педагогической несостоятельности. И Всемилостивый Господь указал маме на заброшенную военную часть у Черной дороги, где Стасег питался чипсами, кока-колой и прочим даром Божьей пищи. Волхвы построили маме ветряк, и провели воду, и накупили детской одежды в секонд хэндах, и вообще принесли богатые дары, так шта я ни в чем не нуждался. Со временем к нам пришли другие поселенцы, несогласные с партией жуликов и воров. Коммунары вместе смотрели артхаус и еблись по кругу, так шта в нашей 19 общине все молодые поцоны — братья, а дети носят фамилию матери.

Любовь к человечеству стала основой учения св. Станеслава. Я любил всегда, везде и всех, кто молод и здоров. «Тому, кто любит, всегда дадут», —проповедовал я.

Народ быстро уверовал в спасителя России. Подношений было очень много, в основном щенков и котят. Товарищ Сяо хотел их готовить по домашним рецептам, но я отпускал животных в лес. Зверь — не игрушка человека, а имеет право на самоопределение.

Увидев, что я отпускаю малых сих, русские начали подносить мне соль и хлеб с какой-то херней, от которой долго болел живот. Оказалось, что внутри клевер. Я уже был готов пробовать кошек и собак, но к осени их численность сократилась. Белохвостые олени предали дело Анархии и съебали за эстонскую границу. Рамис ловил в силки мышей, крыс и хомячков. Мы жарили грызунов на палочках, как сосиски. В Новгороде перед Софийским собором теперь стоит памятник мыши-полевке, которая спасла Отечество от гибели в первый год Революции. Точнее там раньше стояла статуя меня, а мышь я держал на ладони, как Кинг-Конг держит блондинку в каком-то древнем фильме. Но бронзового Стасега спилили эсеры и продали в пункт цветмета, а новых средств хватило только на мышь.

Новгородские купцы признали меня своим князем и повесили мне на шею большую золотую херню из музея.

Прошло два месяца. Таблетки у всех разрядились, еда кончилась, из магазинов исчезли прокладки, мыло и туалетная бумага.

Братья Потупчики ежедневно выходили на забрало и призывали народ гордиться тем, что они граждане великой и свободной России. В Потупчиков кидали обглоданными костями, их оскорбляли, им угрожали физической расправой. Братьев называли «трое из пизды» или «три тупых пизденка». Можете представить, как огорчалась их мама — известный политтехнолог!

Братья поговорили с мамой и сменили тактику. В тот день пошел первый снег. Население стояло под стенами, кутаясь в пуховики и шкуры. Многие опирались на тяжелые палицы, окованные консервными банками.

Братья Потупчики дрожали — возможно, от холода.

— Да, мы говно! — крикнул Витя Потупчик. — Только не надо вот этими штуками, пожалуйста! Мы признаем, что говно!

— Вы говно, — с воодушевлением ответил народ.

— Нам очень стыдно! — крикнул Сережа Потупчик. — Но мы — часть нашего великого Народа! Мы такие же как вы! Да, мы говно! Но мы не партия жуликов и воров!

— Верно подметил пацан! — загудела толпа.

— А свое говно не пахнет! — заорал Коля Потупчик. — Хоть говно, да свое, родное! Чужого говна нам не надо! А кто против нашего говна, тот жалкий лузер и завистник! Наше говно — лучшее в мире!

Толпа умолкла и напряглась. Тяжкие думы о судьбах России бороздили лбы избирателей.

Через пять минут в наших йуных политикоф полетело говно. Говно врезалось в древние стены детинца как ядра мятежной армии. Где-то дажэ попадали кирпичи. Отмывшись водой без мыла, власть решила не заигрывать с народом.

Экономику России могла спасти только быстрая победоносная война, и я созвал совет бояр, то есть министров.

Свита князя в то время жила в отреставрированной части детинца, где не падали стены. Помещение освещалось факелами на собачьем жире, оно было роскошно обставлено ящиками и катушками для кабеля. У всех бояр отросли бороды кроме боярыни культуры, у которой рос живот. Все мы носили богатые песьи шкуры. Я сидел на возвышении в мантии из белоснежных чау-чау с черными хвостиками под горностая. Товарищ Сяо в накидке из красной чау-чау пристроился у моих ног, вдоль стен расселись бояре в шубах из черных и шоколадных чау-чау, а Мишаня кутался в фуфайку из пекинеса. Эту эпохальную сцену вы можете увидеть на картине художника К. Воротникова «Новгородский князь объявляет войну Чуди». В тот день назревал конфликт с ЕС, но я твердо решил отвоевать исконно русские территории. Я мыслил как Сталин и Александр Невский, которые спасали свой многострадальный народ.

Мы запустили последнюю таблетку, в которой остался заряд, и напейсали коллективное послание чуди.

Вот текст этого исторического документа:

Верните наших оленей! Верните наши земли! Даже небольшие отряды смогут успешно действовать. Рано или поздно мы добьемся Победы.

Других вариантов нет.

Мы будем наносить удары по всем системам связи, электрообеспечению, газоснабжению и снабжению бензином, по железнодорожному сообщению, по авиаперевозкам, по водоснабжению крупнейших городов. Мы будем ебать колом тех, кто поставил себя выше русских и не считает нас за людей.

Просим русскоязычных граждан и сочувствующих Общему Делу поддержать нас всем, чем возможно.

Правительство Новой Дружной России.

Я вывесил наш ультиматум в контакте, и таблетка отключилась.

Пока мы обсуждали план наступления, министр культуры совместно с первой леди вышивали флаг Новой Дружной России. По плану там полагался полярный волк Бобик на черно-алом фоне, но Миша сказал, что это слишком мрачная символика, и выбрал веселенькие цвета — белый, синий и красный. Когда мы узнали, что он там навышивал, было уже поздно, хотя многие одобрили, типо ценители древних традиций. На картине Воротникова вы можете видеть первую леди, которая держит на коленке край российского стяга и трудицо иглой. Вопщем, мы надавали первой леди по жеппе, нажарили мышатины, собрали остатки борщевика и двинулись в путь.

Новгородская армия обладала самым современным вооружением: гранатометы «водоканал», кожно-нарывной препарат «борщевик» и резинострелы «ариец» тульского оружейного завода, которые пробивают доску на расстоянии 500 м. Рамис предлагал наскоро соорудить водородную бомбу, но у всех членов президиума были двойки по физике. Только это и спасло ыцтонских оккупантов.

