Украинский пациент

(Упырь Лихой)


опубликовано на neo-lit.com


 

 

Было жаркое лето 2022. Старые кошки заранее накупили на Вайлдберрис много красивых теплых нарядов и ждали, когда же смогут их надеть, но листья не желтели, а температура не опускалась ниже двадцати градусов. В светелке Павла Преображенского было особенно душно: окна выходили на враждебный русским оленям Запад, и во второй половине дня солнце палило как в Калифорнии. Иноагент лежал без сил на икеевском диванчике, который давно был ему мал. Павел купил бы новый, но шведская компания ушла из России, а русские диваны были слишком монументальны для хрущевки. Под попой школьника неделю назад треснул оргалит, и батя-олень привинтил снизу заплату.

Позвонил старый друг: Семен Спиридонович предлагал принять участие в реконструкции Бородинского сражения.

— И кем я буду? — спросил олень.

— Храбрым рядовым 4 егерского полка.

— Только Наполеоном, — сказал Павел.

— Как доцент Соколов? — съязвил пес. — Мы подумаем над твоей кандидатурой.

— Всегда к вашим услугам, мон колонель.

Павел допилил патч к своему новому приложению «Умный русский дом» и от скуки зашел в давно забытый чат анимешников. Он не общался там с тех пор, как Иван Богословский написал ему те знаменитые сообщения.

В дискорде резвились незнакомые медвежата, которые писали, что России нужна сильная власть, наш президент крутой и скоро размотает свидомых на коврики для вытирания копыт.

— Спорим, через два года ваш дискорд заблокируют в РФ, а хохлы влезут в Курскую область, — написал Павел.

— Через два года утка Дональд вернется в Белый дом, — ответил какой-то медведь. — И уладит все за одни сутки. Хохлы не посмеют гадить на наших территориях. А ты что за хер? Захохликам здесь не рады.

— Мне плевать, рады вы или нет. Я взломал Ванькин комп, — написал Павел. — Так что никакой политики и мата! Кому не нравится — валите в телеграм.

Патриоты заглянули в его профиль и притихли.

— Это черт знает что, — вежливо негодовали они. — Какой-то произвол…

— Жалуйтесь на меня в РКН, — предложил Павел. — Вы в курсе, что такое децимация? Еще одно слово про СВО, и я кикну каждого десятого.

Медвежата угрюмо кидали картинки с японскими кошкодевками.

— Я вижу, вы любите авторитарный стиль управления, — напечатал Павел. — Так держать! В военкомат все уже сходили?

— Мне не надо, у меня плоскостопие, — пытался оправдаться один из медведей.

— А также сколиоз, псориаз и расстройство личности? — спросил Павел.

Медведи молчали.

— Понимаю, воевать за вас должен кто-то другой, например я, — разозлился Павел. — Но вот печалька, я пойду на оборонный завод, делать чипы для дронов и баллистических ракет. А ваш тупой сервер удалю, чтобы остановить деградацию и воспитать из вас настоящих защитников Родины. Ауфидерзейн, салаги.

Медведи начали отключаться: им срочно понадобилось поиграть в КС, Апекс и Геншин.

— Ты кем себя возомнил, товарищем Джугашвили? — начал самый смелый. — А ничего, если…

— Первый пошел, — Павел кикнул знатока истории.

В чате появилось фото маленького фимозного члена. Через минуту членов было уже 1500, а медведи радовались, что на сервере наконец-то появился адекватный админ, который разберется со спамером.

— Че надо? — спросил Павел.

— Забанить хохла! — разом напечатали медведи.

— Я вас ненавижу, — написал Пациент. — Вы мне все будущее изгадили, кацапи.

— Интересно, как я изгадил твое будущее? — осведомился Павел. — Когда вышел на митинг против спецоперации, на которой гибнут лучшие русские парни? Может, ты сам его изгадил, когда скакал на Майдане?

— Ну ты олень, как я мог скакать, мне тогда было девять лет, — обиделся Пациент.

