Олений лагерь

(Упырь Лихой)


опубликовано на neo-lit.com


 

Олененок Павлик и его друзья три недели отдыхали на даче: они играли в настольные игры, слушали сатанинский блэк-метал, танцевали под дождем и жарили шашлыки, да так часто, что к ним начали приходить соседи.

— Чувствую себя как еврей в газовой камере, — жаловался бобер-пенсионер. — Зачем оленям столько мяса? Живот не заболит?

И однажды на шашлыки заглянул учитель истории, шпиц Семен Спиридонович.

Павлик стоял посреди двора с банкой пива и здоровенным куском мяса в копытах. Он чмокнул пса в щеку и предложил ему выпить.

— Павел! — сказал шпиц. — Если хочешь обмануть старого убоповца, выкинь мобильный телефон.

У олененка сразу скрутило живот.

— Павел, — шпиц постучал в дверь дачного сортира. — Не думай, что это сойдет тебе с копыт. Я знаю, что вы делали после экзамена. Кстати, отличный шашлык. Смотрел новый сериал про Ганнибала? Прекрасный актер этот датчанин.

— Мне тоже нравится, — простонал Павлик. — А «Зеленых мясников» ты смотрел?

— Миккельсен — гений! А ты смотрел «Valhalla Rising»? — оживился шпиц. — Вот это настоящая экзистенциальная драма! Ярость сильных мужчин, попытка открыть новые горизонты!

— Это постпанк! — прокряхтел Павлик. — Вкратце это о том, что не надо выебываться. Начни себя, не пытайся крестить тех, кому это на хрен не упало!

— А как насчет «Еще по одной»? Вот это точно экзистенциальная драма, — не сдавался шпиц. — Однако перейдем к делу. Павел, ты демон.

— Я обычный мальчик, который ищет себя, — стонал Павлик.

— Не спорь. Ты демон! — гавкнул шпиц. — Ты голодный дух! Ты Вендиго! Если бы я мог, я бы выстрелил в это сердечко на двери и избавил мир от такой мрази!

— Стреляй! — провыл Павлик. — Я сам себе противен! Я сру и блюю человечиной! Пора положить этому конец!

— Я не могу! — гавкнул шпиц.

— Слабак! — провыл Павлик. — Ты ебаная шавка, Семен! Не смеешь пернуть без хозяйского приказа!

— Ты слишком юн! И в глубине души еще невинен, ибо не ведаешь, что творишь! Для тебя это просто забавные игры, — рычал шпиц. — Я дам тебе и твоим друзьям еще один шанс, Я не имею право убивать наше будущее. Я должен его изменить. Сделать лучше. Вы поедете в лагерь. Мы вместе туда поедем…

— Да, я зло! — хрипел Павлик. — Я демон! Я соблазнил Адама и Еву! Я распял Христа! Я душил евреев в газенвагенах! Я застрелил Кеннеди! Я разбил «Челленджер»! Я развалил Советский Союз! Я был тем айсбергом, который потопил «Титаник», — холодным и бездушным!

— Не кривляйся, — поморщился шпиц.

Из сортира доносились уже совсем жуткие звуки. Казалось, все демоны японского ада собрались там, их пучило, корежило и рвало. Досчатые стены тряслись. Наконец дверь открылась. Олененок с бледно-зелеными губами упал на траву. За ним тянулся кроваво-коричневый след...

— Бедное дитя, — гавкнул Семен, гладя его бархатистые рога. — Ничего… Скоро ты отдохнешь, окрепнешь, оздоровишься…

Через три дня девятый «А» в полном составе вылетел в Симферополь. Оленят сопровождал их учитель. Во время полета он рассказывал об истории Крыма в двадцатом и двадцать первом веке, в частности о героической борьбе крымчан с немецкими захватчиками и Правым Сектором. Павлик блевал в бумажный пакет. Его измученные желудки урчали и требовали мяса. Перед посадкой олененку удалось забыться тревожным сном, в котором его насиловали огромные черные псы.

— Нет, Семен, не сегодня! — громко стонал Павлик. — Не надо, я еще девственник! Я не такой! Если ты любишь меня, дождись, когда мне будет восемнадцать!

Одноклассники подло смеялись, шпиц кашлял и протирал очки.

На стоянке аэропорта ребят ждал вонючий желтый автобус со знаком «Дети» и огромной надписью «Олененок». У автобуса топтались две вожатые-косули в футболках с триколором и красных галстуках. Оленята долго тряслись по плохим дорогам, пока не остановились у бетонных корпусов, облицованных желтоватой плиткой, посеревшей от плесени и ржавой в тех местах, где по ней стекала вода с крыши. Лагерь окружала сетка Рабица с колючей проволокой. У КПП курили пятеро мрачных черных псов. Воняло тухлой рыбой. Шумели ветви ленкаранской акации. Школьники нехотя вылезли из автобуса, хотя в салоне было уже совсем нечем дышать.

