Литература

* * *

Не помню сколько прошло. Много или очень много. Не считал. Да и не смог бы.

В последнее время часто приходит моя сестра. Пытается со мной говорить.

Раньше она что-то мне писала на бумажках. Но я тогда , не то что букв – я даже её толком не видел.

Потом жестами что-то пыталась – но не достучалась. Никак сообразить не может – понимаю я, что она мне показывает или нет.

С фотографиями тот же результат.

Бросила она это дело.

Жаль, мне всё веселее было.

Одному-то здесь удушающе колко. Неуютно. И ахуительно страшно.

В скорлупе этой, в самом себе.

А должно быть иначе.

Мы же привыкли сами себя внутри всегда развлекать. Телевизор смотрим, общаемся с кем-нибудь – а на самом деле изнутри на всё это смотрим и развлекаемся.

А тут кроме этого «внутри» ничего и нет.

И впустить никого не получается.

И вопрос вертится постоянно один и тот же:

«Хоть какая-нибудь блядь сможет ко мне сюда достучаться? Зайти, хоть на секунду?»

Обидно, что ни убежать, ни виноватого найти – здесь только я.

Эй, достаньте меня, я же здесь сдохну!

* * *

Все это время, оказывается, работал телевизор.

Неверное, его уже давно не выключают.

Не помню, когда я стал его замечать?

Но я все равно вижу только цветные пятна. Поэтому происходящее на экране додумываю себе сам.

Потом сбиваюсь и снова дергаюсь: «почему именно так всё?»

И, поскольку ничто не отвлекает, я отчетливо осознаю, что там, впереди, за определенной такой точкой, поджидает что-то офигенно непонятное. И места уже ни для чего другого не остается. От этого нереально непонятного.

Неуютно, и от слова «которого я боюсь» спрятаться внутри себя уже нельзя.

Но я все равно пытаюсь убежать – пытаюсь вспомнить, как во втором классе учительница почему-то не разрешила Синицыну выйти из класса и он напрудил в штаны. ПМС или с мужем поругалась, а мальчик был скромный, воспитанный и терпел, насколько смог. И семья у него такая тихая - родители не устраивали учительнице скандала с криками и дракой. Пришли и интеллигентно так отчитали училку, с лекцией про мочевые пузыри. Мы всем классом под дверью подслушивали. Больше всего мне было жаль – она-то думала, что в школе её пацана никто не обидит. Верила в Макаренко.

Я потом часто представлял себя на месте Синицына. Или сестру свою – вот чтобы было с девочкой, если бы такое произошло?

Мне становилось жалко и Синицына, и себя, и сестру, но я всё равно обижал его вместе со всеми остальными учениками.

Блять, а сейчас я даже не знаю, испражняюсь я или нет. Когда это происходит?

Только наблюдая за действиями сиделки, я понимаю, что она меня подмывает. Но когда я испражнился и каким именно образом – загадка.

Возможно, я пукаю, и возможно ей прямо в лицо.

Уверен – Синицыну было проще.

* * *

Я бы сейчас всё отдал, чтобы пальцами почувствовать хоть что-то.

Я уже молчу про женщину. Про клитор.

Хоть ерунду какую-то. Как в школе, например, сидишь в окно смотришь, училку не слушаешь и машинально в носу ковыряешься. Потом вытираешь рукой козюли об парту снизу, и натыкаешься на сотни сталактитов из таких же козюль.

Мгновенно понимаешь, что не все они твои и одергиваешь руку.

Миллион ощущений от одного прикосновения.

Я уже молчу про женщин. Про клитор.

А ведь было время - и этого не ценил. Жалко. Все эти поебки без ощущений. Жалко.

Но и они мне не светят.

Я даже голода не чувствую – думаю, меня кормят через трубочку. По часам.

* * *

Мне снилось, что я занимаюсь сексом со своей сестрой.

Что она приходит, гладит меня по лицу и говорит, что ей меня жалко.

Потом прислоняет свою грудь к моим губам. По очереди, то левую, то правую.

Затем снимает трусы и садится на меня сверху. На лицо.

Удивительно – но во сне я был таким же, как и на самом деле.

Поэтому «сестра» это всё учитывала – потерлась клитором о неподвижные губы и умело подставила его под мои ресницы.

Я часто заморгал – помню, читал о таких ласках. Ресницами по клитору.

«Сестра» кричала от оргазма.

Обидно вот что – я так и не знаю: стоял ли у меня во время сна, было ли семяизвержение, действительно ли я СЛЫШАЛ стон и вообще – штозанах!?

Пришла потом сиделка и долго меня обмывала.