— Да, я олень. Быть оленем лучше, чем свиньей.

Пациент почему-то не реагировал на «свинью», Павла это насторожило.

В чат воровато влез забаненный медведь:

— Чую политоту. Павлуша, корона не жмет?

— Могу разбанить основу, — предложил Павел. — За минет.

Забаныш не решился ответить.

— Скинуть ножки? — спросил Пациент.

— Кидай, — разрешил олень.

— Две тыщи баксов, — написал Пациент.

Медведи рычали, что спамер совсем повредился башкой. Он и раньше был божевильный, для украинца это скорее достоинство, чем недостаток, но сегодня перегрелся и перешел все границы.

— Не перешел, — написал Пациент. — Чтобы перейти все границы, мне как раз нужны две тыщи. Полторы погранцам и полтос, чтобы как-то устроиться в Молдове. А то мне вчера прислали повестку из ТЦК.

— Ага, щас напечатаю, только разогрею принтер, — потешался забаныш.

— У оленя много денег, — объяснил Пациент. — Это самый молодой российский миллионер, для него эти две штуки как для тебя двести рублей за чашку американо.

— Моя чашка американо стоит в пятерочке 69 рублей, — гордо ответил забаныш. — Советую вступить в ряды боевых пидорасов, Неньке нужны крепкие парни.

— А если я стану боевым пидорасом и ты станешь боевым пидорасом, тогда кто кого? — не сдавался Пациент. — Может, не стоит своей дурью увеличивать количество живой силы противника?

— Да я тебя выебу рельсой в рот и в жеппу в твоей Виннице, когда наши возьмут всю Украину… — забаныш снова вылетел с сервера.

— Спасибо, бро, — напечатал Пациент. — Есть идеи, как достать две тыщи? Вот фото повестки, я не вру.

— Я верю. Будем думать, как тебе их переслать.

— Пэйпал, — подсказал Пациент. — Мы же друзья?

— Русский и украинец — братья навек. Жди, — Павел вышел с сервера.

 

Олениха Ольга Ивановна потела в своем кабинете, обмахиваясь веером, который сделала из рекламного буклета с новейшими сплит-системами. «А не снять ли немного со счета Павлуши? — думала она. — Хотя нет, если поставить это в наши маленькие комнатки, он, чего доброго, заболеет. От этих кондиционеров так дует, просто ужас». Свои доходы Ольга Ивановна еще в начале месяца потратила на шубу из каракуля, а Григорий копил на новый фольсваген и врал, что ему не жарко.

Реклама манила свежей типографской краской, олениха все махала и махала, поглядывая на часы. В школьном коридоре матерились гималайские медведи, запах уайт-спирита смешивался с ароматом буклета в небывалой мощи коктейль, Ольга Ивановна ощущала резкую боль в затылке, но свой пост покинуть не могла. Вдруг маляры что-нибудь стырят?

— Мам? — из токсичного облака выплыла морда Павлика. — Пойдем в Котобанк. Мне надо.

— Ребята, я ушла! — крикнула директриса. — Сами закроете, ключи занесете утром!

Она процокала на улицу, обогнав сына.

— Так приятно, что мы думаем об одном и том же, — радовалась она по дороге в Гатчину. — Так какую сплит-систему мы закажем?

— Мне все равно, — Павел щурился, глядя в грязное окно маршрутки.

— Павлуша, ты же будущий инженер, ты должен лучше меня разбираться в этих штуках. Вдруг я куплю какую-то дрянь?

— Я программист, а не продаван, — нехотя говорил Павел. — Покупай что хочешь, я дам сколько надо.

— Хочу попробовать «Мицуко», — призналась мать. — Ваня так интересно про них рассказывал.

— Мицуко так Мицуко. Он, вроде, говорил, что их давно сняли с производства?

Маршрутка подпрыгнула, попав колесом в яму. Олениха прикусила язык и вцепилась в спинку переднего кресла. Вскоре они вышли у вокзала и пешком добрались до улицы Авиатриссы Зверевой.

