Литература

Разделочная доска

- Какая у вас любопытная книга! - сосед по СВ-купе внимательно изучал обложку.

В моих руках было роскошное издание «Голодной дороги» Бена Окри

с иллюстрациями Владислава Ерко.

- Читал я эту вещицу, - продолжил мой попутчик, - а я вот как-то раз столкнулся с самой настоящей ведьмой. Что, не верите? А зря.

Собеседник потёр небритый подбородок. Пальцы у него были длинные и тонкие, как у скрипача.

Я закрыл книгу, аккуратно заложив её казённой салфеткой бирюзового цвета.

- Антанас Шимуконис, - он протянул мне руку - А вас? Очень приятно, Миколас. Про ведьму, да, было дело. Нет-нет, не улыбайтесь, это чистая правда. И происходило всё не в пещере или глухом лесу, а в самой обычной «хрущёвке», на окраине Вильнюса. Я жил на первом этаже. Дружил с мальчиком из квартиры напротив. Звали его Вадим Воропаев. Вадик был очень энергичным парнем, отличником в школе и настоящим Сорвиголовой во дворе. Он играл в школьной футбольной команде, и вообще, подавал большие надежды.

Шимуконис прервал своё повествование, чтобы нажать на кнопку громкой связи с купе проводников и попросить два чая.

- Извините, один для вас, вы не против?

Я кивнул и мой попутчик продолжил:

- Но, когда Вадик перешёл в восьмой класс, он серьёзно заболел. Его мучили сильные головные боли, у него развилась мышечная слабость, и вообще, парнишка здорово сдал. Врачи так и не смогли поставить ему правильный диагноз. Только знакомая его мамы, приехавшая к ним в гости из какого-то далёкого хутора, стоило ей увидеть моего друга, сразу сказала: «Это - порча, и очень серьёзная!».

Родители Вадика стали думать, кому же это понадобилось «сглазить» их сына, а я, только услышав от друга про версию деревенской родственницы, уже точно знал, кто это.

В дверь купе постучали. Симпатичная девушка в униформе, похожая скорее на стюардессу, чем на проводницу, принесла нам чай. Шимуконис поблагодарил Фею Железных Дорог, сделал глоток обжигающего напитка и, откинувшись на спинку мягкой лавки, продолжил свой рассказ.

- Так вот, Миколас, я был уверен, что порчу навела пожилая соседка, обитавшая в квартире, расположенной на нашей лестничной площадке посередине. Года, так звали старуху, жила уединённо, на улицу выбиралась только поздно вечером, да и то, никуда не ходила, а сидела обычно кособоко на скамейке. Какие-то угрюмые волонтёры приносили ей продукты. А глаза у старухи были чёрные, как гудрон. Я чувствовал, что это она навела порчу, других вариантов просто быть не могло.

Как-то, в субботнее утро мы пошли с Вадиком на спортивную площадку. Он похудел невероятно, и кашлял сухо и часто. Я рассказал другу о своей догадке, и предложил «разобраться» со злой старухой.

- А как ты собираешься её наказать? И вообще, как узнаем точно, что именно она навела на меня порчу? - Вадик поднял на меня не по-детски усталые глаза с синими кругами под ними.

- Вот! - я достал из рюкзака книгу Якова Шпренгера и Генриха Инститориса «Молот ведьм». Здесь всё написано. Чтобы вывести старуху Году на чистую воду, нам с тобой понадобится разделочная доска. У тебя есть такая дома? Вадик равнодушно пожал плечами:

- Есть, наверное.

- Только, Вадик, учти, доска эта должна быть: деревянной - раз, у неё форма прямоугольника плюс ручка - два, ею пользовались не меньше года - три, и, четыре - в ручке есть круглая дырка. Чтобы вешать эту доску на стену.

- А у тебя дома есть такая?

- Есть, но это должна быть твоя вещь, понимаешь?

Мой друг сказал, что посмотрит у мамы на кухне, и, сославшись на слабость, пошёл домой прилечь.

Шимуконис сделал паузу и снова отпил чаю. Я ждал, пока мой чай немного остынет, и рисовал на салфетках маркером геометрические фигуры.