Озеро едва покрылось льдом, когда российская пехота решила переправиться на тот берег. Фаустпатроны оказались слишком тяжелыми. Я даже не говорю о доспехах — их мы везли в обозе на тележках новгородских пенсионеров. Йасен хуй, лед поломался, ыцтонские погранцы погрузили нас на вертолеты и увезли в полицию.

На встрече с русским консулом я твердо сказал:

— Верните наших оленей и нашы земли!

Земли мы так и не получили, но всех оленей нам вернули. Приемники бездомных животных от них уже ломились, а на площадях Нарвы олени стояли в специальных загонах. Евроньюс сняло репортаж о северных оленеводах, и этим кончился Великий Чудской поход.

Узнав о наших победах, к нам примкнули княжества Мурманское и Архангельское. В Мурманске я посадил наместником товарища Потупчика-2, министра региональнава развития. Потупчик-2 исправно собирал дань зубаткой, сельдью и пушниной. В Архангельске я посадил товарища Ыттыгыргына, министра транспорта, дабы внедрял оленеводство на местах. Этанол добывать было негде, так что экологически чистый гужевой транспорт стал для нас приоритетом.

Однако, другие княжества были во власти сегрегации и хаоса. До Москвы мы так и не дошли, но оттуда присылали ужасные вести. Одни гонцы говорили, что московиты из Садового кольца пожирают друг друга, а по окраинам рыщут голодные офисные крысы. Другие утверждали, что там вешают ахтунгов на зубцах Кремля, третьи — что храм Христа Спасителя снова взорвали, а в котловане устроили баню. Часть Москвы захватили разумные микроорганизмы, т. н. «офисный планктон», и начались эпидемии чумы, холеры и генитального герпеса.

В Смоленске митрополит Ювеналий объявил себя наместником Бога на земле, а Смоленскую волость — Третьим Римом, и пошли христиане войной на княжества Курское и Брянское, но ядей и ништяков не добыли, а иные померзли по дороге. И тогда воины Христовы дотащились до самого Киева. Там их приняли миграционные службы, а что случилось потом, неизвестно.

В Новеграде же мои товарищи избыточествовали олениной и юколой, пушниной и строганиной. И было у меня двое главных жен и двадцать главных наложников, а простых наложников было триста, и я их не помнил по фамилиям, и ежемесячно в Новеграде проводили смотры самых красивых юношей, и лучших из лучших отбирали в княжескую свиту.

На новый год министр здравоохранения прислал обозом из нашей Общины бочонок самогона, и все было как в старые добрые времена антинародного режима, даже Мишу ебли по кругу, но он почему-то плакал и грозил Гаагским трибуналом.

И заснул я утром первого января, и явился мне Великий Химик. И спросил гласом гневным:

— Стасег, ты охуел?

Он долго ругал питерскую нечисть, обзывал меня недобитком едра, тупой гнидой и удельным князьком, так шта, когда я проснулся, мое летсо было в слезах.

И взглянул я на свое ложе, где храпели товарищ Сяо, товарищ Ясколайнен и товарищ Насруллоев, и понял, что это нехорошо. И взглянул на факелы из собачьего жира и пожалел малых сих. И взглянул на пол, где спали тридцать новгородских отроков без одежд, и понял, что это мерзость.

И поднялся я на крепостную стену, и свесился вниз. И душа моя страданиями земли Русской уязвлена стала.

Вопщем, там, у стен кремля несколько бабок копали снег, чтобы добыть прошлогоднюю траву и сварить из нее суп. Такого не было даже в Корее до объединения нации. А я на них наблевал как мудак. И повинился я перед старухами, и оделся в рубище, и пошел в местную читалку, и взял там карту РФ 2011 года, и долго думал, как вернуть наше былое величье, но у меня ничего не получалось. И тогда я разрыдался, и слезы капали на Ямало-ненецкий автономный округ. А какой-то дрищ в очках и худой дворняжьей шкуре топил буржуйку собранием сочинений Ирины Мамаевой.

И шед обратно, хотел я кинуться с моста в Волхов, ибо мерзок стал себе. И нашел подходящее место над большой полыньей, а первая леди пробегала мимо на самодельных лыжах. И узрев, почала голосить: «Прыгай, сука, прыгай!» Миша даже предлагал взяться за руки и прыгнуть вместе, потому что жизнь говно, сам я говно, рашка говно и конца-краю этому говну не видно. И я сказал:

— Любимый, что с нами стало?

Всего три года назад я был честным анархистом, и у меня ничего не было за душой кроме шокера и добытого в бою джипа «черри», а Миша был невинным мальчиком с полярным волком, который оцосал мне после единого госэкзамена. То есть Миша оцосал, а не волк, хотя волк в этом тоже кое-что понимает, с ахтунгами жить — по-волчьи выть.

Я даже перелез через перила, а Миша начал отгибать мои пальцы, чтобы я не боялся, но на горизонте показался вертолет. Я понял, что там враги: у наших спирт на заправках давно кончилсо.

Вертолет покружил над детинцем и приземлился на пляже у моста.

— Это президент! — рыдал Миша. — Он вернулся! Прыгай, Стасег, теперь тебе точно пиздец!

И побежал к вертолету, типо не важно, у кого он первая леди.

Из вертолета вылезли два человека, мужчина и женщина. Я тоже решил, что это президент с супругой, но вид у президента был пидорковатый, вряд ли такая важная персона носит штаны в облипку. Миша подбежал к ним и повис на шее у ахтунга, а леди чмокнула Мишаню в счоку. Мишаня скинул лыжи, взял ее под ручку и отвел в сторону, хрен знает зачем — может, хотел составить график отсосов.

Я плюнул в Мишину сторону, и ветер отнес харчок прямо мне в глаз. Многие историки утверждают, что я пытался покончить с собой, но риальне просто сработал рефлекс. Вопщем, я не только вытер рожу, но и выкупался в воде температурой два градуса по Цельсию. Мишин папа Сержик подлетел, бросил веревочную лестницу и вытащил меня. Сижу, обтекаю, зубами стучу.

И тут мама начинает орать. Орала она примерно как Великий Химик, только басом. Содержание было похожим за исключением одного пункта. Великий Химик сказал, что ебать такой гарем — пачотна, а мама объяснила, что это скотство, и я опустилсо до уровня бабуинов и прочих абизьян. Короче, Мишаня ей наябедничал.