В отделении Котобанка сидели скучающие кошки в зеленых шейных платках и толстый усатый кот с хохолком на голове. Павел взял талон и почти сразу подошел к столу усатого.

— Сколько будем снимать? — прошипел сотрудник банка.

— Полмиллиона крупными.

— Павлуша, зачем? — испугалась олениха. — Я хотела три совсем простые сплит-системы, одну тебе, одну в гостиную и одну нам с папой, с установкой это примерно сто пятьдесят.

— Так сколько снимаем? — кот подкрутил левый ус.

— Полмиллиона, — повторил Павлик. — Мне нужны карманные деньги.

— Придется подождать, такие суммы у нас надо заказывать, — осадил его усатый.

— Триста! — строго сказала олениха. — Мы уже беседовали о том, что большие деньги развращают.

— А я как раз хотел гелик за триста косарей, — фыркнул сын.

— Так дешево? — удивилась олениха. — Он что, не на ходу, как папин пассат?

— Это был сарказм, — Павел расписался на чеке и запихал сто тысяч в нагрудный карман.

— А зачем они тебе? — допытывалась мать. — Ты ведь не пошлешь их для поддержки ВСУ?

— Конечно, пошлю, ведь я идиот и мечтаю, чтобы меня убили хохлы.

— Точно не пошлешь хохлам? Смотри у меня!

Было уже 17:45, солнце все еще палило, ветер едва шевелил ветки куцых кленов, олениха сразу взмокла, бежать до вокзала не хотелось. Проехала набитая маршрутка, из дверей торчала сумка-шоппер. Ольга Ивановна задумалась, что надо бы снять еще миллион и купить что-нибудь дешевое, вроде лады гранты с кондиционером. Копыта сами несли ее в котобанк.

— Вы что-то забыли? Через 15 минут закрываемся, — зевнул усатый.

— Мам, как насчет недорогой тачки? — подсказал Павлик.

— И полтора миллиона мы закажем, — поспешно сказала олениха. — Павлуша, какого цвета?

— Конечно, синюю, это твой любимый цвет.

— Угу, — мявкнул усатый. — Новая лада — отличный подарок маме.

— Нет, лучше два. Хочу ладу весту в хорошей комплектации, — осмелела Ольга Ивановна. — Только обещай, что будешь меня возить, когда получишь права.

— Обещаю, мамочка.

— Отлично, приходите через неделю, можете выбрать новую машину, а старую сдать по трейд-ин, — мурлыкал усатый. — Обычно все занимает дня три, но сейчас сотрудники в отпусках, возможны задержки... Вы должны гордиться Павлом Григорьевичем, не каждый мальчик в его возрасте так заботится о родителях. Наш будущий Дуров…

— Дуров иноагент, — строго сказала мать.

Павел вызвал такси.

— А ты знаешь, я бы написал какой-нибудь российский мессенджер, — говорил он маме по пути в магазин. — Назовем его «Упряжка» или «Нарты». Или «Северный олень». У телеги неудобный интерфейс, а для набора подписчиков нужны сторонние сайты. Я это исправлю.

В дискорд пришло сообщение от Пациента: «Можно побыстрее? Мне уже завтра в ТЦК».

— Мам, не хочу тебя обманывать, дай еще сто тысяч, — начал Павлик.

— На хохлов?

— Это бедный мальчик из Винницы, который пытается сбежать в Молдавию. Ему нужно две тысячи долларов, чтобы дать пограничникам.

— Сопляк. Пусть идет воевать, зачем хохлу кацапские доллары? — куражилась олениха. — Павлуша, я думала, ты умный мальчик, а этот хохол тебя надувает как старую бабку. У них в Днепропердовске целые кол-центры, где такие бедные мальчики мальчики притворяются судебными приставами, прокурорами, сотрудниками ФСБ и Котобанка. Мне вчера звонила одна хохлушка, сказала, что я посылаю деньги террористам и меня вызывают в центр «О». Я, конечно, сразу ее раскусила и позвонила Семену...