- План был прост, - продолжил он после минутной паузы, - нужно было посмотреть на старуху через круглую дырку в ручке доски. Если она через эту дырку будет выглядеть чёрным силуэтом, то это и есть первый признак ведьмы.

Следующим вечером Вадик притащил мне здоровенную дубовую доску, всю изрезанную и потемневшую.

- Вот, сказал он, нашёл на антресолях, - а на кухне у нас сейчас новая, пластмассовая.

Ручка доски напоминала по своей форме весло, и в ней была высверлена такая дырка, что туда свободно можно было просунуть велосипедный насос.

Было уже семь часов вечера, небо заволокло тучами. Мои родители ещё не вернулись с дачи, и мы с Владиком отправились на застеклённый балкон, выходивший в сторону подъезда. Отсюда отлично было видно скамейку, на которой любила сидеть Года.

- Сегодня стемнеет раньше, - шепнул я приятелю, - и она сразу она выползет, вот посмотришь!

Вадик сухо закашлялся, и я легонько двинул его по рёбрам локтем, чтобы он сдерживался. Я оказался прав, не прошло и получаса, как дверь подъезда хлопнула, и Года в своём неизменном платке и халате мышиного цвета, тяжело опираясь на палку, двинулась к скамейке. Я подождал, пока она, по привычке, кривобоко усядется, и быстро направил на неё наш волшебный окуляр.

Шимуконис допил чай одним глотком. Потом вытащил ложечкой со дна стакана ломтик лимона и съел его вместе с кожицей.

- Старуха через дырку в доске выглядела цельным чёрным силуэтом, это увидел я, а затем и Вадик, - рассказчик улыбнулся, - не знаю, в чём тут дело, но старинный способ сработал.

Вскоре мы с приятелем уже обсуждали следующий этап наших действий, а именно, как нейтрализовать колдунью! Так или иначе, но план у «охотников на ведьм» скоро был готов. Осложнило его выполнение то обстоятельство, что моему приятелю внезапно сделалось плохо, и он неделю пролежал в постели, практически не вставая. Я навещал его, и мы с ним «утрясали» детали нашей операции.

План был прост. Мы собирались застать Году врасплох, когда она выберется на прогулку. Вадим должен осветить её большим фонарём, а я в это время вобью в тень, упавшую от старухи, большой гвоздь. По разным источникам, тень у ведьмы - чуть ли не единственное уязвимое место. Если её тень как-то закрепить, то ведьма не сможет потом сдвинуться с места. Некоторое затруднение вызывал тот факт, что пол в подъезде был вымощен каменной плиткой. Мы тренировались с другом днём, когда взрослые были на работе, а старуха сидела дома. Вадим прикрутил фонарь проволокой к своему дверному косяку и включил его. А я встал возле двери в квартиру Годы. Вадим обвёл мою тень мелом. Мы прикинули, где легче будет вогнать гвоздь между плитками, и осторожно расковыряли это место, вытащив небольшой кусочек цемента. Теперь главное - вбить этот гвоздь. Можно и не глубоко.

И вот долгожданный час пробил. Откладывать дальше уже не было смысла. Днём мы для пущего эффекта выкрутили в подъезде лампочку. Родители Вадика в этот вечер пошли в гости, предварительно одев его в тёплую пижаму и уложив в постель. Мои смотрели по телевизору гастроли Алма-атинского цирка. Я перезвонил из прихожей Вадиму. Он уже расположился на боевой позиции с фонарём в руках. Я держал наготове молоток и большой ржавый гвоздь. В телефонную трубку было слышно прерывистое дыхание моего друга. Наконец дверь Годы скрипнула.

В глазок я увидел, как старуха вышла на площадку и возится в темноте с замком. «Вадик, давай!» - прошипел я в телефон, и, бросив трубку на рычаг, распахнул дверь. Одновременно открылась дверь квартиры Вадима, и прямо в лицо старухи ударил яркий сноп света. Она пошатнулась и выронила ключи на пол. Вадим поднял фонарь над собой, чтобы осветить Году сверху. Я быстро присел на корточки и буквально на ощупь нашёл выемку между плитками. Старуха медленно опустилась на одно колено, чтобы поднять ключи. Как ни странно, всё это время она молчала. Я вставил гвоздь между плитками. Раз! И с размаху ударил себя по большому пальцу! Из глаз полетели искры, я глухо замычал от боли. Второй раз - уже точнее. Гвоздь вошёл где-то на сантиметр. Старуха оглянулась на меня. Клянусь, голова её повернулась вместе с шеей на все 180 градусов, как у совы. В свете фонаря я с удивлением увидел, что у неё на левом глазу появилось бельмо голубоватого цвета. Она зашипела сквозь зубы какие-то слова, но это не были ни русский, не литовский языки. Я ударил по гвоздю ещё раз. И вдруг он провалился куда-то в пустоту по самую шляпку.