Я отвечаю:

— Мама, заткнись, перед тобой новгородский князь.

Папа Сержик говорит:

— А я эрцгерцог Петергофский и маркграф Горбунков. Не важничай, Стасег, тут любой дурак может стать императором.

Миша сбегал за сухой шкурой, и мы отправились в Кремль. Министра торговли и министра финансов встречали сто прекрасных отроков в оленьих шкурах, а товарищ Ыттыгыргын поднес на древнерусском блюде квашеный олений окорок и баночку с солью.

Мама понюхала оленя и сказала, что он воняет. Еще она сказала, что в княжеских покоях — антисанитария и палеолит. И мне придецо долго работать над собой, чтобы дожить хотя бы до феодально-общинного строя.

Товарищ Сяо спрятался в вечевой колокол, но мама бабахнула по нему кувадлой, и бедный Ваня чуть не оглох. На зов сбежался новгородский люд, мама подключила микрофон к генератору и начала такую речь:

Товарищи неандертальцы!

В это первобытное время вы должны думать о будущем! Не допустим новых пожаров! Сортируйте мусор! Ступайте на болота! Рубите торф, пока не оттаял! Каждому борцу за экологию — по чашке риса в день!

«Сухого или вареного?» — закричали новгородцы.

«Сухого, — ответил папа Сержик. — И по бутылке соевого соуса для ударников труда. А детям — кулек конфет!»

Я уговаривал маму одуматься: мы прошлым летом из-за этой хуйни чуть не погибли, а мусор нахуй никому не нужен. Очень глупо переводить ценные продукты на всякую дрянь. Мама хмыкнула и потрепала меня по щеке. Мол, подожди, пацан, вырастешь — поймешь.

Вопщем, был большой праздник, а наутро все взрослое население отправилось на свалки и на болота. Дружина следила за сортировкой мусора, со стороны Питера подъезжали фуры и увозили готовое сырье, а взамен привозили сказочные дары, сиречь мешки с рисом.

Самые сильные и молодые скалывали на болотах лед и вырубали торфяную заразу. Весь кабинет министров работал кайлом наравне с народом. Только Ваня Сяо подхватил затяжной бронхит, сидел дома и жарил котлетки. И Миша сидел дома, потому что он первая леди. Атмосфера в опочивальне Государя стала нервозной.

Мишаня разогнал гарем и публично оттаскал товарища Сяо за волосы. Ваня плакал и искал защиты у папы Сержика. По-моему, они пришли к консенсусу: папа Сержик ходил по кремлю такой довольный, будто съездил на Селигер. Однажды я пораньше вернулся с торфозаготовок и услышал в гриднице тихие голоса.

Ваня сидел у папы Сержика на коленях, громко дышал и спрашивал про какой-то «северный поток», а папа Сержик отвечал, что он на это не рассчитан. «А если перемешать с водой и пустить под давлением? — спрашивал Ваня — Или просто закачать сжатый воздух?» — «Площадь сечения слишком мала, — объяснял папа Сержик. — Он лопнет нахуй, и вся партия уйдет на дно».

Потом Ваня лег на пол, а папа Сержик приготовился сдрочить ему на летсо.

Я не фкурил, о какой партии идет речь, но отлично понял, что это заговор. Не досмотрев до камшота, я сдернул шкуру у входа и дал папе Сержику по роже. Ваня просцал, что дело пахнет песдой, и голый выбежал на мороз. Там я его и оставил часов на пять. Типо если он такой хитрый, то найдет чем согреться.

Папа Сержик хотел объяснить, что я неправ, но я бросил его в подземелье вместе с сыночком-блядиной. Еще я распорядился привести маму и заточить ее в темнице до выяснения обстоятельств. Весь этот рис с конфетами очень сильно смахивал на подкуп избирателей. Еще я велел задержать все фуры до утра и как следует наточить клинки. Так началась история великого Кронштадтского мятежа.

Товарищ Сяо сидел под вечевым колоколом у костерочка из торфяных плиток, а дым выходил в ту дырку, через которую Ваня влез. Увидев мое лицо в дыре, Ваня разрыдался. Он сбивчиво объяснял, что это была государственная необходимость, что меня предали близкие люди, а он пожертвовал самым дорогим, что мог отдать за меня, — собственной честью.

Я вытащил Ваню из-под символа гражданских свобод и заботливо укутал в свою мантию. Прекрасный юноша дрожал, я отвел его в опочивальню и долго согревал его «теплое и мягкое царство». Товарищ Ясколайнен сунулся с дурацким вопросом и был послан в хуй. Князь принес клятву верности главному боярину, то есть президент пообещал никогда не изменять своему премьер-министру.

Преданный товарищ Сяо открыл мне всю низость поведения Кронштадтской Общины. Ональные псы вступили в сговор с Китаем. Имея крупный контейнерный терминал, эти барыги собирались обуть всю страну. За жалкую чашку риса они хотели скупить наши последние природные богатства и снова сделать нас страной третьего мира. И только гениальный ум товарища Сяо мог истребить дракона контрреволюции.

Мою благодарность мудрому Сяо было не выразить словами. Я нанес луноликому красавцу двести тысяч любовных толчков, и мы погрузились в недолгий тревожный сон.

Наутро я вышел на забрало, подключил к генератору мамин микрофон и воскликнул:

— Братие и дружино!

— Слава НДР! — воскликнуло войско, кидая зиги.

— За нами Россия! — продолжал я. — Перед нами — проданный империалистам Кронштадт!

— Слава НДР! — взревело войско.

— Мы не отдадим поганым ни пяди родной земли! С нами сила! За нами — будущее! Кто, если не мы? Россия превыше всего! Мы — те, кто будет править миром! — прокричал я.

Товарищ Сяо попросил у меня микрофон и крикнул с таким же пылом:

— Ни шагу назад! На кол трусов и подлецов!

— Россия превыше всего! — гаркнула дружина.

В тот миг мы все ощутили невиданный душевный подъем, наши сердца бились вместе, и новая, дружная Россия поднималась с колен.

Рядом с каждым водителем сидел опытный боец с маленьким незаметным кинжалом. Снаружи казалось, что там обычная плечевая, но водилам грозило нечто большее, чем банальный отсос.

В фурах, тесно прижавшись друг к другу, стояли воины Анархии, готовые защищать любимую Родину до последнего кусочка торфа. Я взмахнул волчьим стягом, и обоз тронулся на Северо-Запад.