— Спасибо, мам, ты открыла мне глаза, — скромно сказал Павлик. — Если бы не ты, я бы послал деньги хохлу, но теперь-то они в безопасности.

— Может, сразу в автосалон? — свернула с темы мать.

— Я думаю, тебе лучше съездить с папой, он специалист, проверит качество сборки.

Еще два часа Павел провел с мамой в ДНС, выбирая хорошую и недорогую сплит-систему. Олениха задавала продавцам глупые вопросы, те недовольно смотрели на грузную женщину в синем платье и ждали, когда она наконец уйдет.

— А мы точно не отравимся фреоном? — беспокоилась олениха. — Я слышала, он очень вреден для экологии… Павлуша, там случайно не Галя прячется за стиральной машиной?

— Зачем Гале прятаться от какого-то ненужного оленя? — пищала хомячка. — Я его просто не замечаю! Вообще-то я ищу вентилятор, у папы в ларьке нечем дышать. Холодильники сильно нагревают воздух. Я, знаете ли, работаю, пока некоторые развлекаются с медведями и котами.

— Вентиляторов нет, раскупили, — вмешался консультант. — Могу предложить выставочный образец со следами эксплуатации, его уронили на прошлой неделе.

— Не люблю Б/У! — хомячка гордо направилась к раздвижным дверям. Павлик бросился за ней.

— Туда и дорога, — тихо сказала Ольга Ивановна. — Лично мне эта кривляка никогда не нравилась.

Хомячка бежала по разбитым тротуарным плитам, ничего не видя из-за слез. Олень медленно цокал рядом.

— Сходим в боулинг? — предложил Павлик. — Не развлекаюсь я ни с какими медведями и котами, они мне вообще безразличны. Я занят новым проектом — «Умный русский дом». Это такое приложение, в котором можно не только включить кофеварку и выключить свет, но и вызвать электрика, сантехника, полицию, наблюдать за квартирой в поездках, платить за коммунальные услуги и вообще все что хочешь.

— Ага, Скайнет, как в «Терминаторе», — шмыгнула носом Галина. — Я не такая дура, чтобы выйти замуж за педика. Я все знаю про твоего Жана и Рудольфа. Это отвратительно!

— Как быстро переобуваются либерашки, — фыркнул Павел. — Вчера ты хотела, чтобы мы жили как Дворкин и Столтенберг, а сегодня ЛГБТ это фу.

Галя не ответила, она провалилась в яму, вырытую коммунальщиками.

— А может, сгоняем в Карелию, на озера? Я покупаю «Весту» через неделю, — предожил олень, ускоряя шаг.

В кармане зудел смартфон, Павел нажал кнопку, сбросив звонок. Его догнала пожилая лиса с пакетом из «Магнита». Он понял свою ошибку, но было уже поздно. Галю вытащили работники дорожной службы, пожилой лис вызывал «скорую», какой-то офисный хомячок расстелил на земле свою куртку, чтобы девушке было удобнее лежать.

— Чего надо? — спросила Галя.

— Сто тысяч до конца недели. Ты можешь взять у папы? Я получу в банке и сразу отдам.

— И зачем?

— Один украинский медведь хочет перейти границу.

— Он тоже из этих? — демонически рассмеялась хомячка.

— Какая разница! — возмутился Павлик. — Речь идет о жизни молодого парня, который страдает психическим расстройством. Его все равно забирают в армию. Ты хочешь чтобы наши русские бойцы стреляли в инвалидов?

— Мне все равно, в кого стреляют. У меня нога болит, как я теперь буду таскать бутылки с кул-колой? — Галя едва сдерживала слезы.

— Да не вопрос, я помогу, — Павел почесал нос копытом. — Есть предложение не таскать никакие бутылки, а пойти в мою команду тестировщиком. Ты так любишь замечать чужие ошибки…

— Очень надо работать на какого-то ненужного оленя! — разрыдалась хомячка.

