Литература

Еще у меня есть соседка - Ангел. Во всяком случае, у нее на модных штанах написано готическими буквами именно так - Angel. Прическа каре, голубые близорукие глазки и маленький ребячий рот замаскированный китайским иероглифом счастья. Она никогда не улыбается. Злой и капризный ребенок, насильственно отлученный от кормящей груди Небес. Ангел живет на последнем чердачном поднебесном этаже нашего уродливого доходного дома и на все щурит сладкие близорукие глазки. Покажите ей член и она сощурит глазки. С таким детсадовским скепсисом хорошо воспитанной девочки. Нет! - говорят ее глазки, таких гадких вещей как член на свете просто не бывает! Бывают только пряники, конфеты и вера в собственную исключительность, а член это мясные обрезки с вонючего крестьянского рынка. Тем не менее, я спал с Ангелом. Да, мне повезло. Я слышал удивительный запах корицы исходящий от ее разогретого влагалища. Серое чудовище ее влагалища живет честной самостоятельной жизнью. Оно голодное и злое. А ее хозяйка все еще хочет быть Ангелом и в этом ее внутренняя вечная трагедия. Мне тогда повезло, я пришел к ней в гости. Она только-только переехала в наш краснокирпичный дом на последний поднебесный этаж с самой дешевой рентой. - Приходи ко мне в гости, соседушка - позвала она меня, глядя исподлобья своими незабудками, когда мы столкнулись на лестничной клетке. - Познакомимся. - Данке шен - ответил я слегка поклонившись - Приду непременно.

Сначала мы пили кофе. С дешевым печеньем. Знаете такое кирпичное печенье, сработанное бурыми руками ненавидящих весь белый свет уродов. Почему же я идя в гости к прекрасному ангелу не прикупил волшебного, воздушного печенья? Ведь деньги то у меня тогда были! Возможно потому что я сам урод, ненавидящий весь белый свет, а красивых девушек в особенности.

Она посадила за столик свою игрушку - желтого плюшевого слоника, что бы он тоже пил с нами чай и тщательно следила за моей реакцией сквозь лукаво полуопущенные веки. Исподлобья. Ха -ха - я с зомби пил чай, с уголовниками пил чай, подумаешь плюшевый слоник. Мы сидели в сгустившихся сумерках, не включая свет, и музыкально звенели чайными ложечками. Время от времени я поглядывал на желтого плюшевого слоника. Мне было искренне жаль эту игрушку - наперсника красивой бедной девушки. Что она с ним делала в минуты нежности или отчаянья! Слоник помалкивал, пока я отвечал на разнообразные провокационные ангельские вопросы.

Постепенно ее глаза и кожа начали испускать слабое свечение. Так как я прошел экзамен на благонадежность я был посвящен в ее тайну. Она вытащила с антресолей гербарий своих мумифицированных крыльев и показала мне редкие птичьи перышки на местах, где у женщин растут волосы. Я понял ее внутреннюю трагедию, когда мы занялись сексом. Мы склеились в две неразборчивые буквы первобытного слова. Одна буква нежная и слабая еле произносимая розовыми внутриглоточными жабрами, другая - как медная и злая змея. АВввв-вавав-АВввв-вававв - никогда не трахали Ангелов? Пока я трахал ее она с выражением крайней сосредоточенности смотрела на пальцы своих задранных ног. Что бы они оставались поджатыми, а не растопыренными. Если пальцы ее ног растопырятся - произойдет ужасное несчастье. Когда ангелы терпят крушение и разбиваются всмятку о землю, из них вытекает не только кровь, но и машинное масло - таковы они - сложные летающие куклы Господа.

Я вытер ей влагалище салфеткой, а то бы она сама со своей верой в собственную исключительность не вытерла, поцеловал и принес кофе в постель. Она заплакала. - Больно, больно, дурак! Ты сделал мне больно! Я сказал, что не мог сделать ей больно, потому что я очень аккуратный и опытный. Мой номер - 1. - Ты не понимаешь дурак! Урод! Ты сделал мне больно! - и Ангел заплакала еще сильней. Ну поплакала и перестала. Это очень важно знать, что девушки рано или поздно перестают плакать, со слезами из них вытекает вся их женская сила - вот тогда их надо брать за жабры, за нежные розовые кружевные жабры. Мне было мало того, что я переспал с ней. Я хотел обратить ее в свою веру. Я хотел сделать ее своим другом, своей единомышленницей, своей сестрой, своей рабыней.

Сначала.

- Дай пойми ты, наивное дитя, невозможно завоевать мир с помощью мумифицированных крыльев! Забудь что ты ангел! Все это в прошлом. Ты должна уметь убивать! Знаешь белого тонкого червя, который живет у мужчин в сердцевине позвоночного столба? Он живет от затылка до самого низа! Вот куда ты должна целиться! Ты должна уметь пальцем пробивать навылет бронзовую мужскую щеку, да что там щеку - плечевой мускул, если потребует ситуация! Так я рассуждал довольно долго.

Потом.

- Люди очень глупы! Ты никогда не заставишь их воспринимать себя всерьез, если не убьешь хотя бы одного!

Еще потом.

- Убивать! Если ты научишься правильно убивать, и будешь постоянно это делать, ты постепенно станешь богом. Наивысшим существом. Ты ведь не хочешь быть горничной и шлюхой как все остальные девушки? Ты ведь не хочешь что бы тебя голую, обсыпанную сахарной пудрой заставляли танцевать. Ты же не хочешь что бы важные господа пальцем, обмакнутым в соус табаско рисовали линии на твоей красивой груди и твоих половых органах.

Она слушала меня сначала внимательно, потом - нет. Возможно, я перегнул палку. Возможно, она еще не выплакала весь стратегический запас своих слез на тот момент, когда я начал читать свои проповеди.

- Правильное убийство - это ключ к дверям рая! - У меня уже есть ключ от дверей рая - уверенно возразила Ангел - Неужели? - спросил я - И что же это? - Вот - Ангел протянула мне на раскрытой ладони золотинку от конфеты. Я осторожно взял ее и внимательно рассмотрел. - Шоколадный трюфель - сказал я - Венский шоколадный трюфель.

Ангел забрала у меня золотинку.

- А ты знаешь, сколько это стоит - переспать с ангелом? - вдруг злым голосом спросила она - Ты должен мне. Ты очень много должен мне! А теперь убирайся, урод. И не смей никому рассказывать, что ты спал со мной!

Я заткнулся. Помолчал некоторое время, оделся, и ушел. Эх, ты невеста желтого плюшевого слоника! Как далеко ты могла бы пойти, если б ты только умела слышать голодное колдовство своего серого влагалища!

Но на этом наши отношения не закончились. О нет, не закончились. Только начались. Некоторое время спустя она ко мне заявилась в совершенно истеричном состоянии, накрашенная сильнее, чем обычно. Ее маленький ребячий рот пылал китайской киноварью. Иероглифом вечного счастья.

- Ты сломал мне на письке печать. Тогда. Я обнаружила только сейчас. - Какую такую печать? - Храмовую печать. - Насколько храмовую? - Ты повредил меня. Ты очень сильно повредил меня. Чарли будет не доволен. - Кто такой Чарли? Бог что ли? - Чарли брал меня за руку. Ничего больше. Он один умел заставить меня улыбаться. - Ну и что? Твои проблемы. - Идиот! Он мог превратить этот говенный мир в конфету! Если бы храмовая печать на моей письке оставалась цела! Я взял ее руку и поцеловал. - А ты зачем пошла спать со мной, детка? Чарли, тобой тоже будет недоволен.