Пять долгих дней вели мы фуры к контейнерному терминалу. В тех местах, где дорога была разрушена, мы подкладывали настилы из досок и сыпали песок. Товарищ Сяо винил во всем вредителей, так шта для профилактики мы ловили аборигенов и каждого пятого сажали на кол. Враги Революции уходили с порванной жеппой, но с просветленными мозгами, и благословляли кол, поучающий их.

Больше всех преуспел в наказании колом товарищ Сяо, он был кровожаден, как трансильванский князь Влад Иреш, и народ потихоньку начал роптать. Нашу партию все чаще называли чайна-югендом, а Ване подносили отравленную собачатину. Канешна, все продукты мы проверяли на аборигенах, а товарищ Сяо ел только то, что убил и приготовил своими руками.

На кольцевой мы столкнулись с китайским отрядом, и товарищ Сяо храбро боролся с иностранными захватчиками. Разбив неприятеля, мы отправили домой сорок трофейных джипов, до верху груженых провиантом из гипермаркета «Карусель». Пленных, канешна, повыебли колом и отпустили.

На утро седьмого дня я услышал крики чаек. Радостно было оказаться дома, но слезы навернулись на глаза: родной девятнадцатый квартал опоганен иностранными империалистами, а бывшие друзья продались за чашку риса и кулек соевых цукерок. Товарищ Сяо понял, что я чувствую, и крепко сжал мою руку. «Мы выстоим, — сказал Иван, — потому что мы Русские».

Был сильный мороз, и фуры шли по льду Финского залива. Легко и весело въехали мы в расположение неприятеля. Немецкие и польские гастарбайтеры побежали к фурам за бурым золотом, а потом так же резво почесали к пристани, где стояли на приколе огромные торфовозы. Из фур выпрыгивали Воины Анархии, на лету карая захватчиков и ональных псов. Колы обагрились кровью, всюду слышались стоны, и лед на берегу залива сделался красно-коричневым. Совершенно случайно там оказались работники сиэнэн, и кадры великого побоища пошли в рубрике «бес комментариеф».

Я кричал врагам, что не сбрею бороду, пока не построю анархо-коммунизм во всем мире. Я пытался им что-то объяснить, но зрители увидели только пещерного мужика в растрепанной шкуре и с длинной черной бородой, как у товарища Усамы. Неандерталец бежал за оператором, махал руками и тряс бородой, а потом запустил каменный молот в камеру. Ебал я их сраную объективность!

А между тем, ни один иностранный оккупант не пострадал, мы же не звери. Да, были разрывы мягких тканей, но у них все очень быстро зажило, а многие просили добавки.

Когда рука бойцов колоть устала, товарищ Сяо ворвался в диспетчерскую и объявил по громкой связи: «Слава Анархии! Теперь мы будем работать без посредников!»

Вот в это я не фкурил. Я поднялся к Ване и спросил, что это за новая экономическая политика. Ваня терпеливо объяснил, что нам нужно продавать излишки сырья для покупки товаров первой необходимости. Конечно, только на первое время, ведь потом Россия сама начнет обеспечивать себя всем необходимым и станет полностью независимой от импорта. Потом Ваня сказал в микрофон что-то по-китайски, и снизу раздалось благодарное мяуканье.

— На Выборг! — крикнул в микрофон товарищ Сяо. — Северный поток будет наш! Врагов Революции — на кол!

— На кол! — подхватили оккупанты.

И великая армия поехала в сторону Выборга. Немецкие гастарбайтеры все как один влились в наши арийские ряды. Поляки сперва кочевряжились и вспоминали Катынь. Ваня пообещал им два процента с продаж, так шта про Катынь снова забыли.

В Выборге засели финны, однако, мы их очень быстро оттуда выбили, пообещав те же два процента. Ивана перестали дразнить в народе Узкоглазым Ирешем, а прозвали «Ванька Два Процента». Официально его, канешна, именовали Великим премьером, Отцом русского народа и другими интересными титулами.

Чтобы упрочить нашу власть, мы решили взять Петербург, хотя он нахуй никому не нужен.

Гениальный ум Ивана придумал простое, но действенное средство. Мы дали мешок риса работникам АЭС в Сосновом бору и возобновили вещание на местном телеканале. Одолжили у министра культуры платье для беременных и детское ведерко. Покрасили их в черный цвет. Товарищ Ясколайнен в платье и с ведром на голове объявил, что в Казанский собор привезут трусы св. Станеслава Заступника, которые помогают в чрезвычайных ситуациях, а также при бесплодии и родах. Нуждающимся будут раздавать рис и собачьи консервы.

Народ собрался на Невском еще в четыре утра. Голодные, хромые и убогие засрали всю колоннаду Казанского собора, но внутрь пускали только группами по десять человек. Народ все прибывал, и к полудню весь Центральный район был забит паломниками. К собору проехали члены правительства Ингерманландии на джипе, заправленном дефицитным этанолом. Герцог Ингерманландский с супругой вышли из джипа, без очереди влезли в собор и приложились к целительным трусам. Герцогиня нарядилась в широкий палантин из горностая и нацепила бриллиантовую диадему из запасников Эрмитажа. Когда самозванцы вышли, народ уже снимал колеса с их буржуйской тачки и пил спирт прямо из насоса.

Какой-то дед крикнул: «Вставайте, люди Русские! Долой чухну! Вперед, к святыне!» Охрана успела вовремя слиться, и вся толпа ломанулась в собор. Двери, канешна, вынесли, трусы порвали, задавили пару тысяч старушек. Меня до сих пор упрекают за этот случай, но моя позиция остается неизменной.

Если ты идиот, то стоишь на морозе весь день, чтобы поцеловать ванучие трусы. Если умный, то сидишь дома, пьешь чай из борщевика и вкусно хрустишь жареными мышами. Ну а если ты совсем тупой отморозок, тебя затоптали другие фанатики.

Вечером того же дня я выступил по местному ТВ. Я помылся растопленным снегом и причесал волосы и бороду, так что выглядел очень культурно и внушал доверие. Первым делом я поздравил русичей с избавлением от финно-угорских фашистов. Потом я призвал молодых и сильных горожан собираться в комсомольские отряды и ехать на торфозаготовки, чтобы своими руками прорубить дорогу в будущее нашей великой Родины. Остальным гражданам я велел сортировать и паковать мусор. За работу я обещал им по чашке риса и по банке собачьих консервов в день, а иждивенцам и детям — по половине чашки и по кульку конфет.