В дискорд пришло новое сообщение.

— Это он, — сказал Павлик. — Галина, извини, в мире полно более серьезных проблем, чем твоя нога.

— Да пошел ты, педик, — пискнула хомячка. — Вали в кино со своим медведем, смотреть про Педдингтона.

— Смотри, что он пишет, — Павел сунул смартфон ей под нос. — Еще не поздно доехать до границы в багажнике, нужно только дать на лапу погранцам, чтобы не стали досматривать. Что для нас эти жалкие сто тысяч? Мы скоро будем богаты, как Цукер и Присцилла Чан. Уже сейчас пора помогать тем, кто в этом нуждается. О твоем благородном поступке журналисты будут рассказывать всему миру.

Глупый Пациент скинул дикпик.

— Фу! — вскрикнула Галя.

— Вот видишь, он психбольной, — объяснил Павлик.

— Не хочу я помогать этому шизику, он мне не нравится, — повеселела хомячка. — Пусть покажет писюн военкому, тогда его точно не возьмут.

— В Хохлоине все с приветом, — небрежно сказал Павлик. — На общем фоне он более чем нормальный. Там у них каждый день такой цирк с конями. Как твоя нога?

— Где мои деньги? — спросил Пациент.

— Ты показал свой фимозный хер моей девушке, — написал Павлик. — Так что никаких «твоих денег» не существует.

Он забанил обнаглевшего медведя, посадил Галю себе на шею и поскакал в пиццерию на Соборной, не дожидаясь «скорой».

— Не хотелось бы, чтобы весь мир узнал, как хохломедведь показал мне хер, — веселилась Галя, поедая додопиццу с цыпленком и песто.

Ее лапка внезапно перестала болеть, и она обещала подумать над планом их будущего семейного бизнеса.

В дискорд зашел некий Тарас.

— Извини, не хотел оскорбить твою девушку, я не знал, что ты натурал, — написал он. — Пришли деньги побыстрее, пожалуйста. Тетя Ярина уезжает в пять утра, чтобы не стоять в очереди. Она не будет ждать! Я все отдам, когда заработаю или начну получать пособие в Германии. Меня же в армии сразу убьют или пустят по кругу иностранные наемники. Бегом, олень!

— Даже жалко его, — прыснула Галя.

— Я не тот олень, на котором можно ездить, — написал Павлик.

— Заранее спасибо! — Тарас скинул запрос из пэйпал и фото тощего медвежьего зада с торчащими из него розовыми шариками.

— Он так и пойдет в военкомат? — Галя икала от смеха.

— По ходу, он совсем дебил, — ржал Павлик. — Я ему иногда переводил пару косарей, потому что они там все нищие, сидят без работы, ему даже нечего надеть кроме треников. Наверное, он решил, что я его мама.

— У меня десять тысяч на папиной карте, — сказала Галя, попив воды. — Сто тысяч для нас — очень большие деньги. Пошли ему то, что есть, может, пограничники пожалеют этого клоуна.

— Я сбегаю до банкомата и положу все на твою карту, — Павел помчался в Котобанк, закинул деньги и тут же вернулся. — У нас проблема: на пэйпал нельзя переводить с карты «мир». У тебя есть «виза» или «мастеркард»?

— У меня есть, — сказал Иван за соседним столиком. — Но я бы не стал помогать збоченцу, тем более западному хохлу. Они и так меня чуть не убили.

— Я вас не заметила, — пискнула Галя.

— Извините, что испортил ваш романтический ужин, — зашипел Иван, — поганый кошак уже уходит.

— Нельзя быть таким злопамятным, — пискнула Галя. — Вы же сами меня оскорбили, назвали воображаемой девушкой.

— За нами следит пес из центра «О», — объяснил Иван. — Хохлам я ничего посылать не собираюсь и вам не советую. Может, Семен согласится, при условии, что этот твой сумасшедший медведь хочет сотрудничать с внешней разведкой. Конечно, жаль дурака. Но я не могу позволить себе роскошь любить врагов. Мне сейчас идти на какое-то патриотическое сборище в библиотеке.