Она вырвала руку и убежала. А я знаю почему она спала с мной. Я знаю, почему все женщины спят со всеми мужчинами. Потому что им страшно. Таланты мужчин разнообразны. Один мужчина слаб, но хитер. Другой умен и коварен. Третий силен, очень силен. Четвертый зол и храбр до безрассудства - он бешеный. Женщина владеет единственным товаром - глаза, сиськи, бедра, и кусок живого сырого мяса между ногами - морская звезда счастья. Все это, в сущности, очень простые и нужные вещи. Вечные ценности. Даже если вырезать женщине мозг она ничуть не потеряет в своей привлекательности. Ее товар первобытен и нетленен. Соответственно все ее страхи носят первобытный характер, ее страхи глубоки, бесконечно глубоки... Женщина - это очень примитивное существо. Она совсем не изменилась со времен каменного века. Она все так же живет под пасмурным небом палеолита, в окружении серых камней, на самом берегу большого черного озера страха. Дело в том, что женщина - действительно слабое и беззащитное существо. Костер, который она складывала на берегу озера, всегда был из самых тонких и легковесных веток, а камни, которые она подбирает, эти камни по своему весу и размеру больше подходят для игры, нежели для защиты от угроз внешнего мира. А внешний мир полон угроз - и эти угрозы постоянно перекрещиваются как силовые линии электропередач. Серьезные палеолитические животные - не их нынешние выродившиеся потомки, а здоровенные злые гады с треугольными зубами, искренне считавшие себя царями земли, и потому никогда не уступавшими дорогу человеку. Но это еще не самая главная угроза. Злые мертвецы - большие, играющие темную музыку порчи в кронах деревьев, выслеживающие женщину по запаху ее приторного пота, выслеживающие женщину по запаху дурной менструальной крови. И маленькие мертвецы - очень голодные, тихо лежащие под камнями, ждущие легкого шага женщины - их сплющенные лица перемазаны землей, их слюна превратилась в смолу. Совсем уж непонятные многоугольные угрозы предутреннего часа шакала, когда женщина вдруг просыпается и вскрикивает – кто-то душит ее, кто-то сидит у нее на груди, кто-то сыплет сырую землю ей в ямку между ключиц. Конечно, вдруг может объявиться мужчина, в полной боевой раскраске, с лицом, размалеванным красной охрой для отпугивания злых духов и хищников. Мужчина разведет большой костер, принесет с собой набор больших настоящих камней заточенных специальным образом. Однако на самом деле - мужчина это тоже потенциальная угроза. В определенных ситуациях мужчина может быть так же опасен для женщины как саблезубый тигр, или скажем большой пещерный медведь. Точно также он может смотреть исподлобья, примеряясь как ловчее ударить, как ловчее сломать женские, легкие, птичьи кости. И потому женщина боится. Женщина жаждет присутствия мужчины, но никогда не верит ему до конца. Женщина бродит по берегу и играет в свои веточки. Страх утонуть в большом черном озере толкает женщину в каменные объятья нелюбимого мужчины...

В выходной день я лежу на полу и ничего не делаю. Или нет. Не так. Не так! Я мечтаю. Мои мечтания вызваны солнечным лучом, контрабандой проникшем, в мою занавешенную комнату и несколькими сладкими молекулами запаха Ангела, упавшими с ее верхнего этажа. Нюх у меня, как у гончего пса. Нюх - это верное дело - доложу я вам. Хотите узнать характер вашей любимой женщины? Никогда не пытайтесь разгадать женщину по взгляду, это совершенно бесполезное занятие.

Запах никогда не обманывает, он происходит из внутренних садов женщины и что там - райский Эдем или проклятое место можно узнать заранее. Прежде чем входить в эту красивую женщину - понюхайте ее. А вдруг она проклята? А вдруг ее матка до отказа забита кладбищенским черноземом? Вы мило беседуете сидя на самом краешке постели: - Ах, майн либэ.Но все ее улыбки и сирени растут на кладбище, говорю я вам! Она проклята! В центре этой женщины находится полтора килограмма земли!

В разных своих местах Ангел пахнет немного по разному - но везде это чистый нежный и сладкий запах.

Вот я следую по молекулярной прерывистой цепочке ее запаха. Вот непостижимым образом проникаю в ее квартиру. Шикарным закатным вечером после честной трудовой недели она занята каким либо интимным женским делом. Например, выщипывает брови, глядя в ручное зеркало, ерзая в такт процесса выщипывания на маленькой скрипучей табуреточке с капризным характером. Или пьет чай с сахаром глядя в сказочную перспективу далекого Золотого Квартала. Там живут счастливые люди. Они одеты в красивые яркие одежды с золотистым отливом. Солнце светит для них ярче. В их глаза имплантированы золотинки, что бы отражать лишнюю солнечную радиацию. Если им становится слишком жарко, они спокойно отрезают кусок ананаса или лимона и съедают. Или пьют прохладное вино. Взвесь прохладных золотых песчинок в вине охлаждает их нутро. В Золотом Квартале не бывает ночи. Только короткий неоновый вечер. Последние лучи солнца тянутся к намагниченным золотым куполам, с помощью магии и специальной системы зеркал они многократно усиливаются и празднично иллюминируют улицы и дома.

Ангел очарована этой картиной. Время от времени она берет с блюдца кусочки сахара и грызет их с хрустом как белка, или там мышь. Таким механическим способом она увеличивает количество счастья. Когда мечты переполняют ее маленькую красивую головку, когда сахар переполняет ее нежную глотку, она начинает кашлять. Кхм, кгхм.. Но это не помогает. В горле першит! Аг-кхым-аг-кгыхым. Она раскачивается на табуреточке как ученик субботней религиозной школы, зубрящий молитвы. От физических усилий ее домашний халатик раскрывается, и наружу вылезают крупные груди каплевидной формы. Ее грудь местами украшена синими виноградными веточками вен. Тонюсенькими. Это такой хитрый первобытный узор грудастых самок. Для того что бы оттенить беззащитность груди и сделать ее особенно привлекательной для самцов, рыскающих поблизости. Я как раз рыскаю поблизости. Мне хочется синего подкожного винограда, и я протягиваю руки. Ангел хмурится и отталкивает меня. Тогда я бью ее кулаком в рот. Она падает с табуретки на пол и замирает в позе эмбриона. Я наклоняюсь, беру ее за волосы и поворачиваю лицом к себе. Кровь, перемешанная с сахаром, стекает из ее разбитого рта. Глаза ее крепко зажмурены - она не желает воспринимать действительность. Несмотря на боль, мыслями она все еще в Золотом Квартале. Однако она побеждена. Я могу делать что хочу.

Но не думайте, что все мои мечты и видения об Ангеле протекают по такому агрессивному сценарию. Есть и другие. Да.

Например, такая сцена нашего семейного быта.

