Солдафон
(olo)
опубликовано на neo-lit.com
«Здравствуйте, меня зовут Паша…
Дальше я не знал, что писать и отложил ручку. А что я мог еще написать? У меня никого нет, кто бы мог подтвердить мои слова…
Больше всего на свете я люблю мосты. Люблю на них смотреть, рисовать, проектировать. Представлять, в каком новом неожиданном месте можно их возвести.
Я люблю «строить» мосты внутри себя. Будь это каменный мост через реку, заключенную в гранитный кошмар, или стальной, повисший в облаках, соединяющий два мегаполиса. С давнего времени мосты захватили мою жизнь целиком и полностью. Мне не надо было думать, какую профессию я выберу в будущем.
Иногда я чувствовал, что я сам есть мост, но не мог объяснить почему. Люди совсем перестали верить своим ощущениям – требуют доказательств и оправданий у самих себя.
И еще, есть у меня два человека. Это Дымок и его Дед. Дымок старше меня на семь лет, а Дед на семьдесят восемь. Часто у Деда изо рта течет слюна. И выпить он не дурак. Я захожу к ним рано утром. Через приоткрытую дверь слышно как Дед громко бранится. Так происходит всегда. Я знаю, что он был на войне. Одной ноги у него нет – вместо нее новенький протез, который Дед недавно получил в поликлинике. Старый был неудобный и некрасивый. А новая нога выглядит как настоящая, особенно когда Дед сидит или лежит. Помню, он так обрадовался новой ноге, что в этот же день нажрался и всю ночь ворчал, храпел и бранился. Так происходит всегда.
- Смотри, сопляк, - говорит он, похлопывая себя по новой ноге. – Смотри сюда, я сказал!
- Дед, отвали от него, - сзади него уже стоит Дымок и жестами показывает, что нам пора.
Я с радостью выхожу из дома, так как чувствую – Дед успел выпить и если с ним остаться, то добром это не кончится. «Совсем ебнулся, старый говнюк». – Дымок расстроен. Но я понимаю, что Дед не со зла, и не сержусь на него. Еще не рассвело. Вчера мы договорились сходить за линию на Сонное озеро половить роищей. Идем молча, подходим к берегу. Дымок раздевается. Решаем сначала искупаться, а потом перейти на другую сторону по плотине. У Дымка на внутреннем сгибе локтя сильный ожог, похожий на звезду с длинными лучами – это побелевшие полоски кожи сходятся в одном месте – там, где вена. Однажды он заснул на кровати с сигаретой, уголек упал - загорелось одеяло и свитера рукав. Дед услышал крик, проснулся, прибежал. А Дымок весь в дыму. Кое-как огонь потушили. А после Дед сел на обгоревшую кровать и стал браниться: «Молокосос! Сопляк! Скотина! Чтоб ты так и угорел, блядь!» Но все-таки лечил его…
Время к полудню, а мы еще ничего не поймали. Роищи – это такие хищные хладнокровные наподобие рыб, только с развитыми передними конечностями вместо плавников. Палками почесываем все камыши, но безуспешно. Тогда мы решаем пойти в лес. Дымок знает, что мне нравится в лесу, я в свою очередь знаю, что Дымку нравится лес. Он рядом. Здесь темно, прохладно, сыро и мох.
Помню, случилось так, что Дед заболел. Никогда не болел, и вдруг слег. Дымок тогда очень сильно испугался, что Деда разбил паралич, и что ему, Дымку, придется теперь кормить его с ложки и убирать за ним. Но этого не произошло. Хотя Дымку все же пришлось с ним повозиться. Я зашел к ним как раз в тот день, когда Деду стало легче. Хотел прошмыгнуть мимо него в Дымку в комнату, как вдруг Дед рявкнул на весь дом:
- Стоять, солдат! Кругом!
И рассмеялся, видя мою растерянность.
