День независимости

(Ян Лорд-Кипанидзе)

Из проспекта в проспект, как ошпаренные - летят! Поднимаю голову: в нетронутом вчера ещё XVIII веке сегодня уже

проделали дыры до самых серых небес. У меня под ногами мост расшатывается и звенит, точно струна. Никакая тебе

бутылка пива, ни выходных, ни даже праздников. Ходи себе тварью трепещущей и оглядывайся на женщин. Зимой -

подолы польт, а летом почти совсем ничего. Как же это можно: ходить в некупленных ботинках и жить в ещё

несуществующем номере дома, которого нет? К этому нужна особенная привычка. Время чересчур расплевалось в

действительность своими очевидцами. Я хотел бы разорвать кого-нибудь на части... Разбить кому-нибудь физиономию в

кровь... Но ещё больше я хотел бы этого не хотеть. От этого и страдаю. И всё время пребываю, как безумный, в

заблуждении, что будто бы это временно. Только это так же временно, как и я сам.

...Из форточки пахнет весной, и я задыхаюсь. Меня давно не волнует положение дел на Украине и нигде вообще.

Я 21 год боролся с чумой, которая во мне ещё до рождения! Я 21 год не понимаю, что я человек. Я уже становлюсь по-

старчески рассудителен, но я так до сих пор и не понимаю, о чём мои рассуждения.

Почему, когда я выбираюсь на улицу, мне на глаза попадаются одни пидарасты и пьяницы? Вы скажете: "каждый видит

только, то, что ему хотелось бы". Тогда вы или пидораст, или пьяница, или и то и другое разом, потому что я вижу то, что

я вижу. Попробуйте меня разубедить! Но сперва держитесь от меня подальше - я даже в туалет хожу там, где вздумается.

В дурдоме заикаются, онанируют за обедом, болеют триппером, гадят под себя и друг под друга, ходят с клетчатыми

лицами в форме неправильного круга... Есть со сломанными ногами или спинами, почти или совсем без зубов. Между ног

у первых санитары густо смазывают вазелином и так проводят вечера или даже целые отпуска; вторые тоже крепко

влипли, но, кажется, вполне добровольно.

Пушки заряжали головами, отчуждёнными от тел живых. "Как можно больше войны!", - кричали восторженно. Кáк

можно больше, никто не знал. В центре площади, на маленьком постаменте, едва над головами тысяч, живьём

наматывали внутренности на колесо гигантской лебёдки. Вечер выдался погожий - это точно. Остальное разогнали

авиаторы: седеющие полковники в немыслимых одеждах. Мужчины и женщины не говорили друг другу гадостей, словно

одни были прикованы к неге сладкой усталостью, а чрева других наполнены горячей любовью. На высоких трибунах

принимали с визитами вежливых королей; на всех улицах прекратили движение дороги машин... Но стоило лету

начаться, как город наполнили вонючки!

Немытые бабы и немытые мужики, источая прелый, слегка сладковатый запах, целуются, или бегут куда-то по своим

делам с озабоченными лицами. Околачиваясь на улице уже битый час, я, наконец, не выдержал и подошёл к одной

особенно вонючей парочке: она отёкшими от туфелек ногами стояла на ципочках и потной ладошкой возюкала ему по

спине, где у майки был такой специальный вырез для мышц.

- Помойся, дура! Знаешь, хуже свинячей манды!..

Тогда здоровяк сломал мне правую ногу, да так ловко, что я даже не успел ничего почувствовать - просто потерял

сознание.

Я еду в поезде "Калевала" , Петрозаводск - Санкт-Петербург. Всё идёт гладко по плану - когда никакого конкретного

плана нет. Вообще, как только начинаю что-нибудь планировать, всё идет вверх дном. А если чёткого плана нет, то

внутри сидит ощущение неустроенности или какого-то горя!

Ни кельты, ни гунны не производят на меня ни малейшего впечатления, хотя, быть может, я читаю не ту о них книгу:

"Искусство Западной Европы", автор - Лев Любимов.

Петербург, май 2005 г.

Copyright © Ян Лорд-Кипанидзе, 11.07.05