— Это Исторический клуб, — подсказал Павлик. — Конечно, русский патриот не должен слать деньги хохлам. Уважаю твое решение.

Был прекрасный теплый пятничный вечер, на газонах фырчали поливалки, за столиками летних кафе пили пиво нарядные олени, в Центральной библиотеке на улице Авиатриссы Зверевой выступал перед старыми кошками известный козел Степан Фиркович с докладом о международном положении. Иван и Павел зевали на заднем ряду, Галя свинтила домой с сотней тысяч на карте. Павлик на всякий случай удалил дискорд.

Когда козел закончил, уже стемнело. Стрекотали цикады, пахло бархатцами и душистым табаком. Кот предложил зайти к тетке и пропустить по стаканчику «Старого Кахети», но Степан потащил его на вокзал, чтобы успеть на последний поезд. Павлик тоже сел в электричку и вскоре был дома. Он снова лежал на узком икеевском диванчике, вдыхал аромат нагретой сосновой смолы и слушал, как за стенкой мать спорит с отцом: Григорий доказывал, что машину надо покупать на имя сына, Ольга Ивановна сама хотела стать автовладелицей, ведь такие дорогие вещи нельзя доверять безответственным мужикам. Молодой программист сам не заметил, как заснул. Он был тощим голодным украинским медведем и полз по минному полю где-то под Курском, а над ним противно зудел российский дрон.

Павел нашарил под подушкой смартфон, было шесть утра.

— Твой псих повесился, — сказал Иван. — Его брат написал в дискорде. Конечно, лучше так, чем жить с хохлами.

— Ах ты мразь! — Павел ударил копытом стену, сверху попадали иконы. — Ты же сам отказался его спасать! Не звони мне больше!

— А, что??? — в комнату влетела мать в голубой ночнушке.

— Упал с дивана, — наврал Павлик, пытаясь унять дрожь в копытах.

— Надо заказать новый, я сто раз говорила твоему папе! — олениха ушла досыпать.

Павлик понимал, что виноват не меньше кота. Он снова и снова думал о нищем медвежонке, чей конец был таким нелепым и несмешным.

Он побрел на кухню и сварил себе кофе, но пить не хотелось. Стены освещала розово-желтая заря, солнце било в глаза, и они как-то сами заслезились. Павлик уставился на ветви сосны во дворе. На секунду ему показалось, что он видит висящего Пациента, но это была рубашка, упавшая с балкона. Рукава шевелились, словно руки. Олень залпом допил кофе, сполоснул морду и вышел из дома. Нашел палку, попытался поддеть белье и поскакал на автобусную остановку, украшенную величавыми трехметровыми борщевиками: этим летом в Гатчинской области их уродилось особенно много. Павел не знал, что делать, и просто влез в пустой автобус.

Позвонили с незнакомого номера, Павел решил, что это спам, но все же ответил.

— Павлуша, это Борис Кацнельбоген, психолог, зять Розалии Самойловны. Иван мне все рассказал.

— Да, помню, вы ученик Игоря Кона. Мы встречались в прошлом году. Как поживаете в Израиле?

— Думаю, скоро придется ехать обратно в Россию. Тут назревает что-то нехорошее… Павлик, вы не сильно расстроены этим случаем с украинским мальчиком?

— Я вовсе не расстроен.

— Поймите, вы не обязаны были ему помогать. Я проанализировал записи чата и понял, что он вами манипулирует, давит на жалость и заставляет брать на себя невыполнимые обязательства. Вы ни в чем не виноваты, сделали все, что могли. Вы молодец, что не стали нарушать законы и посылать деньги противнику, тем более, он мог вас обмануть. Может, он вовсе не повесился, и это так называемый «пранк» с целью личного обогащения. Когда афера не удалась, он решил отомстить, вызвать у вас чувство вины.

