Соседка

(Упырь Лихой)


опубликовано на neo-lit.com


Она была блондинкой. Длинноволосой, длинноногой, из тех, которых считают дурами. Про таких обычно ходят слухи вроде: «Она сосет у шефа». Но Маша у шефа не сосала. Она скромно одевалась в потертые джинсы и мешковатые свитера, стеснялась пользоваться общим душем, ездила на занятия в ГУАП и готовила себе еду на холодной кухне в их огромной квартире, стоя на облезлом полу в розовых китайских тапочках-кроликах.

 

 

Квартира эта раньше была общагой семейного типа, а теперь ее населяли всего трое: восемнадцатилетний растаман, Димка и эта странная девушка. Прежние жильцы разъехались по отдельным квартирам, а комнаты сдали за копейки знакомым – все равно это собственность предприятия, и их нельзя продать. Дом расселяли медленно, он шел на капремонт. Больше половины помещений не годились для жилья по санитарным нормам и правилам, так что у Димки, считай, была огромная отдельная квартира. Другой бы на его месте закатывал тут нехуевые вечеринки, но Димка все время проводил на занятиях в ЛИТМО, в библиотеках, на работе. Какой смысл ехать в такую даль из Чернигова и тратить время черт знает на что? Кроме того, в Чернигове у него осталась девушка по имени Катя. Он собирался на ней жениться и не был уверен, что она одобряет попойки. Да и квартира не располагала к веселью.

 

 

Вся она была какой-то облезлой, нежилой: длинный коридор выкрашен грязно-зеленой краской, сверху – штукатурка со следами протечек, на кухне огромный разделочный стол, как в морге. На полу – желтый протертый до дыр линолеум, прижатый железными полосками. И, конечно, в коридоре, на кухне и в сортире гудели старые лампы дневного света, от которых лица соседей казались мертвенно-зелеными, как у покойников в дешевом фильме ужасов. Лампы эти Димка тихо ненавидел. От их воя у него вечно болела голова. У себя в комнатах он эти лампы снял, но на нормальное, человеческое освещение всей квартиры денег было жалко. Все равно через год выезжать.

 

 

Растаман шатался иногда по коридору, шмалял там, сидя на полу. Никого это растаманство не беспокоило. Димка спотыкался об его длинные тощие ноги, громко матерился и шел к себе. Маша бегала в душ по ночам, словно опасалась, что днем эти два малознакомых мужчины ее непременно заловят и изнасилуют. У каждого был персональный толчок в общем сортире, который запирался на ключ. Растаман вечно терял ключи от своего сральника и отливал в раковину, как последняя свинья. Димка с ним ругался до хрипоты, но поделать ничего не мог и плюнул на убогого.

 

 

Димка отхватил себе аж три комнаты. В одной устроил спальню, в другой поставил компьютер, стол для черчения и книги, а в третьей, где не было батареи, устроил нечто вроде кладовки – там висели зимние вещи, стояла обувь, лежали припасы и разный хлам. Маша тоже не ограничилась одной комнатой. В той, которую ей официально сдали, у нее была спальня, а в другой — тоже компьютер и книги. Только растаману было, по большому счету, наплевать, где он живет. Он мог расстелить свой спальник в любой незанятой комнате, продирал зенки среди ночи и долго искал сортир, роняя в коридоре горшки с засохшими фикусами и старые цинковые ведра.

 

 

В квартире не было телефона. Димка быстро вышел из положения, наладив удаленный доступ через мобильник. Теперь он полночи мог трепаться по асе с Катей, блаженно передергивая затвор под выдвижной доской для клавиатуры. Печатать он прекрасно мог и одной рукой.

 

 

Написал ей: «Приезжай зимой, жить здесь будем. Хочешь?» Она отговаривалась — мол, больная мама. Знал он и эту больную маму. Четыре года ездил к ним на каникулы, и каждый раз она шпионила, как ёбнутый Штирлиц, чтобы устроить скандал. Видно, мамаша ее и держит. Разыгрывает инфаркты миокарда, а Катька верит — чего ей остается?