Была ли там сперма?

Догадывается ли о чем-то сиделка?

Два дня не мог смотреть на сестру.

Пытался что-то простонать им – не вышло.

* * *

Сегодня меня куда-то везут.

Оказалось, что к экстрасенсу.

Я здесь внутри изметался весь, как только понял куда попал. Ясное дело – шарлатанство и обман. Только денег зря заплатим.

И сделать ничего нельзя. Я же тут, внутри сижу.

Я уже и моргал, и кричать силился – чуть с ума не сошел. Думал – сердце не выдержит.

А сестра с сиделкой только пот мне со лба вытирают и поглаживают, мол, все будет хорошо.

Если там, «за чертой» хоть на половину так же, то нам всем - пиздец.

Вот мое мнение.

Видать меня чем-то отпаивали, потому что я у экстрасенса неожиданно успокоился.

Плюнул тут, внутри себя, и начал смотреть по сторонам. Насколько мог.

Вокруг такие же, как и я. Общество Анонимных Неудачников. Принесли денежки шарлатанам – и кланяются: у меня первого возьмите, от души, мол.

Блять, как я лохов ненавижу. И себя. Потому, что сам – лох. Но тех, кто помогает мне им быть, тех, кто оправдывает мое лоховство, ненавижу страстно. По-настоящему, как себя.

Я всегда этой ненавистью упивался. Пока бедным был – богатых ненавидел, мол: «Вы все лохи! Я бы с вашими деньгами – был бы счастливее вас всех вместе взятых!» Стал прилично зарабатывать, смотрю, а все так же: лох – лохом.

И уже совсем перед тем как отключиться – простил я их всех.

Увидел дядьку какого-то с парализованной девочкой на руках. Мне через его очки очень отчетливо глаза видно стало.

Всё этот дядька понимал. Что наёбывают его. Но иначе он свою любовь к дочке выразить не мог – только через деньги, отданные шарлатанам.

И надежда где-то в уголке его взгляда билась.

Как бы дать сестре понять, что я бы через очки всё видел?

* * *

Как я тут заебался – лежу все время и боюсь.

Представьте себе, что вы идете по темному коридору, в котором вы точно знаете - есть опасный предмет. Но идти нужно. И вы идете крайне осторожно. Медленно. Вдруг чувствуете, что опасный предмет уже разрезал вашу кожу и мышцы, раздвинул ребра. Вы замираете. Вы хоть и знали, что вас ждёт, но, оказывается, готовы не были.

А теперь представьте, что это чувство у вас все время. Даже когда спишь.

* * *

Я придумываю сам себе шутки, чтобы отвлечься.

Например: в такой дождь птицы сразу превращаются в рыб.

Тут все равно никого нет, поэтому, как получается, так и шучу.

Открываю глаза. В комнате уже светло. Пришла сиделка.

Как я сейчас понимаю, это какая-то знакомая моей сестры.

Девушка молодая – может они на бывшей работе познакомились.

Сиделка меня обмывает.

Я лежу в нагом естестве перед ней, и внутри себя подмигиваю ей. И ебу её. Ебу во всех позах, как полагается, как в порно-фильмах. Хотя я порнуху не очень люблю – мне все время потом кажется, что у меня хуй маленький.

К концу процедуры сиделка вдруг останавливается и смотрит на меня. Я автоматически ей подмигиваю.

Она указывает рукой на мой пах и делает какой-то жест.

Я не понимаю – стояк что ли?

Она смеется, долго гладит меня по лицу. Потом целует.

Долго.

Потом покрывает поцелуями всё лицо.

Мне трудно дышать, я закрываю глаза и задерживаю дыхание.

Вдруг замечаю, что она уже раздета.

Когда она успела?

Девушка, прямо как во сне, садится мне на лицо. Я ничего не вижу. Но через несколько мгновений она ловко приподнимается и я отчетливо понимаю, что касаюсь её клитора ресницами.

Она что? Не в первый раз это делает?

Блять, не отвлекайся! Моргай, пусть она дернется и застонет!

Я стараюсь не отвлекаться, даже на мысль – ласкает ли она сейчас мой член? Хоть бы он и не стоИт.

Стараюсь сосредоточиться на касании.

Когда я прихожу в себя я вижу сестру – она стоит возле меня, слева. На стуле у ног сидит сиделка.

Сестра улыбается и гладит меня по руке (я это вижу).

Я закрываю глаза – неужели она всё это видела?

В любом случае – я рад, что сестра нашла способ со мной общаться.

За деньги или без – мне здесь, внутри, абсолютно похуй.