Я возвращаюсь с работы и приношу Ангелу букет ирисов. Она любит ирисы. Но не так сильно, как сигареты. - Сигареты принес? - спрашивает Ангел - Да - отвечаю, я и достаю из кармана пачку дорогих тоненьких сигареток. Ангел вытаскивает сигарету, и некоторое время зачем-то вертит ее в пальцах. Наконец начинает курить. Сделав несколько затяжек, спрашивает: - Ну, давай рассказывай - Что рассказывать? - Что видел? Где был? - Все как обычно. На работе был. На крупном индустриальном объекте. Что я мог там увидеть. - А по дороге домой. - Вот купил цветы и сигареты. Ничего не видел. - Совсем ничего? - Вспомнил. Канализационные колодцы полны крови. Кровь выступила из- под земли и наполнила собою колодцы. Никто не занимается этим вопросом. Кровь успела немного свернуться и подернулась нежной стеклянистой пленочкой, поэтому окурки, конфетные фантики и прочий мусор, набросанный небрежными прохожими сквозь решетки, совсем не тонут, а напротив спокойно лежат на поверхности, сохраняя отпечатки губ и пальцев своих бывших хозяев, сохраняя прозрачные отпечатки их души и характера. Я бы мог собрать эти прозрачные лепестки и, наложив мощное проклятие соединить воедино. Вместе с ирисами я бы принес тебе прозрачный букет из обрывков душ. Между лепестками ирисов ты бы увидела чьи то глаза, губы или пальцы. Выдергивая лепестки, ты могла бы причинять боль или наслаждение совершенно неизвестным людям. Возможно, ты могла бы даже убить кого-нибудь из них таким образом.

- Не хочу букет из душ. - А что ты хочешь? - Хочу сделать имплантацию глаз и переехать из нашего доходного дома в Золотой Квартал. - Зачем тебе золотые глаза? Ангел пожимает плечами и продолжает молча курить со значительным и высокомерным видом.

- У тебя красивые голубые глаза. Самые красивые в мире. А хочешь, я сам сделаю тебе имплантацию? Я вырву твои красивые голубые глаза и подброшу в воздух. И они полетят как бабочки, взмахивая длинными загнутыми ресницами вместо крыльев. А потом возьму зародыши пшеничных зерен и вложу в сладкую красную глину твоих ран. Ты захочешь плакать, но не сможешь, потому что земля не выделяет слез, только черный сок нефти и асфальта. Постепенно боль утихнет. Ты разучишься плакать. Твое прекрасное лицо станет подобно застывшей каменной маске. Ты будешь передвигаться наощупь, познавая истинную суть вещей. Ты поймешь, что люди на самом деле это иллюзия. Грязь и прах. Пластилин в лучшем случае. А потом у тебя вырастут шикарные золотые глаза способные вместить в себя пол мира и ресницы густые и длинные, как остья пшеничного колоса. Ты уже не будешь смотреть исподлобья. Ты будешь смотреть на мир широко открытыми золотыми глазами. Но не для того, что бы рефлекторно пускать слюни, наблюдая восходящее Солнце, давиться коктейлем с золотым песком в течении яркого дня и глупо хихикать, глядя как Солнце падает на крыши Золотого квартала, и с каждым днем все ниже. С каждым днем все ниже. Ты научишься смотреть сквозь Солнце. Далеко - далеко. Например, на красную планету Марс. Ее каналы заполнены кровью. Там живут умные большие рыбы с зобом заполненным спекшейся кровью, они подбирают человеческие глазные яблоки в беспорядке валяющиеся на дне каналов и осторожно зажав их толстыми нежными губами, несут на полюс холода. Умные рыбы подплывают к самому краю полюса. Бритвенно-острой кромке сухого льда. Сквозь сухой лед растут разноцветные деревья райского сада. На ветках деревьев сидят Ангелы. Они берут из раскрытых рыбьих ртов глазные яблоки и пристраивают их согласно законам цветовой гармонии. Голубые глаза на кусты черники. Золотистые - на персиковые и черешневые деревья. Черные - на вишневые. Темно карие - на каштановые аллеи. Мертвые люди отдают свою кровь и глаза в марсианские сады, а себе оставляют только пластилин. Снаружи ты останешься Ангелом, но под нежной и красивой оболочкой будешь скрывать стальной каркас хищного археоптерикса. Ты будешь распоряжаться глупыми мертвыми людьми и большими умными рыбами. Порядок есть порядок. А когда тебя кто-нибудь посмеет ослушаться, ты будешь делать вот так.

Я подхожу к сидящему Ангелу сзади, кладу руки ей на шею, слегка сдавливаю. Она продолжает спокойно курить. Я впитываю ноздрями сладкий нежный запах ее волос, который смешивается с отравленным дымом сигарет. Мне хорошо, но грустно.

- Свари кофе - просит Ангел - У тебя получается замечательный кофе. Что ты туда кладешь? - Человеческие ресницы - Что, правда? - Нет, конечно. Этот кофе - обычный эрзац. Не знаю, почему он тебе нравится. - Но гадать по его гуще можно? - Можно - Давай, быстро гадай - голосом маленькой капризной девочки говорит Ангел.

И я нагадываю Ангелу золотые глаза, Золотой квартал, встречу с Чарли. Полеты на аэропланах в королевство Сиам. Все то, что составляет основу этой маленькой женщины с птичьими перышками в интимных местах. Никогда я ей не скажу, что увидел на самом деле в дурной асфальтовой гуще эрзац-кофе.

Далее мы стоим с ней у окна ее маленькой поднебесной квартирки. Целуемся, щиплемся. Я глажу ей перышки колибри. Рисую пальцем у нее на щеке и поверхности бедер. Мы молчим и глядим в перспективу. Дело происходит, конечно же, ночью, так чтобы ей стали видны и понятны большие звездные мельницы, перемалывающие нашу с ней совместную судьбу. Мы ничего не делаем, просто держимся за руки, но наши тела дрожат, наши позвоночные столбы вибрируют под тяжестью тайных жерновов. Одним только словом, одним движением своего наманикюренного ногтя, Ангел может остановить всю эту небесную механику, но она этого не делает. Мы можем стоять у окна вечно. Пускай пройдет хоть сотня лет, наш уродливый доходный дом снесут и на его месте построят другой - еще более уродливый и еще более доходный. Мы все равно будем стоять. Мы с трудом удерживаем наши глаза открытыми. На наших веках звездная крошка, наши глаза заморожены. Но надо глядеть! Надо глядеть в перспективу! Надо уметь верить и ждать, для того, что бы однажды полететь на планету Марс.

Но этому не бывать никогда, потому что женщины - нетерпеливые существа и Ангел не исключение. Женщины не способны стоять у окна достаточно долгое время, что бы заметить движение медленных звездных мельниц...

Мы пошли с Ангелом гулять. В Парк. Она переставляет свои длинные ноги несколько смешным образом, подобно солдату - все еще не научилась ходить на каблуках. Во взглядах встречных людей насмешка и восхищение. Формы Ангела идеальны. Ее манеры оставляют желать лучшего.

- Как пасмурно - сказал я и нахмурился. - Что за вздор! - воскликнула Ангел. - Солнце светит вовсю!

Когда я сказал ей, что в своей жизни видел очень мало солнца, она нарисовала солнце мне на ладони шариковой ручкой. И еще одно на щеке. Это было довольно трогательно и забавно.

- Так лучше? - заботливо спросила она - Да... Нет. Не совсем. - Ты не любишь солнце? - Ну что ты! Конечно. Люблю. - Солнце полезно для здоровья - говорит Ангел. - В солнечных лучах есть специальные витамины. - Солнечный луч - это просто кусок света, прибывший на Землю с очень большого расстояния. Нет там ничего. Если что и было - растерялось по дороге. - Есть - говорит Ангел и щурит свои голубые глазенки. - Есть. Есть. Есть. Солнечные лучи лечат многие болезни. Ипохондрию. Болячки на губах. У тебя бывают болячки на губах? - Бывают. А у тебя? - Фи, Лотар. Нельзя спрашивать девушку про болячки на губах. - А про что можно? - Про заветные желания. - Но заветные желания нельзя рассказывать. А то они не сбудутся. Ангел пристально испытующе смотрит на меня. - Я тебе разрешаю. - Ну ладно. Каково твое заветное желание? - Что бы меня любили. - Я люблю тебя, ты же знаешь. - Не так - с напором говорит Ангел, глядя на меня исподлобья - Не так.... Ты ведь думаешь, что я просто самоуверенная девка, срочно прибывшая с окраин, дура с большой грудью и прозрачно-голубыми глазами. Может ты и прав. Я ведь устроена довольно просто - скажи мне несколько искренних слов любви, возьми за руку, подведи к окну, покажи Солнце... Обещай защищать меня.

