БОЛЬНИЦА
(Ботулизм)
опубликовано на neo-lit.com
Меня до сих пор тянет в больницу. Когда я увидел это неясное
здание впервые, то (безуспешно) попытался сосчитать количес-
тво этажей. И сейчас я не знаю эту цифру, хоть и провёл в
больнице (если слаживать временные отрезки вместе) около пя-
ти лет.
Здание это стоит за городом, укрытое сосновым (загаженным до
безобразия) парком. Садишься на автобус, полчаса или чуть
больше трясёшься в пробензиненной железной банке на колёсах,
выходишь, идёшь сквозь парк (лучше всего брать с собой ка-
кую-нибудь увесистую металлическую штуку: на пути попадается
много охочих до твоей собственности охламонов), поднимаешься
на горку и видишь перед собой глобальное строение, изогну-
тое, многооконное и очень чужое. Невозможное.
Я вовсе не в качестве больного проникал в сие заведение
(упаси кто угодно попасть в этот кошмар просто потому, что
заболел!), я обитал там нелегально, жил на чердаке, воровал
по ночам лекарства и еду из заросших плесенью тумбочек, а
потом спёр халат у одного из больных и ходил по коридорам,
шаркая и изображая из себя смертника с раком, ну, например
пениса, или - желудка. Меня не трогали - слишком привычно
выглядел. Я актёрствовал на всю катушку - ножку приволаки-
вал, слюнку пускал, а то и вообще - рыдал в голос, обливаясь
настоящими слезами. Медсёстры иногда спрашивали меня - отку-
да, из какого? Я беспощадно врал - из такого-то. Из хирур-
гии, например. Отставали, переставая даже видеть меня, пусть
я и стоял под самым носом. Больница огромная - больных ужа-
сающе много, всех не запомнишь, а уж из других отделений -
подавно.
Вечером я лез в свою комнатку на чердаке, запирался (у меня
был замок и ключ, свои, принесённые с собой из обычного ми-
ра), ел, спал. И иногда...
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Так, прервём пока повествование на интересном месте, чтобы
кое-что объяснить: однажды я попал в этот невероятный дом-
город всё-таки как простой больной, сражённый банальнейшим
гриппом. Мне сразу не понравилось и стало жутко и гадостно
на душе, в общем - тоскливо-претоскливо. Гнойного цвета сте-
ны, окошки под потолком, палаты, больше походившие по разме-
рам на спортивные залы; ряды коек, тумбочек, умывальники и
всюду - плесень, плесень, плесень. Злые медсёстры, равнодуш-
ные до тошноты врачи, матерящиеся санитарки. И скука. Теле-
визора нет, настольных игр - тоже, книги запрещены - как ис-
точники пыли (самое странное - в больнице была и существует
и сейчас обширнейшая библиотека). В результате - тот, кто
может ходить - бродит, шаркая, по коридорам, кто не может -
спит всё время, просыпаясь покушать и принять лекарства. Об-
щаться, кстати, тоже запрещено - дежурная медсестра следит
сквозь стеклянную половину двери, ведущей в палату, - не
должна распространяться инфекция, поэтому о разговорах можно
забыть. Свет горит всегда; ночью, правда, половина ламп вы-
ключается, но это ничего не меняет.
Люди, прибывшие почти здоровыми (ну, мало ли, ангина лёгкая,
или грипп, или просто живот болит - съел не то и поэтому
пронесло), через неделю заболевали серьёзно, а ещё через не-
делю попадали в подвал. То есть - в морг. Никто не бунтовал:
обожравшись демидрола и прочей дряни в таком же духе люди
быстро утихали и почти даже не разговаривали, когда приходи-
ли врачи с традиционным "обходом"... Некоторые пытались по-
началу избавляться от таблеткок, вернее даже - пытались пы-
таться, но ничего путного из этого не выходило: приём ле-
карств проходил при непосредственном присутствии медсестры,
которая внимательно следила за больным, глотающим таблетки,
просила открыть рот, поднять язык, отвёртывала больному гу-
бы, заглядывая во все уголки и закоулки человеческого рта;
потом принимающему лекарства приходилось показывать ладошки:
уличённый в хитрости и обмане получал двойную дозу и уколь-
чик сверху, от которого засыпал на двое суток. Что делал в
этом случае я? Я ложился в постель, заворачивался спиной к
двери и таблеточки аккуратненько выблёвывал в ладошку (такая
вот у меня, представьте, способность - аккуратненько выблё-
вывать); содержимое ладошки спокойно и неторопливо запихивал
в карман халата, а потом, при походе в туалет, смывал злопо-
лучные таблетки в унитаз.
Когда я, отлежавшись, пошёл на поправку, врачи серьёзно за-
беспокоились. И прописали мне уколы. В процедурной я оттол-
кнул медсестру со шприцем в обтянутых резиной руках (медсес-
тра упала на шкаф с медикаментами, разбила спиной стекло и,
порезавшись кусками стекла, упала в лужу собственной, стре-
мительно набежавшей из разваленного надвое бедра чёрной кро-
ви. Халат её, белый, как космическое какое-то сияние, пропи-
тался красным. Я думаю, она умерла. Прошла буквально минута
- кто-то бежал, топая ногами, на грохот по коридору, и я...)
