Сила убеждения Арахны

(Чужов Андрей Викторович)

опубликовано на neo-lit.com

- А жданка на вокзале-то была, сесесе, а нож-то у неё и отбрали, сесесе, а бомжи там всилякие ходют, похода не дают, сесесе, так я таньку и попросила, понимаешь? сесесе, и тогда этот долговязый вот так встаёт и говорит, сесесе, а на базару цены стали повышаться, сесесе, а ей шепчу – как же мы с тобой жить-то теперь будем, нюрка, сесесе, он ведь парень хочть куда, так вот, сесесе, а лишние складки жира и так далее, сесесе, тот чуть не рёхнулся, когда я его пригласила, сесесе, а сетка-то, светка какая теперь стала! я никогда не ходила в таком плаще, сесесе, а они, сволочи все талоны мои порвали, заставили собирать металолом, сесесе, а вчера…

- Подожди… - медленно потянулся на кресле паук сембаук, - расскажи по порядку мне, что приключилось…

- Так вот я ж тебе и объясняю, родимый, что, дескать, стара уже стала нюрка, сесесе, и некому теперь за малышом вместо долговязого ухаживать, и некого теперь в мужья сватать, сесесе, или чёрт их знает что ещё такое!

- Так подожди, я так ничего и не понял… - лениво моргнул шестью очами томный паук, - ты за водой ходила?

- Я ж тебе, родненький, толкую, толкую тебе милый-то мой, сесесе, три пятака на распродаже сходу поменяла, жирок лишний с лица согнала, сесесе, а нюрка-то меня нянчит, глупенькую, да приговаривает, а я-то – ты посмотри на меня! сесесе, два года от роду, а рожу до пояса отрастила, а долговязый с дружком мне на это и говорит, сесесе, но я-то баба не глупая, сам понимаешь, а этот, как его там, дай бог памяти, сесесе, когда за тараканами-повстанцами на войну ходила – вот дело было – ооо!

- Так, милая горинишна, ты мне, старому толком, а не так, по бабски… - спокойно качался в креслице чинный паук, - ты по-нашенски реки…

- Так вот жешь я тебя чего и втолковать–то хочу, кум, сроду паучок, мы поганок-то в лесу, это каждый знает, сесесе, а на вокзале – это вам не шуточки! – и я вот со всеми вами, так надо, видно, сесесе, а когда долговязый с нюркой уехали, а сними ещё вот тот полковник, как его там по матери, сесесе, так вот, и я набрала целые корзинки, думала они о, но а! сесесе, и любила давно, но как ведь смочь в этом жестоком мире, я тебя спрашиваю? – она со слезами на глазах посмотрела в очи полуспящего паука.

Он медленно отделился от спинки кресла и подвинул к ней своё лицо.

- А ты художника такого знаешь – МУХА??? – спросил паук.

Арахна отступила на шаг, секунду бледнея, затем на глазах становясь абсолютно розовой, расплываясь в смирных, концентрических кругах улыбки.

- Конечно. Конечно конечно. Конечно конечно конечно. Конечно конечно конечно конечно. – заливалась она, - Конечно. Конечно конечно. Конечно конечно конечно. Конечно конечно конечно конечно…

Она как будто плавилась изнутри, но внешне оставалась одной и той же. Но что-то в душе подсказывало, что былого не вернуть. Она розовела и шагала подкосившимися лапками назад, как будто стараясь зачерпнуть сладкое паучье прошлое. Она не издавала при этом ни звука, но была прикована взглядом к мужу, словно их сковали стальными защёлками мёртвые моряки. Она вышла, и занавески возмущённо шелохнулись, закрывая её одухотворённое лицо.

На дворе дул ветер и летали птицы.

Муха украл у неё детство.