Я молчу в ответ. Как я могу защитить Ангела от судьбы, если я сам судьба. Канализационные колодцы уже полны кровью. Вот-вот она выльется наружу и зальет все вокруг. Или нет, не так. Я устроюсь на еще одну работу. А потом еще на одну. У меня будет три работы. Если мы еще откажемся от кофе и сигарет, то через десять лет скопим деньги на золотые глаза для Ангела. Быстрые подсчеты разрушают мои иллюзии. Нет, не так. Для имплантации золотинок в глазное дно необходимо слишком много денег. Столько мне не заработать, даже если я буду работать в течении ста лет.

- Солнечный свет это надежда на лучшее будущее - между тем говорит Ангел.- Завтра начнется моя новая жизнь - говорит Ангел. Меня разбудит нежное жужжание аэроплана. Я люблю аэропланы. Аэропланы летают только в солнечную погоду. Я встану, надену лучшее платье, накрашу губы и уйду прочь от нищеты и унижений прямо по алее Унтер дер Линден. Прочь из нашего доходного дома, из этой тюрьмы с занавесками зеленого цвета. Я буду идти по Унтер дер Линден, хлопая цветочными ресницами, небрежно затягиваясь вкусной тоненькой сигареткой, я буду не идти, а лететь, едва касаясь каблучками асфальта и всем вокруг станет ясно, что я - Ангел. Драгоценная женщина. - Охрана тебя застрелит прямо на входе - говорю я. Из рабочих кварталов в Золотой Квартал пускают только шлюх. - Не застрелит! - горячо говорит Ангел - Почему? - Там меня будет ждать Чарли. Он возьмет меня за руку, и мы уедем далеко-далеко. Возможно, даже полетим на аэроплане. - Куда? - Ну не знаю... Может в Баден-Баден. Или королевство Сиам. - Не будет этого - уверенно говорю я. – Магия, питающая светом Золотой Квартал, подходит к концу. Солнце светит слишком ярко. Скоро оно упадет на Землю и все умрут. Превратятся в тень, превратятся в рисунки, нарисованные солнечным карандашом на асфальте аллеи Унтер дер Линден.

Ангел замолкает. Она не верит в то, что я все знаю заранее. Она думает, что хочу украсть у нее мечту.

- Расскажи мне про Чарли, - прошу я Ангела - Ну, Чарли был мне вместо родителей. - Детка, в этом мире у всех кто-то был вместо родителей. Ни у одного из нас не было настоящих родителей. Кем был этот твой Чарли? Роботом? Богом? Когда ты начинаешь говорить о нем, с тобой случается истерика. - Мои настоящие родители потерялись, когда я мы пошли гулять в Парк. Было так пасмурно после дождя. Лужи на песочных аллеях парка. Я их обходила, хотя на мне были желтые резиновые сапоги. - А я вот никогда не обходил лужи! - прервал ее я. Ходить по лужам это здорово! Самое замечательное воспоминание моего детства! - Но я же девочка! - горячо возразила Ангел - Я всегда, переступаю лужи и грязь! Всегда!.... Не перебивай. Вот. Я искала родителей в кустах, но не очень сильно, а нашла Чарли. Он был страшный. Я посмотрела на себя его глазами. Пятилетняя Девочка с голубыми глазами обутая в желтые резиновые сапоги - это настолько совершенное существо, что с ним можно обходиться только двумя способами - либо дать конфету, либо убить ее.

- Тебе дать конфету или смерть? - спросил Чарли - Выбирай. - Конфету - сказала я - Вот - сказал Чарли и протянул мне на ладони шоколадный трюфель, завернутый в золотую фольгу. - Съешь конфету, а фантик не выбрасывай. Никогда не выбрасывай фантики. - А папа с мамой учили меня выбрасывать фантики. В урну. - Глупости - говорит Чарли - фантики это самое главное, конфета растворится в твоем желудке мгновенно, а фантик останется с тобой навсегда. - Навсегда? - Ну, очень надолго. Он будет напоминанием о нашей первой встрече. Пройдет некоторое количество времени, ты вырастешь, твое тело нальется сладкими соками, ты станешь красивой молодой женщиной, сущим Ангелом, я подойду к тебе и спрошу - Ну где же твой фантик? Сохранила? Фантик будет твоим билетом в Рай. - А ты ко всем маленьким девочкам приходишь? - спросила я Чарли - Только к самым красивым - со вздохом сказал Чарли - Ох! - И всем предлагаешь конфету или смерть? - Некоторым печенье или зефир - Но у них же нет фантиков! - Да, у них нет фантиков - подтвердил Чарли и снова тяжело вздохнул - Ох! - И что вы делали в Парке? - спросил я - Ничего особенного. Мы гуляли. Катались на карусели. Он держал меня за руку, что бы мне не было страшно. - А еще где держал? - Дурак ты - сказала Ангел. Он просто, время от времени, держал меня за руку. Когда я разворачивала конфеты, которые давал мне Чарли, солнце начинало светить ярче... - Кажется, я знаю Чарли - сказал я - Вот как? - Ангел подняла брови - Да. Я полагаю, что Чарли - это дьявол. - Нет. - сказала Ангел и нахмурилась - Я так не думаю. - А ты подумай. Кто еще будет подходить к маленьким девочкам в городском парке. Угощать их конфетами. - Чарли делал это бескорыстно. Просто так. - А ты подумай. Может, его корысть была направлена в будущее. Может, его корысть имеет вид загадки. Мы помолчали - Как ты думаешь, где сейчас Чарли? - вдруг спросила меня Ангел совершенно серьезным тоном. - Наверное, бродит по улицам. Подходит к молодым красивым женщинам спрашивает их - "Где ваши фантики? Где?" - А они пугаются и отворачиваются. Глупые.

На самом деле я понятия не имел, где шатается в этот пасмурный день Чарли. Он мог сидеть в кафе в Золотом квартале. Или палить костерок из конфетных фантиков на каком-нибудь заброшенном крупном индустриальном объекте. Наверняка его разыскивала криминальная полиция.

В следующие выходные я уговорил Ангела пойти на чердак. Я сказал, что это лучше синематографа. Чердак это особое место. Оно не могло не понравится Ангелу. Мы сидели в углу чердака на корточках как дети и шептали друг другу в уши.

- Я всегда считала чердак чудесным местом. - призналась Ангел. Всегда. В детстве я придумывала разные истории, спрятавшись на чердаке. Я запасалась большой конфетой. Пока конфета таяла во рту, я успевала придумывать начало и середину истории. Потом я проглатывала остатки конфеты и срочно додумывала конец. Нужно было успеть придумать конец истории до того, как последние частицы сладости покинут язык - в этом был смысл, понимаешь? - Расскажи мне одну такую историю. Пожалуйста. - А у тебя конфета есть? - Есть маленькая шоколадка. - Давай ее сюда. Быстро.