— Зачем ему кому-то мстить, он шизофреник, болен с детства! Извините, я не готов сейчас это обсуждать…

— Конечно-конечно… Павлуша, я бы советовал сейчас заняться собой. Сделать модную прическу, купить что-нибудь, сходить с ребятами на дискотеку.

— То есть забыть, что я предал друга. Спасибо за совет.

— Зато вы не предали Отечество, перед вами был тяжелый выбор, и вы поступили как настоящий гражданин, отбросив личные мотивы. Знаете, я в Израиле только из-за жены, сердцем я всегда был и остаюсь русским, — увлекся Борис. — Это война, мой дорогой мальчик, и жертвы неизбежны. Да, все происходящее чудовищно, несправедливо, бесчеловечно. Потому сейчас очень важно оставаться самим собой. Русским, оленем.

— Не могу, у меня мать еврейка. Давайте я вам перезвоню позже, хочу побыть один, — Павлик выключил телефон.

Было прекрасное субботнее утро, Павлик присмотрел себе в ТЦ белый топ, туфельки 44 размера из мягкой красной кожи и юбку-брюки в тон. Галя как раз переслала ему на мамину карту 90 тысяч. Олень переоделся и сложил свои мятые шмотки в пакет, он чувствовал себя уже немного лучше и задержался у стойки с бижутерией. Ему приглянулись коралловые бусы за 3000, продавщица сказала: «Вам очень идет». Он также купил небольшую соломенную шляпку и флакон «Маленького черного платья». Медведи на Московском проспекте спотыкались, видя высокую девушку. Павлик машинально цокал в сторону центра, трикотаж-масло развевался на ветру и соблазнительно струился по его ногам. Олень вспоминал, как до войны слал Пациенту деньги на юбки, платья, лифчики, чулки и кружевные трусы, а Пациент все это примерял и тайком делал селфи в ванной, потому что жил в одной комнате с мамой, сестрой и младшим братом.

— Девушка, не плачьте, тушь потечет. Вы такая красивая, все еще впереди, — сказала старая кошка на остановке.

— Хорошо, не буду, — Павлик взял из ее лап бумажный платочек. — Это, наверное, аллергия на духи.

— Вы знаете, чем больше у женщины проблем, тем лучше она выглядит, — продолжала кошка. — В любой ситуации важно не опускать копыта и переносить страдания гордо, как королева.

— Я с вами полностью согласна, спасибо за поддержку! — Павлик поскакал дальше.

Он включил телефон и забронировал билет в главный музейный комплекс Эрмитажа. Там, в тишине прохладных залов с каменным полом, он надеялся заместить негативный опыт новой интересной информацией.

Олень пробежал по Московскому и Лиговке, заглянул на фудкорт в «Галерее» и съел ролл «филадельфия» с угрем. Туфли натирали, а в кроссовки переобуваться не хотелось. Павлик выпил тайский напиток из личи и вызвал такси. «Наверное, Пациент у себя в Винницкой области никогда не ходил в ТЦ», — подумал он. У оленя мелькнула мысль послать двадцатку матери медвежонка, но для этого надо было снова искать мастеркард, еще, пожалуй, пришлось бы объяснять, кто он такой и откуда знает Тараса, а ей такая информация ни к чему.

Пакет он оставил в гардеробе и сразу поднялся наверх по Иорданской лестнице. Олень двигался по хорошо знакомому маршруту, лениво глядя на фарфор, мрамор, малахит и позолоту. В Военной галерее 1812 года пожилой шпиц рассказывал оленятам из начальной школы про Кутузова и Наполеона. Павлик остановился послушать, источая аромат «Герлена». Мальчики глазели на него, хихикали и мычали. Видимо, юбка-брюки нравилась им больше, чем мундиры гусар, драгун и улан. «Я бы вдул», — вякнул кто-то из малышей.

— Девушка, вы что-то хотели спросить? — повысил голос экскурсовод.

— Нет, ничего, — Павлик побежал дальше.