 

 

Однажды, часов в одиннадцать вечера, когда правая рука Димки, как обычно, была под доской, а левая набирала «Я люблю тебя», кто-то робко забарабанил в дверь. Он сделал несколько глубоких вдохов, поборол ноющее ощущение в низу живота, вытер руку о салфетку и открыл неизвестному существу. Существо оказалось соседкой – ей тоже хотелось интернета через мобильник. Вид у нее был глуповатый — махровый розовый халат с рынка, розовые тапки, розовый нос, роскошные волосы завязаны вафельным полотенцем. Эдакий Пятачок на прогулке. Рановато она залезала в душ. Видно, перестала бояться.

 

 

На следующий день он подключил ее за несколько минут.

 

 

— И это всё? — Лицо соседки вытянулось.

 

 

— Ну да, если ты еще графику будешь грузить, у тебя ни времени, ни денег не хватит.

 

 

— Да нет, я не то хотела сказать. — Она покраснела. — Спасибо тебе большое.

 

 

— Не за что. — Буркнул Димка и побежал к своему компу, пока Катя не ушла из сети. Пожаловался невесте: «Соседи оборзели, поговорить не дают. Суки! На чем мы вчера остановились?» — «Ни на чем, — набрала Катя, — мне эти игры надоели. Ты серьезно думаешь, что я мастурбирую перед монитором?»

 

 

 

 

 

На рабочем столе лежала Катя в белых стрингах. Эта картинка была у него уже три года. Он сам фотографировал ее перед поступлением, чтобы всегда была рядом. А потом она гладила его по голове и просила не уезжать, и не могла оторваться, и льнула всем своим маленьким стройным телом, как пушистый зверек. «Котенок, за что? — Настучал он. — Ну-ка, опиши, как ты кончаешь. Пожалуйста! Ну, сделай мне приятное». Компьютер ойкнул в ответ: «Хочу чаю, аж кончаю J».

 

 

В дверь снова слабо постучали. Он едва успел застегнуть ширинку, как в щель сунулась голова соседки, на этот раз без полотенца. Она извинилась и попросила научить ее пользоваться электронной почтой. Дима великодушно протянул ей стопку самоучителей и велел прочитать, а если будут вопросы – обращаться завтра с восьми вечера. А сейчас ему надо работать. Девушка сникла, взяла самоучители и поползла к себе, шаркая тапками. Катя по асе сообщила, что ей надоело ждать, пока он там развлекается с соседями, поэтому спокойной ночи.

 

 

Димка покурил в коридоре у окна и услышал беспорядочные редкие удары по клавишам. Девушка явно печатала одним пальцем. Странно: у нее, вроде, уже был при переезде этот компьютер. Он у нее, по крайней мере, год. За это время она не смогла поставить на четвертый «пень» даже ворда, печатала в вордпаде и раскладывала пасьянс «косынка». Видимо, заботливые мама с папой подарили чудо техники на день рожденья, чтобы дочка была не хуже других. Теперь она будет бегать постоянно, спрашивать всякую хуйню. Не надо было ее приваживать, не надо было! А теперь поздняк метаться.

 

 

Так и вышло. Всю осень Маша стыдливо скреблась в дверь, мешая сексу по сети, и просила объяснить, как делается копия, как рисовать «мышью», что такое сенд ту юзер и куда пропала такая полосочка со значками, которые делают жирный и курсив. Она могла ворваться в двенадцать ночи и спросить что-то вроде: «Я нажимаю, а там ничего не происходит и звук такой, как в пустой бочке. Это вирус?» Он чертыхался, застегивал штаны и бежал объяснять, как пользоваться клавишей Alt. «Заебали соседи», — жаловался он Кате.