- Значит так... Жил был булочник. - Толстый? - Да. Толстый, но в меру, герр Булочник с темными блестящими глазами и большими белыми мягкими ладонями, которыми ему так удобно было раскатывать тесто для печенья и булок. Он был очень аккуратный. Самым тщательным образом он мыл руки перед тем, как приступить к процессу вымешивания теста. Он мог мыть руки час кряду. Моет себе руки, напевает опереточные песенки под нос и одновременно в уме сочиняет новые кондитерские и хлебопекарные рецепты. Булочник был твердо убежден - главное в его деле чистые руки, а все остальное образуется само собой. Так оно и выходило - в своем маленьком городе, герр Булочник пользовался огромным уважением, его булочки были настоящим произведением искусства. И вот однажды, когда он сочинял особо замечательную булочку... - Хочешь, я расскажу тебе, что было дальше? Твой булочник сам был сделан из теста, его глаза были слепыми изюминами. Однажды большие серые крысы пришли на кухню и сожрали его. Он хотел закричать, но его рот до отказа был забит сладкой ванильной пылью. Он хотел убежать, но его игрушечные ноги не гнулись. А настоящий булочник, который сделал пряничного булочника, в это время спал. Он был сильно пьян, и ему было все равно. Одним пряничным человеком больше, одним меньше. Завтра он проснется и налепит еще хоть тысячу. Грязными немытыми руками.

Ангел обиженно поджимает губы. - Злой ты. - Я не злой, просто умный - Нет, ты злой и глупый. Тебя надо пожалеть - Не надо. - Надо. Ежик - говорит Ангел и гладит меня по бритой голове. - Это для удобства. Мысли свободно выходят из моей головы в виде стеклянных пуль. - Ежик - Я не ежик! - Ежик, ежик, ежик.

Мы целуемся. На ее языке сладкая шоколадная пленка. Отравленная сладкой формулой шоколада Ангел сговорчива, как никогда. Я решаюсь показать ей свое колдовство.

Колдовство имеет место быть на чердаке. Истинное колдовство возможно только на чердаке. На чердаках сидят снайперы, пауки и колдуны. Осторожно, дыша только животом, мы передвигаемся по нашей тесной охотничьей территории по сложной заранее намеченной траектории. Свидетелями преступления являются - пыль, запах птичьего помета и ненужные мертвые сломанные вещи. Жертва смотрит на нас затылком. Теплым, слепым пятном затылка. Мы открываем наши глаза - один, два, восемь, много, все. Мы видим жертву очень хорошо и кружение серой толпы, обычное течение жизни нам не мешает. Мы видим нашу жертву насквозь - весь ее маленький, но очень сложно устроенный мир. Маршруты движение крови по капиллярам и альвеолам. Расписание хлопанья век - веки смыкаются и расходятся через строго определенные промежутки времени. Благодаря большому количеству глаз мы видим жертву очень подробно - в упор, и она тоже смотрит на нас теплым, слепым пятном затылка, смотрит изо всех сил. Мы запускаем в шею жертвы зубы. По специальным узеньким каналам мы запускаем яд, свинец и проклятья. Силу своей ненависти мы запускаем в маленький, но сложно устроенный мир жертвы. Мы обращаемся к жертве на древнем чудесном языке. Наш голос звучит с поднебесья - из полураскрытого чердачного окна и никто, никто не смеет прервать нас. - Хватит, все - говорим мы. - Время пришло. Пришло время присоединиться к пыли, запаху голубиного помета и сломанным мертвым вещам. Слушайте нас, Жертва. Мы вытянем из Вас нитки кишок. Мы намотаем цветную нить Вашей судьбы себе на палец. Прозрачные мушиные крылышки Ваших надежд мы приклеим себе на ложе снайперской винтовки...

- Это все серьезно? - спрашивает Ангел, увидев внезапно упавшую маленькую фигурку. - Посмотри вон тот господин в шляпе...Слева. Рядом с упавшим... Разве не Чарли? Ангел сощурила голубые близорукие глазенки. - Нет, не он. - Смотри! Он остановился и снял шляпу и приподнял ее в знак приветствия! Он смотрит на нас! - Да... Действительно очень похож. - Он всегда рядом, твой Чарли. Я уже давно его знаю. С тех пор как я проклял человека первый раз. Он всегда трется рядом, но его не видно до самого решающего момента. Потом - оп-ля и он возникает прямо рядом с лежащим. Слева. Снимает свою дурацкую шляпу, и приветствует. - Зачем он это делает? - спросила Ангел - Не знаю... Дразнит, наверное.

Тот факт, что я знался с Чарли, придал мне весу в ее глазах. Но это было уважение религиозного характера, я же жаждал совсем другого.

Ангел придвинулась поближе и прошептала мне в ухо: - А добрые дела можешь делать? - Добрые? - Да, добрые. Конфеты, солнечный свет...

...Дело происходит на далеком африканском континенте. Далеко на горизонте я вижу лицо Ангела нарисованное легкими перистыми облаками. Выражение лица Ангела - скептическое. Я стою перед скопищем негров, расположившихся на деревенской площади. Они сидят на корточках, потому что у них нет сил. Они очень голодны. Урожай пропал из-за наветов колдуна из соседней деревни, и поблизости нет бакалейной лавки, что бы сходить туда и купить ситного хлеба и ветчины. Негры смотрят на меня с ожиданием и вопросом. - Сейчас я вас накормлю! - громким бодрым голосом говорю я. Солнце светит мне прямо в глаза, я щурюсь и поэтому не могу увидеть ответной реакции негров на мое заявление. Я принимаюсь за дело. Время не ждет - негры очень голодны. Я собираю траву, растущую по краям деревенской площади, и мелко режу ее. Отличный салат. В куче сгнившей от проклятий колдуна фасоли я нахожу несколько целых зерен. Какие ленивые люди эти негры! - сержусь я. Еда валяется у них под ногами! - Эх, вы негры - говорю я вслух. - Ай-яй-яй. Процесс приготовления чудесного салата из придорожной растительности захватывает меня настолько, что я теряю чувство времени. Когда я отрываю голову от блюда с нарезанной травой, я вижу, что голодные негры незаметным образом подобрались поближе и теперь окружают меня со всех сторон. - Салат еще не готов - говорю я неграм. - Лучше бы вы встали в полный рост и заслонили бы собою от меня солнце - оно мешает мне работать. Негры встают и при этом делают еще один шаг вперед. - "Ну что за народ" - с досадой думаю я - теперь совсем не видно солнца - невозможно работать! - Слишком темно! - кричу я. - Слишком темно! Кыш! Прочь! Шаг назад! Я сосредоточенно колдую. Потом градом катит с моей побритой головы. - Однако - думаю я - как же трудно накормить голодных людей с помощью колдовства! Утомившись, и поняв абсолютную бесплодность своих попыток, я посылаю на голодных негров смертное проклятие. Они падают и застывают навечно в покорных позах эмбрионов. - Ну, вот и все - говорю я вслух. - Хорош на сегодня.

Нет - нет! Глядя с чердака на землю невозможно творить хорошие дела.

Я встретился с Ангелом на следующую неделю. Она была более красивая и бледная, чем обычно. И еще она научилась ходить на каблуках.