Вечернее солнце припекало. Павлика мучил зверский стояк. Медведь Расул скучал в суши-баре и испытывал бета-версию «Оленьего кайфа». Новая пробка, несмотря на большой размер, просилась наружу. На вековом дубе у административного корпуса было вырезано сердце с именами Ольга и Семен.

— «Олененок» — второй по значимости в СССР лагерь после «Артека», — сказал Семен Спиридонович. — Он был основан в Оленевке в 1969 году. Вам выпала честь получать патриотическое воспитание в этом прославленном месте, под надзором лучших педагогов. Здесь отдыхали многие пионеры, которые стали прославленными спортсменами, художниками, писателями, музыкантами и учеными. Не побоюсь сказать, что именно ребята из «Олененка» сделали нашу страну великой. Я сам отдыхал здесь несколько смен, когда был еще молодым и неопытным щенком. В «Олененке» я нашел настоящую дружбу и свою первую любовь. В «Олененке» я стал псом. Я до сих пор вспоминаю прекрасную грациозную олениху в голубом платье, закаты на мысе Тарханкут и наши с походы в горах Бахчисарайского района. Здесь проходила наша первая археологическая практика, где я приобщился к истории древнего Херсонеса и исследовал греческое городище. В Оленевке — место силы русских оленей! Друзья мои, теперь и вы сможете погрузиться в глубины истории Крыма, слиться с природой, ощутить первозданную красоту нашей родной страны…

— Я уже сливался с природой, — Павлик икнул.

— Равняйсь, смиррна! — гавкнул шпиц.

— Я не понял, что у тебя было с моей матерью? — спросил Павлик.

— Не твое дело, — шпиц потер лапой переносицу. — Я всегда относился к Ольге Ивановне с огромным восхищением и уважением. Мне жаль, что ты не ценишь ее усилий, вложенных в твое воспитание.

— Насрать! — топнул копытом Павлик.

— Молчать! — рыкнул шпиц. — Я знаю, что вы жарили после экзаменов!

Оленята построились в шеренгу. Павлик сильно вырос за эту весну, он стоял первым. За ним встала Светочка с накладными рогами. Шпиц бродил вдоль шеренги и любезничал по телефону с директрисой.

— Конечно, моя дорогая Ольга Ивановна, я буду следить за Павлушей! Он никуда не убежит! — вилял хвостом Семен. — И зачем ему убегать, если это лучший лагерь на постсоветском пространстве? Мы займем его творчеством, спортивными состязаниями. У него просто не будет времени на всякие извращения… Напраааво! До пятого корпуса марш!

Оленята побрели к своему корпусу, таща чемоданы на колесиках.

— Я напоминаю тебе ее, да? Как Гарри Поттер? — донимал шпица олененок.

— Не говори глупостей! — огрызался шпиц. — Да-да, наше дерево на месте. Еще не спилили… Павлуша в полном порядке. Его тошнило в самолете, но он справился. Все, Олечка Ивановна, мне нужно вести детей на ужин. Привет Григорию… Я ему подогнал «Мицубиси», там что-то с коробкой, я заказал на разборке…

Павлик оказался в одном номере со Светочкой, Серегой и Иваном. Там было настолько тесно, что чемоданы пришлось запихать под кровати. Светочка и Серега вместе пытались принять душ и застряли в кабинке. Без кондиционера было очень жарко, но кто-то заботливо унес пульт, чтобы дети не простудились.

— Не лапай меня, я мужик, — рявкала Светочка.

— Пустите посрать, — ныл Иван.

Балкона в номере не было, при ремонте за его счет увеличили помещение, чтобы сделать санузел. Павлик открыл единственное окно и свесился оттуда, как будто хотел упасть.

— Скорее мойте хвосты и на ужин! — кричал внизу шпиц. — У вас десять минут!

Косули в коридоре раздавали трехцветные футболки, нервно глядя на громадных девятиклассников, которые могли запросто перешибить их копытом. У футболок были слишком узкие горловины, сквозь которые не пролезали рога.

Павлик взял футболку, накинул на немытую шею и позвонил матери.

— Павлуша! — обрадовалась она.

— Мама, что у тебя с этой шавкой? — грозно спросил сын.

— Ничего! — удивилась олениха. — Семен просто друг. Когда мы вместе учились на истфаке, я уже встречалась с твоим папой.

— А как же романтическое лето в Оленевке? — еще более грозно спросил Павлик.

— Глупости, мы были детьми, — рассмеялась олениха. — Павлуша, он же пес, а не олень.