 

 

В Машиной спальне висели металлические китайские штуковины, которые звенят, когда их задеваешь башкой. В курильницах вечно дымились какие-то палочки и пирамидки, на треножниках горели китайские фонарики и ароматические свечи, на полочках стояли глиняные уродливые фигурки, на двери висели амулеты и какие-то ленты с иероглифами. Стены она завесила новенькими белорусскими коврами, так что комната стала похожа на жилище узбечки или туркменки. На полу тоже был ковер, а на ковре — постель и много-много декоративных подушек. Нормальной мебели вроде шкафов, столов и стульев не наблюдалось. Димка понял, что она работает в магазине эзотерической литературы и всяких там восточных сувениров.

 

 

Над компьютерным столом у Маши висела какая-то херь под названием «Люстра Чижевского», которая якобы ловила или излучала неведомые эоны или ионы – он точно не помни. Но по балде она тоже била неслабо.

 

 

Каждый раз в ее комнате Димку охватывало чувство неловкости. Особенно когда он стучал по клавишам клейкими пальцами, а эта дура, казалось, ничего не замечала – что он весь мокрый от пота, что дверь открыл не сразу, что дышит тяжело.

 

 

Маша натянуто улыбалась, наклонялась над ним так, что ее волосы щекотали шею, жарко дышала в ухо и предлагала выпить чаю. Разговор не клеился, чай был зеленый, и однажды Димка увидел в своей чашке большого дохлого китайского комара. Поболтал в тепловатой воде указательным пальцем, достал несчастное насекомое. Сказал: «Сессия на носу, мне надо заниматься». И ушел к себе. И всё.

 

 

 

 

 

За окном шел мокрый снег, было около одиннадцати вечера. Катя позвонила ему на мобильный. Он привычно расстегнул «молнию» и вздрогнул от скрипа половиц в коридоре.

 

 

— Можно? — Пискнула соседка.

 

 

— Нельзя! — Заорал он. — Я занят! Занят, понимаешь?

 

 

— Извини… — Зашаркали тапочки, хлопнула дверь в другом конце коридора.

 

 

— С кем это ты там? — Спросила Катя. — Это и есть соседи?

 

 

В двенадцать соседка снова поскреблась в дверь:

 

 

— Мне страшно, Дима! Какой-то шум на кухне. Может, пойдешь, проверишь?

 

 

— Это наш обкурыш. — Пробормотал Димка спросонья.

 

 

В глаза ударил свет — Маша просунула голову в дверь:

 

 

— Нету его дома. Мне правда страшно!

 

 

— Чего? — Он потянулся за трениками, но было поздно. Маша зашла к нему и нашарила выключатель.

 

 

Он стоял перед ней в одних трусах, прикрывая глаза ладонью, и пытался дышать ровно. На Маше было черное кружевное белье. И больше ничего. А вместо тапок-кроликов она надела туфли на шпильках. И жирно подвела глаза. И губы накрасила.

 

 

— Можно, я останусь у тебя на ночь? — Маша села на еще не остывшую от его тела постель с липкими пятнами на одеяле. Потупила ясный девичий взор, испорченный махровой тушью для ресниц. — Мне страшно одной. И холодно… У этой квартиры такая мрачная аура, правда? Ты веришь в привидения?

 

 

Дима натянул треники, путаясь в штанинах, и объяснил, что она симпатичная девчонка, но у него девушка уже есть, живет она в Чернигове, зовут ее Катя, он ее любит и не собирается ей изменять.

 

 

Маша вылетела из комнаты как ошпаренная. На что она надеялась? Что он поверит, будто ей холодно и страшно?

 

 

В коридоре было темно и действительно жутковато. На кухне что-то зашуршало, упала кастрюля. Может, крыса? Он покурил, стряхивая пепел в горшок с засохшим фикусом, полюбовался на метель за окном в свете одинокого фонаря и лег в постель. Закрыл глаза и обнял воздух — рядом была уютная маленькая Катя. Погладил свое плечо, представил, что это ее рука. Прижался губами к запястью.