- Привет - сказал я и поцеловал ее в прохладную щеку - Ну, приветик. - Как дела? - Отлично. Я переезжаю в Золотой квартал - Шлюхой будешь? - Да, шалавой. Но тебя это не касается. Ты можешь мне устроить встречу с Чарли? Я значительно кашлянул и сказал - Я подумаю - Пожалуйста, подумай - сказала Ангел с чувством и сощурила свои голубые глазки. - Что бы я свел тебя с Чарли, ты должна разгадать кроссворд - Ой. Я обожаю кроссворды! - Это очень сложный кроссворд. - Тем лучше! - Ангел от радости захлопала в ладоши. - Но сначала... - Что? - Ангел настороженно сощурила свои близорукие глазки (ее реакции улучшаются - тут же подумал я) - Сначала ты должна дать мне понюхать там... Ну, у себя между ногами. - Ах, вот как. - Да. - я был тверд. - Ну что же.... Ангел вытащила из сумочки пачку дорогих тоненьких сигареток, и закурила с довольно спокойным видом. - Я согласна. Прямо здесь? - Нет, конечно. Пойдем к тебе домой. Или ко мне. - Я сегодня переезжаю в Золотой Квартал, дурачок. В центр города. Тебя застрелят на месте, если ты там появишься. В твою же нору я, конечно, не пойду. Рылом не вышел. Так что давай здесь. - Здесь люди ходят. - Подумаешь. Зайдем в кусты. - Нет. - упрямо помотал головой я - Никаких кустов. - Что? Струсил? - Я не струсил. В кустах антисанитария. Там разные твари живут. Насекомые. Ты же не хочешь, что бы у тебя в волосах поселились насекомые. Только представь - маленькие быстрые черные насекомые в твоих ангельских перьях. - Тьфу на тебя - сказала Ангел. Когда это ты думал о других людях? Обо мне? Просто ты трусишь. Но так и быть - идем в твою нору. И прямо сейчас.

Надо отдать ей должное - когда мы пришли ко мне - носом она не крутила, и даже согласилась на угощение из дешевого кирпичного печенья, перед тем как. Она улеглась на спину и уставилась в потолок, а я принялся раздевать ее. Я делал это медленно и с удовольствием, вроде ритуала - так ребенок сладкоежка разворачивает редкую изысканную конфету. Отстраненно глядя в потолок, она никак не выказывала мне своего презрения. Даже помогла в процессе снятия своих трусов, приподняв зад, таким механически заученным движением - видимо последнее время она это делала довольно часто.

Я с наслаждением втягивал ноздрями запах ее влагалища - горячий и чистый, будто это было не презренное междуножье, но точный хирургический разрез на бьющемся сердце.

Пизда моей любимой девушки - след точного хирургического разреза, сделанного самим богом миллиард лет назад, а я - железная машина из 120 поршней! Я - железная машина из 120 поршней! Мои пальцы - поршни, мой язык - поршень, мой член - поршень, мои руки - ножницы, мои тазобедренные и коленные суставы сделаны из надежной оружейной стали на заводах Круппа. Я постоянно двигаюсь. Я сдавливаю ей ребра и прокусываю плечо. Я должен вплотную приблизиться к сердцу Ангела. И это не прихоть, а точно рассчитанный маршрут, рассчитанный еще миллиард лет назад на стерильном кварцевом песке Эдемского пляжа. Почему хирургический разрез еще издает и запах корицы? Все было точно рассчитано. Там на кварцевом пляже, пока Ангел была в невменяемом состоянии, Бог немного подул на рану и затер следы крови на разрезе банановыми листьями и цветами коричного дерева, а я этого делать не буду. Я продолжу хирургический разрез между ногами Ангела и доведу его до самого нутра. И когда она будет раздавлена, когда она будет окончательно убита, из моих пор выдвинутся миллионы крошечных игл и пришьют ее тело ко мне. Я сделаю ее своей собственностью навсегда. Крошечные невероятно острые иглы, зашьют ей лживый рот и лживые глаза, иглы пришьют кончики ее пальцев к кончикам моих пальцев, оставив незашитым только заветный точный разрез серо-розового цвета для того, чтобы я мог пользоваться им в любое время суток. Я буду трахать мою любимую девушку в любое время суток, и она не сможет отказать, потому что будет пришита ко мне. Ее полудетские всхлипы ветер унес с пляжа с открытый океан - так все точно было рассчитано. В процессе акта любви из-за моих поступательных движений мы смещаемся к изголовью кровати. Ангел с глухим стуком бьется головой о дубовую спинку. Она морщится, но терпит, потому что она красивая райская кукла и она знает, что это участь всех красивых кукол валяться в углу кровати с вывернутыми конечностями, с головой повернутой набок. Я постепенно успокаиваюсь. Пизда моей любой девушки уже не хирургический разрез, но просто цветок коричного дерева в конце сезона, его набрякшие серые лепестки говорят о том, что уже все, пора - урожай поспел.

Отдышавшись, мы, разумеется, пьем кофе.

- Что это? - спросила Ангел проведя наманикюренным ногтем по чеканным обводам машины смерти. - Manlicher - ответил я - Бог войны. Сеятель смерти. 120 поршней. - Ага - произносит Ангел рассеяно - мыслями она далеко, вероятно в Золотом Квартале - Много... Где взял? - На кладбище. На военном.

Ангел встает и подходит к зеркалу. - Когда ты отведешь меня к Чарли? - Чарли устал - говорю - В настоящий момент он очень устал и не желает никого видеть. - Ты меня обманул. - Да, обманул - Я ухожу в Золотой Квартал.

А теперь, можно было бы выстрелить ей в пизду - думаю я. Одиночным выстрелом. И у нее после этого бы пахло оттуда порохом. И корицей. Товар был бы немного подпорчен, но не потерял бы своей привлекательности. Подвесить подстреленного Ангела за длинные ноги где- нибудь на перекрестке Золотого Квартала. Заказать в типографии рекламные плакатики - маленькие, но яркие. "Запах любимой девушки". Важные господа щурились бы на эти плакатики и кивали друг другу головой, а потом собирались бы в толпу у тела моей любимой девушки. К запаху пороха и корицы примешивался бы запах дорогих сигар. Прекрасное завершение вечера - плотно поужинать с полубутылкой светлого рейнского, потом выпить диджестив и предпринять прогулку по ярко освещенным неоновыми огнями улице с целью понюхать пизду чьей то любимой девушки.

- Не надо - говорю я. - Пожалуйста, не ходи в Золотой квартал. - Хорошо - внезапно соглашается Ангел - Веди меня, куда ты хочешь.

Мы идем по кладбищу. Мертвецы сопровождают нас. Некоторые робко подглядывают из-за могильных камней, некоторые машут рукой - богатые мертвецы их карманы набиты осенними листьями - и они хотят мою девушку. Ничего! Ничего вам сегодня не достанется, господа богатые мертвецы! А бедные пускай обходятся дымчатыми мечтами и бесконечным терпением, - пожуйте немного прохладной полыни и мяты, мертвецы, это помогает.

Стоя под плакучей ивой, мы раздеваемся, ощупываем друг друга, начинаем бережно и осторожно целоваться. Затем я укладываю Ангела на ледяную кладбищенскую землю и целую взасос. Сначала наши языки беспомощно тычутся друг в друга, как слепые щенки, но потом превращаются в острые бритвы. Язык Ангела двигается очень быстро и во все стороны. В глубине моей глотки взрывается крупный кровеносный сосуд. Я хочу сказать слова любви, но мой рот заполнен теплой красной глиной. Я обнимаю Ангела изо всех сил и чувствую, как ее плоть не выдерживает, подается. Мои пальцы легко проходят сквозь ее плечи, и останавливаются только на тонкой лопаточной кости, я скребу ногтями по ее легкой женской птичьей кости, выцарапывая слова любви. Ангел в свою очередь острыми наманикюренными ногтями проводит глубокие борозды на моей спине, я чувствую, как один за другим ее ногти ломаются, но она не останавливается и, наконец, освобождает мои ребра от пылающих мучительным огнем мускулов. Я отстраняюсь от Ангела, встаю на четвереньки и встряхиваюсь как пес. Горячие брызги крови летят во все стороны. Ангел поступает точно также. Чувство покоя и сладкой усталости нисходит на нас. Мы ложимся снова на землю и беремся за руки. Земля, на которой мы лежим уже вовсе не холодная, она трескается, выпуская наружу свой глубинный жар. Остатки нашей плоти стремительно отступают подобно талому снегу. Все так же держась за руки, мы проваливаемся с Ангелом вглубь земли. Обмениваемся шариками холодного света и горячей магмой крови. Прочь плоть! Земля остывает. На некоторое время мы засыпаем.

