Всеми цветами радуги.

(Китайский налетчик Жда о дА)

опубликовано на neo-lit.com

Время: октябрь

Место: супружеская спальня

Косточкин хандрил уже около месяца. У него болело все: и душа, и совесть, и печень. Он кутался в клетчатый плед и потягивал кефир через соломинку. Он прятал свою больную голову в мягких подушках и чертил в воздухе узоры.

Никогда, думал Косточкин, мне не принять этот мир. Никогда жалким людишкам, замороченным бытовыми вопросами, не увидеть главного во мне. Эх, равнодушье, равнодушье…

Косточкин сетовал на судьбу и собственную душевную неустроенность скорее по привычке, нежели нарочито, поскольку единственным его слушателем мог быть разве что паук, свесившийся с потолка…

Пришла Жена. Скинула цветастый халат, обнажив обтянутые ночной сорочкой обрюзгшие телеса. Косточкин поморщился и отвернулся зубами к стенке. Пухлые пальчики Жены забегали по его тощему телу. Сначала заманчиво, будто приглашая к какой-то хитрой игре, потом все более настойчиво и требовательно. Притворяться спящим было бессмысленно.

- Голова болит, - Косточкин вздохнул и слегка застонал. – Весь день…

- Жук ты майский и не прикидывайся! Строишь из себя что-то, а на самом деле ты просто чэ-мэ-о. Козел. Не работаешь, жрешь только. И пьешь…

- О, нет покоя моей бедной изнеможенной душе! О, обывательское бессердечье!..

- Спи уже, Пикассо.

С этими словами Жена отвернулась и засопела.

Итак, Косточкин добился своего. Не дурак же он тратить свои и без того малочисленные силы на это убогое человеческое удовлетворение!

- И перестань ворочаться…

Косточкин лег на спину и опустил веки.

Время: конец ноября

Место: заброшенный нечесаный парк

Унылая пора, очей очарованье!.. Косточкин не помнил, кто был автором этих строк, но догадывался, что очень толковый парень. Косточкин и сам бы так написал, задумайся он об этом чуть раньше.

Косточкин ликовал: день задался на диво солнечный. Стояла та самая последняя сухая осень.

А парк!

О, парк! Буйство желтого! Буйство сумасшедшего цвета! [привет Федору Михайловичу]

Косточкин замер посреди голой аллеи. Огляделся. Засеменил в сторону лавочки. Осмотрелся с позиции лавочки. Не понравилось. Подошел к мрачному клену. Измерил обстановку. Понравилось. Установил этюдник на кривых ножках, распаковал масло. Обмакнул большую пушистую кисть в охру. Поправил берет. Вдохнул полной грудью запах подгнившей листвы и занес кисть над бумагой…

Задумался.

Погрыз черенок кисти.

Снял берет и повесил на край этюдника.

Сделал несколько шагов назад.

Вернулся.

Начать – самое сложное, утешил себя Косточкин. Вдохнул полной грудью еще раз, сильнее. Поморщился: где-то недавно выгуливали собаку.

Прополоскал кисточку в воде – не все так просто.

Смешал на палитре рыжий и карминовый. Затем добавил немного зелени. Довершил ультрамарином. Получился невразумительный бурый цвет.

Промыл кисть. Открыл пакет кефира, достал соломинку.

Опять в задумчивости навис над палитрой…

За спиной тихонько зашуршала листва.

О, осень! Косточкин воздел глаза к небу. Пролетел голубь и капнул на этюдник. Сволочь – чертыхнулся Косточкин.

- Извините, если потревожила…

Косточкин испугался. В панике спрятал пакет кефира в карман. Раньше Косточкину часто приходилось бывать застигнутым Женой за распитием спиртного, посему эту манипуляцию он проворачивал легко, вслепую.

Оглянулся через плечо.

За спиной стояло небесное создание – подумал Косточкин – как жаль, что я не пишу стихов! О, эти шальные лучистые глаза!

Шальные лучистые глаза тем временем буравили его неистово:

- Вы художник?.. Можно я тихонько постою, посмотрю?..

Пауза.

- …нет, я прекрасно понимаю, что это дико неприятно, когда тебе заглядывают через плечо! Но мне страшно любопытно понаблюдать за вашей работой! Я не сама не умею рисовать, поэтому меня всегда восхищали люди, ловко обращающиеся с красками! – протороторило небесное создание и робко заткнулось.

Однако, подумал Косточкин.