— Это ничего не значит. Я встречался с хомячкой, — Павлик нервно стучал копытом по крашеному полу. — Зачем ты от меня все скрывала? Я теперь сам себе противен! Чувствую себя соперником собственной матери. Как у де Сада.

— Павлуша, не выдумывай, — хохотала олениха. — Семен не из этих, он в Чечне служил. Он настоящий мужчина, а не какой-то там.

— Понятно, почему у бати такие рога, — буркнул Павлик. — И Семен тоже хорош… Герой френдзоны…

На ужин подали напиток из цикория, капустный салат и колобашки из серого фарша, капусты и лука. Косуля в белом колпаке ляпала в тарелки картофельное пюре. Она сутулилась и мрачно зыркала на ребят.

— Я себя не на помойке нашел, — сказала Светочка. — Ешьте это сами.

— До ближайшего макдака 400 километров. Удачи! — гавкнул шпиц.

Павлик нехотя ковырял вилкой комок фарша.

— Человечина вкуснее была, — шептал Вован.

— А когда мы будем купаться? — спросил Антон, чтобы разрядить обстановку.

— Море грязное и холодное, — гавкнул шпиц. — Мы здесь не для этого. Мы будем укреплять наш дух и учиться любви к Родине. А на пляже можно делать зарядку.

Оленята долго не могли заснуть. Квакали лягушки, лаяли бродячие собаки. Серега тихонько спустился с третьего этажа по пожарной лестнице и прокрался на пляж. За ним скакала Светочка с полотенцем. Вода была ледяная, волны били в нос, копыта скользили на острых камнях, но молодая пара долго плескалась без трусов при свете луны.

Их разбудили в семь утра. Шпиц был бодр и свеж, он гнал оленят на зарядку. Светочка хлюпала носом. У нее поднялась температура, но небинарная олениха скакала выше всех. Она не хотела, чтобы ее заперли в изоляторе.

Дул резкий ветер, гремели бурые волны, над лагерем плыли тучи.

«Россия, Россия, это наша оленья сила, — надрывались динамики на пляже. — Наш олень всегда готов забодать страны врагов».

— Что за говно? — Павлик зажал уши копытами.

— Вы должны выучить эту песню к празднику, — пояснил шпиц. — Мне тоже не очень, но ты потерпишь.

«Для славы со Христом мы были созданы, никак нас враг чудовищный не съест, кололи нас серпом, звездили звездами, но наше знамя есть и будет крест!» — запел женский голос.

— Прохор, сделай потише! — гавкнул шпиц.

— Потише не положено! — гавкнули динамики.

И все утро пес Прохор Алексеевич услаждал пленников своей коллекцией русского патриотического шансона. Репродукторы висели везде — на пляже, в столовой, у административного корпуса, на футбольном поле с колючей желтой травой, в жилых корпусах и даже в грязелечебнице, где за большие деньги мазали черной жижей старых кошек.

Оленята скакали в спортзале, а в огромные окна хлестал дождь, да так сильно, как будто здание было скалой под водопадом. «Россия — священная наша держава, Россия — великая наша страна», — выли динамики.

— Я ненавижу Россию! — воскликнула Светочка и сблевала прямо на скамейку. Она слишком долго не сморкалась и уже не могла себя сдерживать.

Шпиц решил, что она отравилась сосисками, которые давали в столовой. Он заставил остальных оленят сходить в уборную и сунуть копыто в рот.

— Не стоит ненавидеть Родину из-за какой-то несвежей сосиски, — ворчал Семен.

Дождь утих. Пес Прохор Алексеевич вывел старых кошек на площадь перед административным корпусом и раздал им палки для норвежской ходьбы. Кошки кряхтели, выгибались и разминали лапы. А Прохор читал им стихи собственного сочинения:

 

Мы мажем грязью наши выи

И нам не нужен нурофен,

Чтоб наша Родина Россия

Вставала каждый день с колен!

 

Патриотизмом в сердце полны,

Наточим когти о гранит,

Не страшны русской кошке волны,

Спина у кошки не болит!

 

Пускай рассвет еще не светел,

Унылый дождик моросит,

Не страшен русской кошке ветер,

Она стихию победит!

 

Ведь кошка русская не дура,

Она за Родину и ЗОЖ,

Российский спорт и процедуры

Врагам страны как острый нож!

 

Русские кошки криво улыбались и хлопали лапами, ведь пес Прохор был такой молодец — спортсмен, поэт и меломан. Дождь усилился. Кошки трусили по лужам, хотя могли бросить палки и уйти в номера пить чай со сливками. Они боялись обидеть этого замечательного молодого человека. А Прохор держал хвост пистолетом и всячески показывал, что он сильнее стихии.