Просыпаемся ненадолго в совершенно неожиданном месте. Здесь очень яркое солнце.

Вороны ходят вокруг, прихрамывая на свежевспаханном черноземе. Они учат злу. А мы с Ангелом едим розовые треугольники опасной еды. - Вкусно! Что это? - спрашивает Ангел - Если я скажу, тебе это не понравится. - Тогда не говори - беспечно пропела Ангел, - дай еще кусочек, вон тот. Непривычная пища давит свинцом, она укладывает нас опять на землю. Мы беремся за руки и смотрим в небо. Ослепительное солнце вышибает из наших глаз черные слезы. По нашим худым щекам течет черничный сок.

Вороны ходят вокруг, вороны ходят по нашим телам и бьют нам в пустые глазницы, но это, конечно, не больно. Давление вороньих лапок - вот что невыносимо. Через некоторое количество лет мы с Ангелом превращаемся в камни, траву и цветы и тогда птицы оставляют нас в покое.

Ангел смотрит на меня грустными цветами ирисами. На цветы время от времени садятся бабочки, падают капли дождя, в цветы упирается радуга, на цветы давит всей своей золотой мощью регулярно приходящая осень. Цветы ирисы устали, они закрываются. - Не спать - шепчу я Ангелу. - Не спать! Мои челюсти из белого твердого камня, я сжимаю ими шарик холодного мятного света для бодрости. Вкус могилы, вкус мяты, прохладный вкус вечности. - Не спать - говорю я себе. - Не спать!

Проходит миллиард лет.

Я встаю из могилы и отряхиваюсь. На мне зеленая одежда из травы. Солнце красное, слабое, оно еле светит. - Все умерли - говорю я Ангелу. - Можно выходить.

Топорща перья от холода, большой птицей Ангел выходит из могилы. Она по инерции смотрит вниз под землю, там глубоко - глубоко в каменный век уходят артезианские колодцы с кровью. Миллиарды мертвецов трудятся под землей. Их глазницы залиты черным асфальтом, их ветхие костяки во многих местах пробиты гвоздями. Они - рабы.

Ангел задирает голову и смотрит наверх. Огромная планета Марс приблизилась в своем перигее и тяжело нависла над горизонтом. Ее встречная гравитация делает нас почти невесомыми. Теперь мы можем летать. Наша новая нетленная плоть сделана из искусственного материала – что-то вроде гуттаперчи, но канальцы ее прорезающие наполнены живой красной кровью. Красные марсианские каналы наполненные кровью. На горизонте видны заросли Эдемского сада. Настоящие джунгли.

- Этот мир принадлежит нам - говорю я Ангелу

Ангел смотрит на меня с недоверием. Маленькая девочка у которой украли конфету. Она с силой топает несколько раз по земле. Сквозь зеленую траву, хлюпая выступает красная кровь. Изо рта Ангела брызжет кровь и течет вниз по гуттаперчевым губам, вниз по ее совeршенной форме груди. Миллиарды мертвецов трудятся под землей, качая кровь по глубоким колодцам, снабжая ею нашу с Ангелом воскрешенную плоть и цветы с человеческими глазами на опушке Эдемского сада. Кровь поднимается по специальным каналам в непосредственно подпочвенный слой, а уже оттуда мы с Ангелом получаем ее посредством маленьких белесых корешков выходящих из наших пяток.

- Эй, там, потише! - говорю я мертвецам. Они умеряют свои усилия, и кровь перестает течь изо рта у Ангела - Человечество было ошибкой - говорю я Ангелу - Этот мир рассчитан только для двоих. Я трогаю Ангела за гуттаперчевые груди. Целую ее настолько нежно, насколько это возможно. Она вздрагивает и рефлекторно расправляет крылья. Ее глаза и кожа начинают испускать слабое свечение. Я прижимаю ее к себе. Настолько сильно, насколько это возможно. Нашей любви под нежным красным солнцем, не будет сносу.

Мы возвращаемся на миллиард лет назад. В пригород Берлина. В 20 е годы 20 го столетия. Ангел снова смотрит на меня голубыми глазами, а вовсе не грустными цветами ирисами. Я смотрю на нее тоже. Мои зрачки подобны чугунным запятым, наш разговор еще не закончен.

- Будь со мной! - говорю я Ангелу. - Нас ожидает только счастье. Мы будем ходить в синематограф. Я заработаю деньги на велосипеды. По выходным мы будем ездить с тобой на велосипедах. - На кладбище? - Везде. Ну и на кладбище тоже. - Тьфу, на тебя! - Разве ты не понимаешь, что у тебя талант! Ты - прирожденная ведьма! - Вообще то, я - Ангел... Ну, скажи мне, пожалуйста, что мы будем делать на кладбище? - Намажемся жиром мертвецов, и будем летать - Лотар, ты - балбес, я лучше полечу на аэроплане компании Люфтханза, самом лучшем! В полете я буду разглядывать мужчин, пить сельтерскую воду и читать журналы, а жир мертвецов это отвратительно. Я срываю травинку с ближайшей могилы и насильно засовываю ей в рот. - Ты чувствуешь прохладный вкус вечности? - Я - Ангел и я хочу быть с людьми.

За спиной Ангела собираются мертвецы, отчаянно жестикулируя, они объясняют мне невозможность и бесполезность нашей с Ангелом любви. Я беру Ангела за плечи и разворачиваю ее лицом к мертвецам. - Вон они твои люди - говорю - грязь, прах. У них пластилиновые рты, поэтому они ничего не могут сказать. А деньги - это сухие осенние листья.

Я крепко держу Ангела за плечи. Мои пальцы вот-вот проникнут ей под кожу. Но Ангел вырывается. - Пусти, я ухожу в Золотой Квартал. Меня ждет Чарли. - Чарли устал! - кричу я. - Он очень устал от лжи! Теперь в его карманах - стрелянные винтовочные гильзы, а не глупые конфетные фантики! Его любовь калибра 7,62! Ангел вырвалась и побежала. "Жалко, что у меня собой нету Manlicher" - думаю я.- Ты можешь обмануть меня - кричу я ей в спину - парня с рабочей окраины, но не Чарли! Он заворачивал в конфетные фантики солнечный свет, не для того, что бы маленькие девочки превращались в шлюх Золотого Квартала! На самом деле я, конечно, не кричу, а шепчу.

Мы встретились с Ангелом через год на автобусной остановке.

Ее лицо искажено и безумно. Ее много раз насиловали и били. Какой то злой шутник нарядил ее в бутафорские крылья. Наверное, она украшала собою закрытую вечеринку очень богатых людей. Игрушечные пружинки, управляющие ее улыбкой, сломаны. Ее лицо в синяках и ссадинах.