- Я тИхонько, как мышка, обещаю… пару минуточек…

Однааако.

Пауза.

Затянулась.

Нужно что-то сказать.

- Ну хорошо, юная леди, только постарайтесь больше не вызывать колебания воздуха. А то… вдохновение!…оно сами знаете… приходящее!… как… как женщина!

Косточкин аж сам прихуел от таких слов. Потом мысленно порадовался – ловко. Похвалил сам себя – а ведь могу же!

Развернулся к этюднику. Приосанился. Схватил берет, заломил за ухо. Неплохо. Теперь нужно начинать. Но как?

Косточкин замер. Только бы не опростоволоситься. Но рисовать сегодня он определенно не мог. Причиной тому были светлые острые коленки юной особы. И густые, как сливки, волосы.

Небось ни одни гребешок сломала, нимфа. Косточкин деловито потоптался на месте. Потом стал укладывать кисти и краски обратно в этюдник.

- Вы уходите уже?

Косточкин свернул холстик. Собрался.

- Нно Вы же еще даже не начали… Неужели я настолько помешала?

- Деточка, чтоб Вы знали, к написанию картины нужно подходить обстоятельственно. Сегодня я выбирал обстановку… лучший ракурс и точку зрения... мысленно компоновал…А вот завтра займусь непосредственно живописью… Сразу дела не делаются.

Косточкин высокомерно посмотрел на ее колени и облизнулся – кисло… Дууррак! Быстро стер рукавом усы от кефира.

- А завтра Вы снова будете здесь рисовать?

Вот пристала. Нимфа.

- Девушка, слово рисовать режет мой чуткий слух. Картины пишут. Запомните: пишут!.. И, да. Буду под вечер совокупляться с вдохновеньем!

Косточкин одернул плащ и зашагал прочь. Не хватало еще влюбиться!

- Значит до завтра!

Дьявол! Дважды дьявол! Какого черта ей надо. Хотя, ясно какого. Но на черта Косточкин не тянул. Более того, его игнорировали даже прыщавые пергидрольные вдовушки. А тут, на тебе, школьница!..

Косточкин медленно плыл по алее, оставляя за собой белый кефировый след.

Время: вечер конца ноября

Место: кухня. поздно.

Дважды за вечер Косточкин расхлебывал: рыбный суп на ужин, а потом сложившуюся ситуацию в парке. С супом Косточкин справился без особых проблем, даже с аппетитом. Но вот как быть со вторым он не знал? [на второе Жена приготовила щучьи котлеты, которые Косточкин на дух не переносил] Впрочем, безвыходных ситуаций не бывает, утешил себя Косточкин и скормил котлеты коту, пока Жена мыла посуду. Воодушевленный собственной находчивостью, Косточкин быстро нашел выход из сложившейся ситуации в парке.

Гениально, без ложной скромности – думал Косточкин! Ай да я!

Всю ночь Косточкин листал старые энциклопедии по искусству. После шестого тома в глазах рябило. Но работа принесла свои плоды: Косточкин нашел замечательную репродукцию с осенним пейзажем! Она словно писалась с того же места в парке, где был сегодня Косточкин! Не буквально, конечно, но если не брать во внимание трухлявый пень и стайку птиц, то почти идентична!

У Косточкина закружилась голова от собственной прозорливости! Какой же все-таки он! Ооо!..

До утра Косточкин переносил рисунок на холст. В карандаше. Затем легонько обозначил буквами, где какие цвета должны быть. И довольный отправился спать.

Утром проснулся во взбитой постели: ему привиделась девочка на огромном шаре с острыми коленями и двести банок супа, которые он должен был съесть…

- Опять девки голые снились, оболтус? – проворчала на это Жена.

Время: опять-таки конец ноября

Место: и снова заброшенный немытый и нечесаный парк

Косточкин пришел чуть раньше, чем намечал.

Привел в боевую готовность этюдник. Намешал красок. И принялся аккуратно, по кусочкам закрашивать холст.

Косточкин до того увлекся, что не заметил как стемнело.

Палитра светилась всеми цветами радуги. Его пальцы по локоть тоже.

Работа была закончена. Косточкин залюбовался – потрясающе!

А девушка так и не появилась.

Меррззавка, опомнился Косточкин. Вот так и пропадают таланты, не кем не оцененные. Вот из-за таких и чахнет искусство.

Равнодушье, равнодушье… - побрюзжал для порядка Косточкин и довольный поскакал домой. Дома его ждали щучьи котлеты.