Я объяснил, что это временные меры, а на следующий год мы будем есть парную осетрину, строить компьютеры и летать на космических кораблях к далеким мирам.

Каждому верующему я обещал персональные трусы или носки св. Станеслава Заступника, чтобы впредь не случалось такой ужасной давки. Я сообщил им размеры, желаемый фасон и вид ткани. Так шта целых четыре года я и моя дружина были обеспечены новым бельем, а ношеное мы не стирали, но посылали обратно добрым христианам. Потом в моду вошли джоки св. Иоанна Благодетеля, однако не будем забегать вперед.

Наладив поставки в Кронштадт и Выборг, мы поехали домой, в новгородский кремль.

В первую же ночь, когда я взошел с товарищем Сяо на ложе, мы услышали стоны в подземелье. Я сперва решил, что это воют души наших славных предков, типо чтобы поздравить нас с победой. Но Ваня объяснил это естественными причинами: в подвале сидят трое жалких диссидентов, не достойных внимания Государя. Мне стало очень стыдно, и я побежал навестить маму. Страна нуждалась в этиловом спирте, а мама умела перегонять всякую шнягу.

Нерадостно встретила сына св. Мария Почепа. Гремела кандалами, швырялась черепками из раскопов, изрыгала страшные проклятия.

Я сказал:

— Мама, харэ завидовать, просто я более эффективный менеджер, чем ты.

Мама ответила, что я раб узкоглазой соски. Что товарищ Сяо меня обует и с потрохами продаст китайцам. Что я дебил, и надо было оставить не меня, а брата.

Я не фкурил, какого такого брата, и попросил объяснить третий пункт.

Мама состроила рожу еще мрачнее и объявила, что это не моего ума дело.

— Ну все, пока, — бросил я маме и потопал обратно в опочивальню.

Но из подвала все равно доносились стоны.

— Стасег, отпусти папу, — звал чей-то голос.

Ну как нормальному человеку вставить, если внизу такой концерт?

Я снял со стены бердыш и побежал обратно в подвал, чтобы эта сволочь заткнулась.

Мишин папа Сержик со страху чуть не выдрал цепь из стены.

Я спокойно сказал:

— Несцы, пидорас. Мы не будем глумиться над поверженным врагом. Только давай забудем вот эти хуйни про папу. Все знают, что меня родила дева.

— Это правда, — крикнул сверху Иван. — Твоей матери сделали ЭКО два пидораса. За деньги!

Я уронил бердыш и сел на пол. Типо сильно устал. Ваня прибежал сверху с чашей укрепляющего собачьего бульона, заправленного женьшенем.

Мои мозги работали медленно, как будто башку набили синтепоном.

Если моей маме сделали ЭКО два пидораса, и один из них был папа Сержик, то кто был второй пидорас и кто тогда мама Мишы? Думаете, легко мне было узнать, что я ебал своего единоутробного брата?

— А ты разве ебал? — удивился папа Сержик. — Я думал, он тебя динамит.

Я выплеснул папе в морду собачий бульон.

Папа Сержик облизнулся и сменил тон. Типа ну и че, что мы с Мишаней братья, нам вместе детей не рожать. Ебитесь, парни, на здоровье, папа одобряэ.

И Миша вякнул из-под шконки, что-то про братскую любоффь.

Товарищ Сяо быстренько запинал его обратно, вцепился в мой рукав и залопотал:

— Пойдем, Стасег, они все предатели, не на что здесь смотреть.

В эту ночь я отослал товарища Сяо и спал один. Точнее, не спал, а лежал с открытыми глазами и прислушивался к стонам из подвала.

Злой и красноглазый вышел я утром на забрало и увидел на пляже вертолет сранава сиэнэн с их ванучим ноу комментс.

— Чо, новый объектив уже купили? — крикнул я.

Оказываецо, мамина таблетка прекрасно работала, и пендосы прилетели делать репортаж об узниках совести.

— В каких условиях вы содержите диссидентов?! — крикнули пендосы в портативный переводчик.

— В хороших! — ответил я. — Им предоставлены роскошные апартаменты в историческом здании в самом центре города! Любой реконструктор заплатил бы немеряно бабла, чтобы тут пожить!

— Хорошо ли они питаются?! — крикнули пендосы.

— Питание отличное! — ответил я. — В лучших традициях cтаринной китайской кухни!

В это время по пляжу прошел товарищ Сяо с жирной собакой на плече, чтобы все поняли: со жрачкой у пленников полный порядок.

— Какое обвинение предъявлено узникам совести?! — спросили пендосы.

— Пропаганда гомосексуализма и педофилии несовершеннолетним! — припечатал я. — Пресс-конференция окончена, спасибо за внимание!

Справедливый суд состоялся в полдень. Пендосские СМИ присутствовали на нем, потому что у нашего правительства нет секретоф от остального мира. Я использовал свое право не свидетельствовать против родителей, но Миша справился отлично и выдал всю подноготную гавнину.

Миша начал с самого рождения. Мы с братом стали предметом коммерческой сделки, что недопустимо и является грубейшим нарушением прав ребенка. С детства маленькому Мише внушали, что пассивом быть не стыдно, и что каждый послушный мальчик получит хорошего мужа, когда подрастет. Но Миша все это время был гетеросексуалом! Сейчас у него есть девушка, и она ждет ребенка. Правда, Миша не согласился открыть ее имя, потому что боялся за психику малыша.

С правами Мишынава брата дело обстояло еще хуже: он вырос гомофобом.

Брат Мишы тоже не имел природной склонности к мужчинам, но его долгие годы унижала авторитарная мать. Ее герлфренд тетя Вера заставляла маленького Стасега учить английский по субтитрам гей-фильмов, а когда мальчик плакал, ему совали в рот анальный расширитель и ставили порнуху, чтобы не мешал сидеть в контакте.

Мальчик рос беспокойным, у него часто случались вспышки ярости, и мать пригласила своего приятеля-анархиста по кличке Великий Химик. Чем накормил малолетнего Стасега Великий Химик, не знает никто, но Стасег до сих пор повторяет его имя во сне и просыпается, обливаясь потом. Годы психологического террора сделали мальчика злодеем и тираном.