Туфли натирали все сильнее, он снял их и присел на пол в пустой Лоджии Рафаэля, разглядывая настенную роспись.

— Девушка, что это такое? — шипели две музейные кошки, спеша к нему. — Здесь вам не ночлежка! Нельзя валяться на паркете, ведите себя прилично!

— Извините, не знала, — Павлик уставился на двух мохноногих сатиров. — А что, я причиняю музею какой-то ущерб?

— Конечно! — прошипела серая кошка. — Вы тут накапали кровью, а мы плати! Возьмите пластырь, вы хоть знаете, сколько стоят эти деревяшки?

Павлик не реагировал, кошки сами залепили его копыта и заставили оленя обуться.

— На выходе из египетского зала стоят прекрасные мягкие кресла и диваны для посетителей, — подсказала черная кошка. — Ступайте туда, не пожалеете.

— В России такой отзывчивый народ… — Павлик поцокал дальше.

— Сразу видно, что нерусская, — шипела позади серая кошка.

— Украинка, сразу видать. Там все такие шаболды, — вторила черная.

— Да, я украинка и горжусь этим! — крикнул олень. — Шли бы вы нахуй, музейные крысы!

Смотрители не имели права покидать галерею, Павлик еще долго слышал их скрипучий старческий мяв. Олень брел наугад, поднимаясь и спускаясь по лестницам и проходя галереи. Незаметно он очутился на нижнем этаже в непопулярной части здания, где увидел камни с древней армянской клинописью из Урарту, таджикских будд, монгольские доспехи и какое-то невероятное количество оружия из Туркестана в богатых оправах, с серебряной чеканкой и иными украшениями. Павлик думал, что в армии Чингисхана было примерно столько же воинов, сколько сейчас в Украине, и все эти 129 тысяч не мыслили себя в ином контексте кроме как непрекращающаяся война за интересы своего рода, племени, нации. Вряд ли они вообще знали, что такое мир. Росли и рушились империи, жизнь обычных граждан ничего не значила, знать травила и резала друг друга, и никто за восемь тысяч лет мировой истории не мог чувствовать себя в безопасности. Только ему, Павлику, довелось родиться тогда, когда его страна не воевала ни с кем.

Он остановился перед огромной колодой, в которой был погребен какой-то скифский вождь, с интересом осмотрел сруб, в котором лежала колода, мумию вождя, внушительных размеров колесницу и огромный пазырыкский ковер с фигурками оленей. Вождей хоронили с украшениями, одеждой, оружием и даже с шестеркой лошадей. Павлик подумал, что медвежонка, скорее всего, кремируют, его семья слишком бедна, чтобы позволить себе другие варианты. Олень присел в темном углу за колесницей и рызрыдался.

— Девушка, да что же это такое! Держите себя в лапах! — серая кошка стояла над ним с рацией. — Может, у вас в Украине всем позволено вызывающе вести себя в музеях, но у нас так не принято!

— Не понять вам, как быть свободными, — Павлик встал и громко высморкался. — Кстати, я не девушка. Я парень в юбке. Уж не знаю, за что меня так любят искусствоведы и другие музейные работники. Наверное, потому, что я красивый.

— И вовсе не красивый, — смутилась эрмитажная кошка. — И невоспитанный. Если все будут сидеть на полу, на вас полов не хватит.

Кошка проводила опасного оленя до гардероба и помогла вынести из здания пакет с вещами. Мало ли что напихал туда этот развратник?

Олень сел в автобус № 10, доехал до Балтийского вокзала и снова установил дискорд.

— Я прямо там снял штаны и всем показал мой фимозный хуй, — хвастался Тарас. — Военком сказал, что я ебанутый, и мне нельзя доверять оружие.

Банить воскресшего дурака не имело смысла. Павлик купил в вокзальном сабвее сэндвич с моццарелой и написал в Твиттере: «Еще один день прожит. Это внушает оптимизм».


Copyright © Упырь Лихой, 27.12.24