- Я боюсь, боюсь - говорит Ангел. - Не бойся. Я нежно целую Ангела. И чувствую, как на моих зубах скрипит песок. Я встаю на колени, поднимаю разорванную юбку Ангела и раздвигаю коричные губы, закрывающие влагалище. Оттуда сыплется черная земля. Они же не знают, как правильно обходиться с Ангелом. Эти люди объевшиеся солнца. Эти люди с карманами, набитыми сухими осенними листьями.

- Не бойся, я отведу тебя к Чарли. Здесь недалеко. Несколько автобусных остановок. - Я боюсь. - шепчет Ангел. - Боюсь порчи. - Не бойся, Ангел.

А еще женщины очень боятся порчи. Как большой специалист по порче, я хочу сказать - женщины, не бойтесь! Женский организм ничего ценного не содержит - немного серебра, лужа менструальной крови и отражающийся в ней лунный свет - вот и все. Женская душа - это расписной конфетный фантик, а Дьявол это очень солидный бизнесмен. Никогда ничего не предлагайте Дьяволу кроме чудного весеннего расстрела, кроме признания врага, лично запытанного насмерть, кроме букв стихотворения написанного прямо на снегу, далеко-далеко за полярным кругом.

Я веду Ангела к заброшенному индустриальному объекту, на ходу вспоминая фрагменты заветного кроссворда

Дьявол любит эксперименты.

Дьявол любит, когда полуоболочечная пуля попадает бегущему человеку в легкие, - пневмоторакс и у человека из горла вместо крови идет розовое шампанское с пеной.

Главное, все делать в правильной последовательности.

Дьявол любит путаницу.

Полуоболочечная пуля проходит рядом с позвоночным столбом и бегущий человек в задумчивости останавливается - рауш, бегущий человек получает оглушение, он получает нирвану - и небо становиться землей, а земля, заполнившая рот, становиться сладким черничным киселем.

Проверить, чтобы работал водопровод. Кровь - смыть.

Дьявол любит загадывать загадки

Что общего между камуфлированным солдатом и прозрачным зародышем? Внутри солдата течет желтая желчь и красная кровь, горячая магма ненависти, матерных проклятий и полевого устава течет внутри солдата. А у зародыша внутри течет какая то карамельная ерунда, он несерьезен, он слишком прост. Дети совсем не годятся для жертвоприношения.

Чарли обитает на вершине пирамид или на крупных индустриальных объектах.

Дьявол любит сложные кроссворды.

Солдат берут в плен. Вереницы пленников ведут сложным маршрутом. Вереницы пленников с руками связанными за спиной приводят на вершину пирамиды или на крупный индустриальный объект. Тяжелыми ударами по голове их заставляют принимать позу покорности - позу эмбриона. Пленникам быстро стреляют в затылок или приканчивают вручную - отделяя красное от белого. Умирающие пленные солдаты принимают позу эмбриона. Красная кровь стекает по специальным канавкам в разогретые мартеновские печи. А ненависть подлежит дистилляции.

Нужно включить конвейер. На полную мощность.

Дьявол любит очень сложные кроссворды и читает их наоборот.

Взрослые камуфлированные эмбрионы располагаются в центре сложного каменного кроссворда, пустые кафельные клеточки заполняются красными буквами. Ненависть в чистом виде выглядит как твердый знак. По внутренностям пленного можно узнать будущее и прошлое. Взрослого мужчину родили обратно, его прочитали наоборот.

Женщины не бойтесь порчи! Дьявол не любит Вас! Слева направо и справа налево Дьявол ничего не сможет прочитать в ваших расписных конфетных фантиках.

- Ты обманул меня! - закричала Ангел - Я никогда не смогу разгадать такой кроссворд!

Неработающий конвейер вдруг включается на полную мощность. Чарли вышел из-за конвейера и двинулся на Ангела, Ангел поправила волосы и призывно улыбнулась ему.

- Я принесла тебе фантик, Чарли! Тот самый фантик! Я сумела сохранить его!

Однако лицо Чарли было рассеяно, взгляд расфокусирован, стало совершенно очевидно, что он не узнает ее. Чарли хватает Ангела и укладывает ее на конвейер.

Я отворачиваюсь и принимаюсь смотреть в разбитое заводское окно. День сегодня пасмурный. Конвейер набирает обороты, конвейер работает во всю мочь - сейчас моего Ангела разделают, сейчас моего драгоценного Ангела распотрошат. Легкие женские птичьи кости - отдельно, грустные цветы ирисы - отдельно. Океан сладкой лжи - в мензурку, лебяжьи перышки - в маленькие подушки-думочки... Все. Нет не все.

Далее происходят следующие события. Пасмурный день вдруг становится ослепительно ясным. Солнце. Ангел воскресает, и я провожаю ее от заброшенного индустриального объекта до ближайшей автобусной остановки. Я поддерживаю ее под локоть, поскольку после трудного и болезненного воскрешения она немного не в себе. Время от времени она что то лопочет и наваливается на меня сладкой тяжестью. Не такая она уж легкая - Ангел! Большая грудь, океан фиолетовой лжи в глазах и двадцать килограмм крыльев.

- Ваши билеты - спросил кондуктор. Я посмотрел на кондуктора, как злая собака, скрестил пальцы в кармане штанов и сказал: - Сдохни, тварь, сдохни! Мне не нужны билеты - я еду в Рай! Кондуктор понял, что я свой человек - простой хороший парень и отстал. Я усадил Ангела на самое лучшее место - у окна. Уселся рядом. И мы поехали. Ангел была сама не своя. Она вела себя как маленькая девочка - ерзала на сиденье, подпрыгивала, тыкала пальцем в окно, задавала глупые вопросы. То у нее цветочные веки отклеивались, то из уголка рта начинала стекать серебряная струйка слюны. Из-за солнечного излучения в закрытом салоне автобуса установилась невыносимо жаркая атмосфера, да еще и пассажиры надышали как звери. Восковая основа крыльев Ангела начала таять. Ее белые лебяжьи перья, отделяясь свободно, летали по салону и прилипали к красным оскаленным рожам недовольных пассажиров, которые уже начинали потихоньку роптать. Ангел таяла. Я пристально всмотрелся ей в лицо. Маленькие шестеренки от часов управляющие кокетливым морганием ее глаз заклинило. Ангел выглядела очень бледной. Глубокие артезианские колодцы крови уходящие в землю, уходящие в каменный век, наконец, иссякли. "Сейчас начнутся листопады ресниц" - подумал я, "а муравьи и прочие подземные жители наверняка уже обглодали коричные лепестки ее влагалища". - Жарко - сказала Ангел слабым голосом. - Солнце. - Потерпи. До Рая еще три остановки. Мне было стыдно за то, что я не уберег Ангела, - драгоценную женщину, сложную летающую куклу, сделанную мной самолично на заднем дворе нашего дома из лепестков цветов, часовых пружинок и замороженных человеческих органов. На ближайшей остановке я выскочил вон. Прикрывая глаза рукой от ослепительно яркого солнца, добежал до дому. Там я наконец собрался с мыслями и успокоился. - Солнце? Ну и что! Обломком бритвенного лезвия я провел себе по глазам. Сначала один глаз, потом другой. Ничего кроме легкого жжения я не ощутил. Через некоторое время зрение мое замутилось, но все же осталось на достаточно приемлемом уровне. Я подошел к зеркалу. Все лицо было перемазано красным вареньем. На меня глядел из зеркала злой и капризный ребенок, дорвавшийся до стратегических запасов сладкого. Я высунул язык и облизал губы. Брусничное варенье. Жидкая сукровица чередовалась с нежными ягодными косточками и сладким солнечным концентратом. - Сдохни, Солнце! Сдохни! Я отлично вижу в наступившей темноте!