— Он лжет! — воскликнула мать.

Но это была чистая правда. Я риальне учил инглиш по пидарским субтитрам, хотя пидорасом, канешна, не стал. Ведь пидар — это тот, кто сосет и дает в жеппу.

— Стасег, скажи им, что все это неправда, — умоляла мама.

Я взял микрофон и спросил:

— А помнишь, как ты меня силовым кабелем порола?

Короче, несмотря на протесты госсекретаря США и всякие вопли о правах гомосексуалоф, мою маму приговорили к трем годам тюремнава заключения. Папе Сержику и папе Сашику дали столько же, а Мишаню отправили в центр реабилитации жертв насилия где-то в Берлине.

Зрители три дня жрали у теликов чипсы, а нас попросили побриться и сняться в документальном фильме о жертвах насилия в семье, но я отказался. Типо я тожэ не оправился от шока.

На суде, канешна, всплыла пикантная подробность о братской ебле. Извращенцы всего мира по многу раз пересматривали этот отрывок. Но меня волновало другое: ни одна страна не признавала наше государство. Даже дремучие папуасы не верили, что я Великий Князь и президент возрожденной России. В новостях часто вспоминали «русского неандертальца», а сраныя комики травили байки про мой силовой кабель.

Тогда я поднял цены на торф. Польша и Украина сразу признали нашу независимость, следом прибежала Германия, а за ней подтянулись другие толерантные товарищи. Даже США приветствовали Новую Дружную Россию после заключения Пакта Куриных Ног.

Дойчланд немного взбрыкнул по поводу цен на полимерные отходы, но в целом все шло без эксцессов.

Чтобы население не скучало, с начала марта мы проводили Суды Анархии. На них собиралось большое количество народу. В палатках свободно продавались флаги Анархии, чипсы из полевок, газированная можжевеловая настойка, насвай и конопля. Люди приходили на Суды Анархии целыми семьями, мужчины во время представления вязали варежки из собачьей шерсти, женщины пережевывали пеммикан — одним словом, совмещали приятное с ползным.

Судебные органы я упразднил еще летом, так шта Суды Анархии оказались делом нужным и интересным. Вел их, канешна, всеми любимый Князь и Президент, то есть я.

На первое заседание явилась тиолка с младенцем и двадцать муживоф, которые ебли ее по кругу и теперь претендовали на отцовство.

Задача была непростая. Министр транспорта товарищ Ыттыгыргын предложил разрубить младенца на двадцать частей и раздать двадцати мужикам, чтобы никому не было обидно. Это полностью соответствовало его представлениям об Анархии и социальной справедливости. Гришу вывели из двора суда и предоставили слово товарищу Яколайнену.

Товарищ Ясколайнен предложил устроить генетическую экспертизу, как делают во всем цивилизованном мире. Его тоже вывели, потому что на такие неслыханные вещи в стране нет денег. Воин Анархии не должен мыслить буржуазно.

Товарищ Сяо посоветовал как-нибудь ночью незаметно подкинуть младенца на соседский огород, типо нет ребенка — нет проблемы, а соседям — большая радость.

Товарищ Яворская расплакалась, поскольку не была уверена в отцовстве своего ребенка.

Потом та тиолка долго собачилась со своими ебырями на потеху публике, младенец орал, а публика принимала активное участие в обсуждении.

Ближе к вечеру я взял микрофон и объявил: поскольку мы строим новое анархическое общество, у юных революционеров не должно быть буржуазно-демократического представления о семье. Наша семья — это весь народ Новой Дружной России, и этого младенца мы будем воспитывать всей Общиной, всем миром! Поэтому малыш направляется в правительственный детский сад, а все эти долбоебы, типо его родители, идут сасать. По-моему, все получилось так же круто, как у царя Соломона.

На втором заседании мы разбирали, кому принадлежит олень, который свалил от одного аборигена к другому.

Товарищ Ытыгыргын предложил ответчику и истцу разделить оленя поровну и съесть.

Товарищ Сяо посоветовал отдать его в столовую совета министров.

Тогда микрофон взял великий князь и президент и объявил, что олень направляется в правительственный детский сад. Почему? Да потому, что для нашей Общины и нашего мира дети — это самое главное, и население не должно мелочно думать о каких-то там оленях.

На третьем заседании истцами выступали какие-то «зоозащитники». Они предъявили нам избитого пса, типо ответчик жестоко обращался с животным. Решение судей было единодушным: направить пса в правительственный детский сад для прокормления маленьких воинов Анархии.

Зоозащитники еще долго тусовались под крепостной стеной, хотели спасти дворнягу от шашлыка. Я приказал налить воды в ров, и они отстали. Суды анархии мы с тех пор проводили в Троицком раскопе, типо если кому не нравицо — могут поплавать.

Потом на берегу рва начали собираться ональные псы. Они орали, что Стасег Почепа — жулик и вор, а его кровавый режым ведет Россию к гибели.

Ну как прикажете ебаться в таком бардаке?

Ладно, говорю, давайте проведем честные выборы.

И провели.

С раннего утра у Троицкого раскопа стояли палатки с флагами Анархии, мышатиной и коноплей. Народу бесплатно раздавали рис и двойную порцию собачьих консервов, типо путь на выборы неблизкий, надо подкрепицо.

В списке было три кандидата — Почепа Станеслав от Новой Дружной России, ахтунг папа Сашик от Справедливой России и поц в дворняжьей шкуре от «Правого дела».

Населению выдавались куски бересты и писало. Избиратели отмечали крестиком нужный квадратик и кидали его в Троицкий раскоп. Это такая большая яма. Там, новерно, хотели построить торговый центр, но кончилось финансирование. Тридцать дней продолжались выборы, все население Новой России успело прийти и сделать посильный вклад в становление нашей государственности.

Раскоп был полон, наблюдатели успели построить палаточный городок и обзавестись хозяйством. На веревках из оленьих жил сушились кальсоны из собачьей шерсти, женщины варили в котелках собачину и коптили на решетках оленьи окорока, готовясь к банкету в честь моей инаугурации.

Внезапный мокрый снег грозил помешать подсчету голосов, но мы откапывали бюллетени всем миром. Иностранные СМИ поражались силе духа россиян и конечному результату.

Сорок миллионов пятьсот тысяч избирателей отдали свой голос за Станеслава Почепу. Четыреста девяносто девять избирателей голосовали за ахтунга папу Сашика. Один избиратель голосовал за поца в дворняжьей шкуре, и это был он сам.

