О том, как рушится всё

(Чужов Андрей Викторович)

опубликовано на neo-lit.com

Полинария была мокрой ночной водорослью, пасущейся на широких глубинах бабушкиного аквариума. Дарен был влюблён в неё навечно. Он часами бродил вокруг внушительных стеклянных сосудов с мутноватой жидкостью, кишащими рептилиями, высматривая Полинарию. Ею был заполнен сосуд его сердца. Уже долговязые столбы освещения ночи склонялись над гидропарком моего прошлого, но Дарен и не думал покидать своего верного прибежища. Он выдавливал слёзы в старовидную банку и глазел вовсю сквозь толщу стекла. Любимой видно не было.

Фалец был странным человеком. Подозревали, что он занимался мелким колдовством, а также продажей сушёных фруктов, сделанных из сметаны. Кончики умелых пальцев у него были заострены, как у какого нибудь пианиста, или вора. Он был весь, казалось, в зелёно-фиолетовой гамме, пугал редких похожих пронзительным худощавым торсом, смеялся редко, и от этого становилось убого. Больше всего Фалец ненавидел, когда анекдоты рассказывают с конца и Дарена.

Цивильнюк просто проходил мимо и жрал очередную вредную булку, когда ему на глаз попалась мыльная опера с террариумом на пару. Он долго протирал свиные пуговки-глазки, пока не понял наконец всю суть замысловатого сюжета. Однако вскоре фабула мощного бестселлера отпустила его переполненный жиром мозг, и он, переваливаясь с ноги на ногу, отправился мимо ни с чем.

У Полинарии были розовые глабза, и она этого выгодно не скрывала. Плыла, проплывала за синевой стенки гидропарка, подмигивала осоловелым туристам, но в основном была грустна и бледна. И с какого бы ракурса Дарен не пытался стать, он упорно не мог разглядеть Полинарию в этом круговороте жизни. Дарен встал в полный рост и опрокинул стакан сводчатого прямо себе в горло. А потом запел. Запел сначала робко, но потихоньку крепчая, запел о море и присутствующих в нём прелых золотых фолиантах. Вскоре уже настало темно.

Выкрутившись из цепких лап ночного дракона, Фалец сделал себе инъекцию кровью удода, поморгал немного тяжёлыми ресницами и вывалил своё упругое тело в коридор проулка. Было сыро и что-то напоминало о наличии песочной гавани, или о не съеденных розах. Но Фальцу было чуждо каждое чувство. С достоинством сохраняя внутреннее равновесие, он подтянул удила и проделал некраткий тёмный путь до порога обвалившегося террариума.

«Гадюшник!» - сурово выругался Цивильнюк и начал по новой улепётывать. Ему было безразлично всё на свете происходящее, да так безразлично, что мы себе и представить-то этого не можем. «Это тебе так не пройдёт!» - подумал Фалец, но удержался от кратковременной вспышки тела мести, и пробрался под краплёный забор. С Цивильнюком он решил разобраться потом.

Дарен сидел перед небольшим фонтанчиком с выгравированными на нём гранёными черепашками и камушками. Лицо его было бело. Рядом с его уставшим телом в беспорядочном положении валялось огромное количество банок из под снотворного и бутылочек медицинского спирта. Ничего не было в порядке и ничто не помогало. Сегодня Дарен так её и не видел. Могло спасти его лишь вино.

Фонарь не был сегодня слишком снисходительным и бросал лучом прямо в глаз. Фалец совершил несколько блестяще выполненных движений истинного нинзя и очутился в свете спины величайшего Дарена. «Ни во что тебя не ставлю» - мысленно отплюнулся Фалец. Но в слух свои ключевые предложения не выдал, а вынул из фиолетового футляра маленького скользкого дельфина. Вынул и замахнулся.

Сегодня Полинарии снился рассвет. Или ответ. Чётко она не могла разобраться, не смогла бы и сегодня. Но внезапно, как будто ослеплённая вспышкой навеянного вздоха, она открыла глабза. Открыла и увидала, как трудно прочерчиваются гротескные силуэты Дарена и Фальца в коричневатом освещении парка. В секунду сообразив всё, Полинария сиганула в гущу мути аквариума и со всего девичьего разгону пробила стеклянную стену.

Следующие пару мгновений творилось нечто несусветное.

Фалец инстинктивным движением руки снёс Полинарии половину лица дельфином. Дарен, пригнувшись, с разворота достал короткий ятаган и распорол Фальцу пузо. Огромный кусок стекла, отколовшийся от повреждённого вдребезги аквариума, наклонился, пронёсся мимо и отобрал у Дарена половинку тела.

А подле порога, на том самом месте, где должна была быть кассирша, стоял недоумевающий, толстый Цивильнюк. Он ковырнул волосатым пальцем закрома носа и сказал:

- А шо вы тут все стоите? Не надо тут все стоять. А то шо стоите тут? Не надо, не надо стоять. Не надо не надо, - его голос удалялся, как и сам он, жирный и безразличный, пятился и шагал в вразвалочку. Обвал гидропарка достиг и зашиб его по дороге в шамбалу, в шалаш, или в храм шмар ра.

А фонарь так и стоял, ничем не задетый, стоял, мигал и навевал мысли о море и присутствующих в нём прелых золотых фолиантах.