- Что, сученок, ждал, что я помру? Хуй, блядь, вам всем! Я был командиром дивизии! Я, блядь, в танке горел! Чтобы такие как ты, распиздяи, жили в свое удовольствие! – он уже отвернулся от меня и кричал, высунувшись головой в дверь, по направлению к комнате Дымка.
- Чего встал, засранец?! Свободен! – Дед опять повернулся ко мне.
Увидя меня, Дымок ласково спросил:
- Ну, чего? Много тебе этот мудозвон пиздюлей наложил? Все смог донести? А ведь еще вчера сипел: «Димочка, подойди – последнее слово тебе скажу». Гондон!
Дед очень полюбил в последнее время «держать оборону», как он сам говорил. Хорошо приняв в обед, вечером он запирался в доме изнутри, и если Дымок был в это время на улице, то там он и оставался на ночь. Дед в дом его не пускал. Дымок не отчаивался, пока шло лето, но когда начала подступать осень, он призадумался.
Мы выходим из леса, на небе выпуклые звезды и новорожденный месяц.
На следующий день я смог зайти к ним только в восемь вечера. Вошел в дом и оторопел: за столом сидел Дед, он плакал навзрыд, а на полу на безопасном расстоянии от него сидел Дымок и взахлеб смеялся. Я подошел и подсел на пол рядом с ним. Нарочито громко Дымок сказал, давясь смехом:
- Оказывается, старый солдафон тоже любит прогулки по лесу.
- Не понял, - сказал я.
- Мой старпер потерял новую ногу!
От этих слов Дед всхлипнул еще жалостней, как баба на речке, у которой унесло течением все ее бельишко. Я предложил пойти всем вместе в лес и поискать ногу. Но от этого Дымок еще больше заржал, а Дед заревел белугой. Оказалось, что после обеда Дед нажрался, и захотелось ему выйти на природу, «хуйли дома-то сидеть с ногой, нет, блядь, потянуло «нас» в лес, - Дымок покосился на Деда, но тот смотрел в никуда и был безучастен. – Первые двадцать минут в лесу «мы» гуляем, а остальные четыре часа – блуждаем в поисках выхода из зеленого ада».
- А как же он…
- На палке прискакал, - перехватил мою мысль Дымок и кивнул в сторону стены. Действительно, прислонившись к стене, стояла длинная узловатая коряга.
- Пойдем, - сказал Дымок, заметив, как Дед отживел и шарит рукой под окном в поисках початой бутылки.
После этого я целую неделю не был у них. Проснулся оттого, что меня больно толкали в бок.
- Подъем!!!
Это был голос Дымка. Я приподнялся на кровати, ничего не соображая.
- Пиздецы настали! Все. Отчехлились! Хеллбаунд!
- Что случилось, - я не мог продрать глаза.
- Нашли ногу.
- Ну и заебись, - зевнул я.
- Вся в крови, а рядом труп. Кто-то ебнул его по голове проклятой ногой. Все лицо сплошное кровавое месиво.
- Откуда ты знаешь?
- Вчера вечером к нам приходили. Все. Мне пора.
- Эй! Подожди меня, стой! Дима, подожди меня! – я сорвался к окну, из которого он только что выпрыгнул, и увидел его удаляющуюся спину.
- Кто это мог быть? Здесь же больше никого нет! – крикнул я вслед.
Я внезапно подумал, что больше его не увижу. Ни Дымка, ни Деда. Так и вышло. Когда я через несколько часов прибежал к ним, дом уже был заперт, а окна и дверь заколочены…
Я снова взял ручку и начал писать:
…этого не смог сделать Дымок. Не мог убить. Потому что он самый добрый и честный. И Дед не мог этого сделать – он старый и слабый, хоть и дурак. А больше здесь никого нет».
Я достал конверт, положил в него исписанный лист, облизнул полоску клея на уголке, запечатал и положил во внутренний карман куртки.
Copyright © olo, 07.07.05