Побег

(Рушаня)

Так вдруг оторвался от реальности мозг,

От координации ушли шаги,

Желтые оковы и обилье слез

И пеленою снов окутаны все дни.

(Илья Черт)

Краснота под закрытыми веками заполнялась бредовыми снами. Картинки сменялись одна за другой, словно в калейдоскопе. Его сны всегда были необычными, они были больше похожи на рисунки, или фотоснимки, чем на целостное видение, как у всех нормальных людей. Ему снилась кровь. Красная, красивая, разлитая. В одних «снимках» – на полу, в других – на стене – брызгами, в третьих – на чьем-нибудь теле. Порой – как в учебниках мединститутов. Он боялся этих снов, и часто жаловался на них медсестре. Она – врачу. А врач не выпускал его в мир «нормальных» людей. Он знал это, но по другому не мог, ему нужно было кому-нибудь рассказывать свои сны, чтоб окончательно не сойти с ума. Его соседи, да и вообще люди в отделении не слушали его, думали о чем-то своем. Некоторые вообще разговаривали сами с собой. А медсестра его слушала, иногда даже записывала. Редко – пыталась зарисовать, когда он особенно эмоционально что-то рассказывал. Когда он намеренно не засыпал, просто лежал под одеялом, притворяясь, то на следующее утро, весь мир казался ему цветным панно, так же состоял из картинок. Тогда он убегал и где-нибудь сидел, закрыв лицо руками, чтоб ничего не мельтешило перед глазами.Иногда ему снились другие сны. Совсем другие. Никаких кошмаров. Но он их не помнил. Когда просыпался, то понимал, что снова что-то упустил. Ему становилось стыдно за себя, и он плакал в подушку. Он помнил, что ТАМ было что-то необыкновенно хорошее, но не помнил, что именно даже приблизительно. Ни одного фрагмента. Ничего.Так проходили месяцы. В четырех стенах ход времени настолько замедлен, что практически не ощущается. Часы тянулись бессмысленным световым днем и кошмарной тьмой под закрытыми веками. Снег падал хлопьями, и через полчаса черный асфальт превратился в белое поле; небо было его отражением – такое же белое; воздух был его продолжением – такой же белый из-за падающего снега. Он стоял у стены и смотрел в окно, в очередной раз пытаясь вспомнить сегодняшний прекрасный сон. Не вспоминалось ни фрагмента. Ничего. Только голова разболелась и на душу лег очередной камень. В коридоре стало холодно и пусто – все потянулись к своим кроватям и одеялам. Медсестра тоже куда-то ушла, наверное, подумалось ему, пить чай с пряниками. Только у соседней стенки стояла тоненькая фигурка, которая, как только он ее заметил, подошла к нему, заглянула в глаза и тихо сказала: «Надо идти отсюда. Пошли?» видя непонимающий взгляд, она кивком указала ему на окно и стену снега, за которой ничего не видно. «Это невозможно» - пробормотал он. Она взяла его холодные руки в свои – горячие. Обвела глазами пустой коридор, и обрадовано улыбнулась, заметив колченогий стул, на котором обычно сидела медсестра. Тихо подбежала, взяла его, принесла к окну. Поставила, перехватила по удобнее и с размаху ударила по стеклу. Сотней маленьких острых снежинок стекло осыпалось на пол. Прут кованой решетки она тоже с легкостью отломала – он был подпилен заранее кем-то предусмотрительным. Она вылезла и встала на подоконнике. Разбушевавшиеся снежинки ложились ей на плечи и голову, замаскировывая ее, делая ее своей. Еще одной снежинкой. Широко раскрыв глаза, он все еще стоял внизу, среди осколков. Ветер, по волчьи завывая, врывался в помещение. Она тянула к нему обе руки, уговаривая выйти к ней на карниз. Он помотал головой: «нет-нет…так нельзя….ничего не получится!! Это невозможно!!» Она нахмурилась: «Получится. Верь мне. Здесь все можно. Как во сне.» Он взял ее руку, влез на подоконник. Неловко схватился за раму и порезал руку. Выйдя на карниз, постоял немного, привыкая к порывам ветра. А потом они вместе шагнули в пелену снежного танца. Он больше никогда не проснулся. И никто их больше не видел. Только кровь стекла чуть-чуть по оставшемуся в раме осколку и так и застыла на морозе, красной красивой полоской.

Copyright © Рушаня, 26.02.05