Мой глаз серебрился поэтическим блеском.
Пластмассовый мозг стекал на бумагу.
Пожалуй бы, мог: застрелиться бурлеском,
нехватка, однако, по-моему, отваги.
Моргающие мысли надиктуют мне сюжет:
вот поволокой роз натянутый карниз...
гранатовый графин, задача — белый свет
достигнуть в тот момент, когда сорвёшься вниз...
И страсти гипербола, и парабола грусти.
И Бродский притянет в ночь чёрную , в темноту.
Я никогда, о, нет, о, да! к подобному искусству
столь жуткой смерти не был близко. В пустоту
отнюдь не страшно, но просто страшно неохота.
Поднять ли мне домкратом идею тёплых лет?
Ведь смерть, как и погода, — то Богова забота.
Я радостно вышел на улицу…
…а улицы нет...