Одна из кошек отклолась от группы и забежала в олений спортзал.

— Задрал уже, чертов шлемазл, — ворчала она, пытаясь вылизать мокрую спину.

Семен подбежал с полотенцем:

— Розалия Самойловна, ну зачем себя так утруждать?! Норвежская ходьба — дело добровольное! Присядьте, отдохните!

— Господи Иисусе! — мяукнула кошка. Она увидела Павлика.

— Да, это я, — олененок сделал реверанс.

Кошка выскочила под дождь и помчалась к своему корпусу. «Рассея, моя Рассея, от Волги и до Енисея», — выли репродукторы. А с неба все лило и лило. Тропинки превратились в ручейки, а дороги — в бурные реки.

Серега широким шагом вышел из здания.

— Куда? — гавкнул Семен.

— Вы мне еще спасибо скажете, — крикнул Серега.

Он быстро отыскал пожарный инвентарь и взял топор с красной ручкой. Радиоузел находился в главном корпусе, рядом с библиотекой.

— Что ты делаешь? Дурак! — пыхтел Семен. Он вбежал в зал вслед за Серегой и протянул ему резиновые перчатки.

— Рубить? — спросил Серега.

— Сначала выключить! — прорычал Семен.

Серега выдернул штекеры, натянул перчатки и рубанул по коробу с проводкой. Полетели искры, Семен отскочил. На всякий случай Серега повредил проводку еще в нескольких местах и разрубил ненавистный ящик.

К корпусу уже мчался Прохор с палками для норвежской ходьбы.

Шпиц выкинул в окно топор и заметался в поисках запасного выхода. Все было заперто.

— Плохой олень, — сказал Семен, ухватив Серегу за рога. — Будешь неделю мыть сортиры за то, что ты натворил.

— Убил бы! — гавкнул Прохор. От меломана разило мокрой псиной.

— Что поделать, придется обойтись без музыки, — вздохнул Семен и увел Серегу.

Но Прохор не сдавался. Через полчаса он вышел из своего номера с древним бумбоксом на плече, как черный американец.

— Мы за Россию, е, не дадим сдохнуть в говне нашей родной стране, е, о е! — гавкал он, бродя по колено в мутной воде.

Вскоре устройство отключилось. Было слышно только, как квакают лягушки и дождь барабанит по кровельному железу.

— Россия — священная наша держава! — басом завыл Прохор.

Спортзал превратился в бассейн. Оленята стучали зубами на втором этаже своего корпуса, кутаясь в одеяла. Светочка кашляла.

— Дома плюс тридцать, — заныл Иван, мотая прогноз погоды. — Тут обещают дожди на весь месяц. Давайте вернемся, обратные билеты дешевле.

— А как же боевой дух русского оленя? — гавкнул историк. — Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает.

— Хотелось бы кое-что уточнить, — сказал вдруг Павлик. — Варяги были рогатые, а не шавки. Олени не сдаются псам.

— Да ну вас всех к чертовой матери. Делайте что хотите! Мотайте срок! — разозлился Семен.

— Дамы, в шестнадцать тридцать прошу на аквааэробику! — лаял под окном Прохор.

Кошкам уже хватало водных процедур, но они не сдавались и искали в чемоданах купальные шапочки. Ведь это был такой хороший молодой человек — спортсмен, поэт и патриот.

А после ужина, когда оленята в холле играли в бутылочку, Прохор сидел на скамейке под окном и терзал баян. И кошки, водя хоровод, нестройно мяукали: «Валенки, валенки, ой да не подшиты стареньки».

«Не можешь победить — возглавь», — прошептал Павлик.

Он высунулся в окно и заорал: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя. Услыши мя, Господи! Господи, воззвах к Тебе, услыши мя, вонми гласу моления моего, внегда воззвати ми к Тебе. Услыши мя, Господи! Услыши мя, когда взыщу помощи Твоея в борьбe с грехом, когда начну вступать на тесный, тернистый путь заповедей Твоих. Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздаяние руку моею жертва вечерняя!»

Кошки замолкли и перекрестились. Семен мощным басом поддержал олененка. И другие оленята вспомнили, чему их учили в церковном хоре.

Баянист поднялся на второй этаж и пожал лапу Семену.

— Не знал, что вы такие профи, — смущенно сказал он. — Не будем вам мешать.

И солнце выглянуло из-за туч.

Так оленята поняли, что христианство дарует освобождение от адских мук, приносит покой и благорастворение в воздусех. «В лагере не так уж плохо», — решили они. И даже Светочка полюбила питаться в лагерной столовой. Только у Павлика все время что-то зудело. Это рвался на волю его беспокойный олений дух.


Copyright © Упырь Лихой, 22.06.21