...так вот, я оттолкнул медсестру, посмотрел на то, как она
осела, на съехавший на глаза мятый колпак, и сиганул, испу-
гавшись шагов, в какой-то обугленный проём в стене. (В окно
я бы никак не выпрыгнул - оно под потолком и с решёткой.)
Пролетел я, затаив дыхание и сдерживая крик и сердце, скачу-
щее в горло с наглой настойчивостью, по какой-то трубе вниз
и упал в кучу использованных шприцев, ваты, грязных марлевых
повязок и прочего хлама. Потерял сознание. Очнулся от тряс-
ки, выглянул, аккуратно выставив голову как перископ из на-
громождения вонючего мусора, осмотрелся: сосны. Вверху - не-
бо, с облачками. Впереди - зелёная кабина с водителем внут-
ри, голова которого, увенчанная клетчатой кепкой, виднелась
через мутное стекло в задней стенке кабины. Едва только гру-
зовик притормозил на повороте, я выпрыгнул. И побежал.
Весь этот побег был похож на сцену из фантастического боеви-
ка про тюрьмы на задворках галлактики. Но, тем не менее, так
всё и было.
Почему же я вернулся? Во-первых, попав домой, в город (шёл я
в больничном халате и тапочках, как-то и забыв про свой
внешний вид), я увидел во дворе своего дома милицейскую ма-
шину и испугался. Я был уверен, что убил медсестру - и вот,
машина, за мной. Это же так естественно. Убил - в тюрягу.
Через ручки доблестной милиции. О многом я тогда не подумал
- и о том, что никто бы не стал так выставлять себя на по-
каз, мол, вот они мы, менты, пришли тебя сцапать, иди к нам!
Пока мы добрые.
Но я был напуган. Ограбил попавшегося на пути спящего пьяным
сном (а может быть - и мёртвого) бомжа, содрав снего смердю-
чую одёжку, и, задыхаясь от вони, побрёл, подняв воротник,
из города. Идти мне было некуда. И я (резонно, как потом
оказалось) решил возвратиться в больницу, где меня уж точно
искать не будут, полагая, что раз я оттуда убёг - значит
убёг.
Совершив ещё одно ограбление (проник в дом в одной из бли-
жайших к больнице деревушек и оделся поприличнее) я забрался
по водосточной трубе на пожарную лестницу, а по лестнице за-
лез на чердак. Нашёл себе местечко позаброшенней и стал там
жить, воруя по ночам еду и всякую всячину. Украл матрас,
одеяла, подушку - всё с огромным трудом. Лекарства пёр про-
запас, чтобы не заболеть из-за сырости, плесени и насекомых.
Воровать было трудно, но в некоторых местах...
А вот это уже вторая причина моего возвращения в больничные
стены: гуляя как-то (во времена моего боления гриппом в опи-
сываемом заведении), а гулять почему-то не возбранялось, и
вот тут уж никто не обращал внимания на больных (наверное,
из-за того, что в длинных высоких утробах коридоров они все-
гда были на виду, под присмотром зорких медсестёрских глаз),
ну, да - прогуливаясь как-то по коридорам среди таких же
скорбно шатающихся с мутными глазами я забрёл неизвестно ку-
да. Сначала мне попадались инвалидные кресла с пластиковыми
ремнями на подлокотниках, сверкающие никелированные котлы с
многочисленными краниками, каталки с приспособлениями, напо-
минающими фен-колпак из парикмахерской (тётеньки в таких
штуках себе завитки высушивают, запихав туда, в колпак, го-
лову и мирно читая глянцевые журналы), и прочая дребедень.
Стены в таких местах были особо гнойные и плесневелые, мед-
сёстры ходили быстро, несли что-то в руках, жуткое, блестя-
щее и, наверняка, хирургическое, смотрели поверх повязок (а
здесь в повязках был весь медперсонал - за всё своё пребыва-
ние я не видел ни одного не обёрнутого в марлю медика, так
что уже и не могу себе представить, что у врача, медсестры,
санитарки вообще есть какое-то лицо, с носом и ртом; марля,
глаза, уши, колпак, шея - и всё)... да, медсёстры смотрели с
ледяным равнодушием. Больные почти не попадались. Как и вра-
чи. Сквозь стеклянный верх дверей, ведущих в палаты, я видел
тела, закутанные в жёлтые, с чёрными и рыжими пятнами бинты.
Тела не двигались.