Еще нам попался очень странный бюллетень с нерусскими буквами. Он порвался и совсем почернел от дождя, и надпись мы прочитали с большим трудом: «Иванеблядинъсынъебилежапеипиздаисѣкыль».

Ваня, услышав такое, изменился в лице. Он приказал засыпать раскоп и урезать паек избирателей.

Положение спас поц от «Правого дела». Он объяснил, что это большая редкость, возможно даже, памятник письменности 13 века. Мы с почетом послали умного поца обратно в библиотеку и подарили ценную древнюю маляву, типо утешительный приз.

Сиэнэн сняло полярного волка Бобика и сообщило всему миру, что это собака нового президента России.

Так началось законное правление Станеслава Почепы.

Весной на рынках появились овощи, зелень и курятина. Чиста чтобы помочь Западу, который находился в глубоком экономическом кризисе. Китайскую продукцию забраковал лично товарищ Сяо: в ней нашли гельминтов и бледную трепонему. Также товарищ Сяо отказался от китайской электроники.

Вопщем, ему пришлось это сделать, потому что нашлись идиоты, которые все время песдели про китайское лобби в совете министров. Так мы лишились удобной современной техники, зато у каждого долбоеба теперь сковородка и свободы полные штаны.

Я выпустил узников совести и поставил их на производство. Папа строил самогонные заводы, а мама учила народ собирать айпэт. Мои отношения с мамой стали прохладными, а папа старался не попадаться мне на глаза. Но на официальных встречах я всегда обнимался с этими мудаками, чтобы не думали, будто я репрессировал свою семью.

Старенький поц с Либерти ру выпустил в Берлине книшку «Истоки и смысл русского дебилизма». Там, в частности, было написано: «Почепа, я больше не люблю тебя». Еще там обсуждалась форма моего носа. Дескать, будь у меня нос картошкой, он бы еще любил, а так на порог не пустит. Я повысил цену на цветные металлы, и книшку запретили.

Короче, политика оказалась делом простым и понятным любому неандертальцу.

Наши владения раскинулись от Мурманска до Киева, от Свердловска до Тмутаракани. Митрополита Смоленского Ювеналия мы изловили и хотели судить как мятежника, но это оказался тот самый батюшка, который принимал у нас Ягу. Ювеналия помиловали и отпустили, обязав не приближаться к учебным заведениям на два километра. Герцога Ингерманландского тоже отпустили, теперь у него комиссионный магазинчик где-то в Турку. Только по поводу Москвы мы не могли прийти к единому решению. Товарищ Сяо предлагал разбросать с вертолетов химикаты, товарищ Ыттыгыргын хотел выкурить мятежников торфяным дымом, чтобы не засорять почву и грунтовые воды. Когда спецназ все-таки дошел до Москвы, там уже никого не было.

Страшно было шагать по улицам пустого мегаполиса. Ни крыс, ни собак, ни оленей с котами не встречалось на пути. Даже комары не зудели под ухом. Кругом стояла такая тишина, будто мы оглохли.

Вдоль и поперек исходила Москву дружина НДР, десять долгих дней искали мы признаки жизни. Утром одиннадцатого дня наш министр транспорта, товарищ Ыттыгыргын, заметил букву «М» над входом в подземелье. Он объяснил бойцам, что значит эта буква, и мы спустились по древним выщербленным ступеням. Внизу было большое помещение с затхлым воздухом, и четыре резиновые лестницы вели во мрак.

Зловещий скрип прорезал тишину. Дружина вздрогнула и обернулась. В углу зала открылась маленькая дверца, оттуда вылез немытый старичок с масляным светильником в руке и пропищал:

— Ваши документы!

Рамис уронил факел, перепрыгнул металлическую изгородь и поскакал по резиновой лестнице вниз. Сам он не мог объяснить, зачем это сделал — наверное, снова какой-то древний инстинкт.

Тогда старичок схватил одной граблей товарища Сяо, а другой — товарища Ыттыгыргына и потребовал документы у них. Канешна, они посмеялись над дедом. Дед весь надулся от злости и пробовал утащить их в свою дверцу, а потом требовал с каждого Пятихатку. Мы отцепили странное существо от Вани, дед царапался и кусался. Рамис вернулся, держась за резиновые перила, и погрозил деду палкой от факела.

— Слы, чурка, гони Пятихатку, — пискнул дед.

У таджикоф очень развит культ почитания старших, Рамис не стал его обижать и даже спросил, что такое Пятихатка. Из рассказа существа мы поняли, что это старинная денежная единица. Я достал из кармана юань с изображением смоленского кремля и вручил деду.

— Это что за хуйня… — упафшым голосом сказал дед. — Тут не по-нашему написано.

Внизу кто-то загремел подошвами по ступеням.

— Товарищ майор, пошли улиток жрать! — кричали молодые голоса.

Дружина жеппой чуяла неблагоприятные вибрации. Старик вырвался и юркнул в свою дверцу.

— Стасег, миссия выполнена, — шептали братья Потупчики. — Вылезаем, закрываем, и газом, газом!

Десятки огоньков мельтешили во тьме. Наверх вылезали бледнолицые твари в балетках и толстых шерстяных шарфах. Твари замечали нас и пятились обратно, рассекая факелами тьму.

Я сложил ладошки рупором и крикнул:

— Не сцать!

Бледнолицые твари повернулись к нам с факелами наизготовку.

— Ебать будете? — спросил поцан в джинсах как у деффки. Его балетки просили каши, а бархатный пиджачок был порван на локтях.

— Ебать не будем, — ответил я. — Наебались, устали.

— И мы наебались, — сказал поцан в балетках.

— А как нащот каннибализма? — спросил поцан в грязной панамке.

— Заткнись, — зашипели его соратники.

— Не употребляем, — ответил я.

— То есть, вы пришли с миром? — уточнил поцан в джинсах как у деффки.

— Мы пришли искать остатки исчезнувших цивилизаций, — объяснил товарищ Ясколайнен.

— Мы не исчезнувшая цивилизация! — гордо выпрямился поц в девчачьих портках. — Мы — Третий Рим!

— А я — Великий Хипстер, — добавил поц в мятой панамке.

— А я — великий герцог ингерманландский, князь новгородский, псковский, мурманский, архангельский, тверской и смоленский, — представился я. — То есть, Президент всея Руси.