 

 

 

 

 

Утром в коридоре он убийственным тоном спросил: «Привидения не беспокоили?» — «Не беспокоили», — процедила Маша и убралась к себе, шлепая этими дурацкими розовыми тапками.

 

 

И понеслось. Из динамиков в Машиной комнате. «Мальчик-гей, мальчик-гей», — надрывались две фальшивые лесбиянки. И так – все выходные. Видимо, эта идиотка давала понять, что обижена его отказом.

 

 

У Димки руки дрожали от гнева. Ему хотелось пойти к ней, выкинуть колонки в окно, а ее саму долго колотить тупой белобрысой башкой об стену. Раскорябать ее детское смазливое ебальце о штукатурку, поломать неумелые пальчики и размазать по полу никчемные мозги убогой студентки, которая верит в привидения и пьет чай с комарами только потому, что он китайский, и лезет по пустякам, и … и не важно. А все-таки тогда он с трудом удержался, чтобы не прыгнуть на нее, на дуру, на дуру, блядь, дуру набитую!

 

 

В понедельник мальчик-гей окончил свое бренное существование — вернулся сосед-растаман и чуть не пришиб бедную Машу. Под дверью Димка нашел записку с извинениями и просьбой «остаться друзьями».

 

 

 

 

 

 

 

Катя на рабочем столе насмешливо наблюдала за движениями его правой руки.

 

 

— Ты что, и правда дрочишь? — Ойкнул компьютер.

 

 

— Да, конечно. Я оттягиваю резинку на твоих трусиках. И медленно провожу языком по твоему клитору.

 

 

— Больше ничего не имеешь сообщить? — Спросил интернет-пейджер.

 

 

— И засовываю его тебе в дырочку.

 

 

— Тебе самому не надоело? Сижу, как дура, и печатаю вместо того, чтобы делом заниматься. Всё, я выхожу. Хватит деньги тратить на эту чушь. Смотри почту.

 

 

От мелкого шрифта рябило в глазах. Катя писала, что ее всё это задолбало, у нее другой парень, она давно хотела это сказать, и через месяц они поженятся, потому что у нее будет ребенок. И у них с Димой все равно бы ничего не вышло, и он, Дима, — хороший парень, и ей очень жаль, и он обязательно встретит девушку, которая его более достойна, чем она, Катя. И пора уже посмотреть правде в глаза — они любили друг друга, когда были школьниками. «А сейчас – время строить серьезные отношения. Серьезные отношения, понимаешь, а не дурацкий секс по сети, от которого девушкам ни горячо ни холодно. Только время отнимает».

 

 

Он машинально крутил вперед-назад колесико «мыши». Вспомнил, что не ел с утра. Ему уже ничего больше не хотелось — ни жить, ни учиться, ни зарабатывать деньги. Вообще ничего.

 

 

На экране лежал призрак Кати в белых стрингах. Катя улыбалась полными губками, как будто дразнила. «Пошла вон, уродина!» — Сказал он фотографии и сменил тему рабочего стола.

 

 

На всякий случай Димка сбегал в душевую и через полчаса стоял на пороге Машиной комнаты.

 

 

— Пришел охотник за привидениями! — Он деловито сунул язык в Машин рот и развязал поясок ее махрового халата.

 

 

 

 

 

Время шло. Маша лежала на спине, раздвинув ноги, и наблюдала, как он матерится и трогает себя за ЭТО. Позвякивали китайские побрякушки на веревочках. Наконец парень сдался, извинился, что не может «пробить целку», и погладил ее по голове, как котенка.

 

 

Она ответила: «Ничего», — и пошла заваривать ему зеленый чай, который он так любил. А когда вернулась, у него почему-то было очень грустное лицо. «Ты можешь делиться со мной всеми-всеми проблемами, раз ты теперь мой парень, — предложила Маша. А он ответил, что у него нет никаких проблем, попросил у соседа травку и накурился, как последняя скотина.


Copyright © Упырь Лихой, 04.02.05