Потом я очутился в коридорах ещё более жутких. Здесь всё
свободное пространство было загроможденно неизвестной мне и
трудно описуемой аппаратурой. На стенах висела клочьями па-
утина. Медсёстры появлялись очень редко. Они натыкались на
меня как на невидимое препятствие, останавливались, а потом
обходили и стучали каблуками дальше. (Позже я наловчился за-
ранее отскакивать в сторонку (и сам натыкался на какой-ни-
будь агрегат, больно ударяясь)). В палатах на койках лежали
невнятные полулюди, с непонятным количеством конечностей,
завёрнутые в прогноившуюся марлю и грязножёлтые бинты.
И вот однажды...
Я совсем загулялся, забыв про часы и про время приёма
лекарств (за опоздание на процедуру глотания таблеток пола-
галось наказание - укольчик... и двое суток мирного сна), и
внезапно моему взору предстала дверь, заляпанная грязной
краской. На двери - большая табличка: РЕМОНТ. Но дверь не
была (к моему удивлению) заперта.
Внутри было совершенно темно. Мне стало интересно. И я во-
шёл, тихонько прикрыв за собой дверь. Глаза медленно привык-
ли к темноте. Я двинулся дальше, вглубь. Столько хлама я ни-
когда не видел. Проход был очень узенький. Я шёл, стараясь
не шуметь. Мне попадались ломанные тумбочки, спинки стульев,
горы истлевших халатов и бинтов, дубовые больничные тапки из
дерматина, кресла с колёсами и без колёс, котлы, эмалирован-
ные ванны, просто куски ржавого железа, двери, снятые с пе-
тель и косо приставленные к стене или просто брошенные на
пол, какие-то аппараты с клавишами и безжизненными лампочка-
ми, провода, одноразовые шприцы и ещё много всякой подобной
ерунды. Я продирался сквозь весь этот мусор, сквозь нату-
ральную свалку и чувствовал, как по мне ползают насекомые.
Я решил зайти в палату - передохнуть. Открыл дверь (она про-
сто разоралась мерзким скрипом) и вошёл. Койки. Тумбочки. Я
подошёл к одной из коек. Пригляделся. И тут мне захотелось в
туалет по-большому - от стремительно нахлынувшего утробного
ужаса: на койке кто-то лежал. И шевелился, шурша бинтами.
Как оказалось, все койки были заняты: везде лежало тело -
или, вернее, замотанный в бинт обрубок, который (вероятно
из-за моего появления) шуршал и шлёпал сухими губами. Я про-
сто оторопел. Потом долго пятился и, наконец, упёрся спиной
в стену, мокрую и скользкую.
Оторопь мою как рукой сняло, когда раздался знакомый уже
скрип - кто-то открыл дверь.
Я тихонько сел.
Кто-то вошёл в палату. В темноте слегка светилась белая фи-
гура вошедшего (словно это был тусклый призрак) - и такой же
белый прямоугольник и над ним ещё один, но другой формы - на
том месте, где должна быть голова. А между прямоугольниками
горели жёлтым светом две круглые точки: глаза. Они как-то
странно плавали в темноте.
Существо подходило к каждой койке и наклонялось. Что делали
белые руки этого существа - я не видел, но могу предполо-
жить: эти руки скорее всего орудовали шприцем.
Когда фигура оказалась совсем рядом со мной, я понял, вгля-
девшись - медсестра. Но глаза... Страшные глаза были у этой
медсестры. Когда она вышла, не обнаружив, к счастью, меня, я
прислушался: обрубки лежали тихо и не шевелились.
На процедуру я тогда всё же успел. Никто ничего не заметил -
медперсонал был, как всегда, совершенно равнодушен, и ужаса
в моих глазах никто не увидал, а на всклокоченный вид не
обратили внимания - мало ли что. Всякие больные бывают.
Ночью мне приснился некто, висящий на бинтах под потолком,
почти невидимый из-за густой темноты. Глаза его плавали в
темноте двумя тусклыми жёлтыми огоньками, а рот что-то шеп-
тал, что-то важное для меня, но неслышимое. Я проснулся и
понял, что сон был сном наполовину - кто-то здесь был, в
этих стенах, кто-то, кого я во что бы то не стало решил
отыскать...
Я много раз уходил из больницы, жил по месяцу в разных дере-
вушках - в заброшенных хатах, воруя на огородах и в домах.
Но всё равно возвращался. Сейчас я, опять же, опасаясь мили-
ции, живу в деревне, в прогнившей никому не нужной развалю-
хе. Но собираюсь через несколько дней назад.
Когда я жил в больнице, то раз в неделю (а то и в две) выхо-
дил ночью на охоту, что ли, если можно так выразиться.
И иногда мне казалось, что я близок. Что осталось совсем
чуть-чуть. Но всегда не хватало времени. Или что-то мешало.
Голод, например. Или страх.
Я жил на чердаке, ел, спал, мучаясь от насекомых и плесени.
Сейчас ничего не изменилось - живу на чердаке в гнилом на-
сквозь доме, ем, сплю, мучаюсь от сырости и клопов. Но тя-
нет, тянет назад, словно внутренности мои там остались, под
присмотром висящего на бинтах под самым потолком существа с
тусклыми глазами.
Copyright © Ботулизм, 04.01.05