— Нехуево, — ответил поц в мятой панамке. — Давайте дружить хуями.

Я объяснил, что такоэ для нас неприемлемо. Во-первых, мы боимся неизвестных вирусов, а во-вторых, Президент круче, чем какой-то там хипстер. Канешна, мы можем принять Третий Рим в состав княжества Тверского, но хуями махать не надо.

Великий Хипстер прогнал гнилую телегу. Типо у них внизу еще десять миллионов таких поцев в балетках, ядерные боеголовки и другое секретное оружие.

Я велел спрятать свою немытую боеголовку и соглашаться на чашку риса в день.

Так к нашему государству присоединилась автономная область Третий Рим. Общая численность населения Третьего Рима на тот момент равнялась двум миллионам, еще два миллиона уехали на дачи, а остальные семь вернулись домой в Таджикистан. Остались только сливки общества и носители высокой культуры, отборные молодые москвичи. Самоназвание автохтонного населения было «хипстеры» (в Мытищах говорили «хипстерА»). У каждой станции метро был свой правитель. Одни назывались Великими Хипстерами, другие — царями и королями, а на Речном Вокзале сидел Император — студент академии МВД.

Августейшые особы подверглись терапии колом и стали честными анархистами. Остальные дразнили нас северными варварами и быдлом. Я жалел, что у хипстеров Третьего Рима не одна жеппа, которую можно излечить одним колом.

Хипстеры вылезали наверх и ходили по городу в огромных темных очках, потому что отвыкли от дневного света. Многие страдали боязнью открытых пространств, а держать в руках совковую лопату не умел вообще никто. Граждане Третьего Рима отказывались добывать торф и упирали на то, что духовно богаты. Не хипстерское это дело — говно выгребать.

На домах появились трафаретки с коричневым волком и слоганом «Народ Дебилов Разорвет». Однажды в субботу пять тысяч хипстеров прошли от площади Революции к Болотной площади с транспарантами «Третий Рим — за независимость!» и «Почепа, уходи!»

Я вспомнил, что Болотная площадь — это их историческое место казни. Демонстрантов ждали дружинники в шлемах из дырявых ведер и доспехах из шкур. Особо наглых мы хватали, вели на лобное место и карали колом. Колья входили подозрительно легко. Мне сообщили, что прогрессивная молодежь сует туда кулак. Типо Москва — резиновая, и жеппы хипстеров — тожэ.

Мои соратники были в замешательстве.

Дело Революции спас министр внутренних дел.

— Я ваш дом труба шаталь! — воскликнул Рамис и начал толкать фонарный столб. Дружина подхватила инициативу.

Пока мы трудились, хипстерская мразь пиналась балетками и кричала обидные слова.

По асфальту побежали трещины, фонарь накренился. Он рухнул в толпу несогласных как вековая сосна. Хипстеры прыснули в стороны, дружинники ухватили столб и побежали наказывать оппозицию. С тех пор такой ритуал повторяется в Москве каждый год и называется «субботником Почепы». А в гербе Третьего Рима появился Штырь как знак их гражданской сознательности и душевной прямоты.

Еще раз замечу, что в ходе карательных акций никто не пострадал. Массаж фонарным столбом благотворно сказывается на репродуктивном здоровье мужчины и сводит на нет риск геморроя и простатита. Демонстрантов прямо с Болотной площади отправляли на Шатурские болота, так шта мы обеспечили населению активный отдых и рабочие места.

Наладив торфозаготовки в Третьем Риме, мы вернулись домой, в наш кремль. Радостно было вдыхать запах торфа и собачьих шашлыков, купаться в Волхове и натягивать товарища Сяо на травке. Я еще цитировал ему классика, типо «и дым Отечества нам сладок и приятен». Ваня жаловался на анальные трещины и отсутствие удобств.

В Державе установились мир и спокойствие. Мудрый Государь сидел на троне в Новеграде, Воины следили за порядком, Охотники добывали собачину, мышатину, кошатину и оленину, Купцы налаживали натуральный обмен, Собиратели косили борщевик и копали торф для нужд Отечества. Даже кошки, собаки и мыши познали благо Анархии: они усердно еблись и плодили потомство по указу президента.

Товарищ Яворская тоже принесла потомство и вручила его мне, потому что мелкий мешал ее творческому росту. Я хотел подарить мелкого бабе Маше, но вспомнил про силовой кабель и передумал. Так шта малыш отправился на воспитание к своим однополым дедушкам. Дедушка Сержик поклялся, что воспитает внука натуралом, а дедушка Сашик купил на черном рынке красивую куклу.

Характер Вани начал портиться. Напрасно я читал ему «Катехизис революционера». Ваня совсем перестал давать и постоянно цитировал Нечаева. Типо, для Вани существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции.

Я уважал Ванины убеждения и дрочил под шкурой. Вскоре я пошел на уступки: приобрел за девять собачьих шкур отличный биотуалет.

Премьер-министр официально заявил, что рядом со мной срать не сядет, и пожертвовал туалет правительственному детсаду. Туда он отправлял все дары Президента — вяленую рыбу, собачьи шубки, ожерелья из раковин и драгоценные китайские презервативы, купленные за несметное число пушнины.

Наконец я сдался. Президент встал на колени перед своим Нефритовым Министром и сказал:

— Ваня, все будет как ты хочешь.

Так я предал идею Революции и пошел на поводу у иностранного интервента. Помни, камрад! Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции!

Мы с товарищем Сяо теперь живем в Зимнем дворце. Когда в бюджете страны не хватает средств, Ваня продает на аукционе Кристи какую-нибудь ненужную хуйню типа часов с павлином или старого пыльного ковра со стенки. Еще у нас на третьем этаже висят картиночки, намалеванные левой ногой, так вот они высоко ценятся в Пендостане.

Вообще-то, мне нравился павлин, он был клевый, но Ваня топал ногами и кричал, что это мещанство, безвкусица и старье. И если я не продам павлина, Ваня все равно вышвырнет на свалку эту рухлядь.

К две тысячи шестидесятому году я выплачу государственный долг и куплю павлина обратно. Все-таки павлин очень красивый, а искусство должно принадлежать народу. Я же, сцуко, не вор, а президент.

С анархо-коммунистическим приветом Станеслав Почепа из Зимнего дворца в Петрограде. Россия, возродись!

Copyright © Упырь Лихой, 18.12.11