- Вытащи гвоздь, болван, - вдруг ясно и чётко произнесла старуха по-русски.

От страха я выронил молоток и попятился. Оставив ключи в покое, Года стала выпрямляться, опираясь на свою палку, но ей не хватило сил. Она тяжело упала на колени и попыталась ползти по полу на четвереньках, но не смогла сдвинуться и на сантиметр.

И тогда она закричала.

Шимуконис замолчал. Потом поднял глаза на меня.

- Я никогда в жизни не слышал ничего подобного, - продолжил он. - Это был рёв животного, попавшего в капкан.

- Антанас, сюда, скорее, - крикнул мне Вадик.

Подхватив молоток, я перепрыгнул через старуху, и бросился к другу в квартиру. Он погасил фонарь. Наверху захлопали двери, а на лестничную площадку выскочил мой перепуганный папа. Я вовремя спрятался со своим орудием. Иначе он мог подумать, что я зачем-то огрел Году молотком по голове. Он попытался поставить её на ноги, но не смог, хотя она была весьма тщедушного телосложения. В общей суматохе папа даже не заметил, что меня нет дома.

Шимуконис усмехнулся.

- Соседи вызвали «Скорую помощь». Никто так и не смог объяснить, почему Году пришлось укладывать на носилки четверым здоровым мужикам. Она как будто свинцом налилась. Больше мы ничего про неё не слышали. Была мысль зайти в её квартиру и получить подтверждение того, что она занималась колдовством, но в этот же вечер пришёл участковый, закрыл жильё старухи на ключ, и опечатал. Больше мы про Году ничего не слышали. Скорее всего, старуха так и умерла в больнице, потому что через полгода в квартиру въехали новые жильцы. Вот и вся история…

- Да, - начал я, - но Вадим…

- А что Вадим? - Шимуконис удивлённо вскинул брови, - он быстро стал поправляться и скоро бодро пинал мяч в школьной команде. Правда, вскоре после своего выздоровления он переехал с родителями куда-то в Украину, откуда они и были родом.

А гвоздь тот я так и не стал вытаскивать из пола. На всякий случай.

Болезнь Андрея Хвостикова

Когда я проснулся, в купе было очень душно. Остальные пассажиры уже успели переодеться в «одежду для поезда». Со своей верхней полки я теперь мог наблюдать молодую женщину в потрясающей жёлтой пижаме и бесформенную пожилую даму в ситцевом халате. Они сидели внизу напротив. Голову дамы почему-то венчал бархатный берет с блёстками. Девушка пила минеральную воду, а дама задумчиво листала старый фотоальбом, похожий на могильную плиту. В купе ещё был подросток, но он сидел на нижней полке подо мной, так что я мог видеть сверху только его колени, обтянутые протёртыми «трениками».

Наверное, я ворочался на полке, как медведь, потому что девушка в пижаме подняла на меня глаза и по-деревенски громко сказала:

- О, молодой человек проснулся!

И весело добавила:

- А ну-ка, выкладывайте живо, что вам снилось, покамест не забыли!

Я спросонья моргал, оглушённый этим словесным натиском, а дама тем временем с шумом захлопнула свой альбом.

- Мне приснился мой бывший одноклассник Андрей Хвостиков - честно ответил я, и улыбнулся, - он во сне что-то шептал мне в ухо, но я не разобрал ни слова.

- ХВОСТИКОВ?! - эту фамилию обе женщины произнесли одновременно. Они удивлённо переглянулись.

- Со мной тоже учился Андрей Хвостиков, - продолжила «жёлтая пижама», - он в нашем классе пробыл не больше года. Потом куда-то уехал. У него папа был военным, и их семья часто переезжала

Я, приподнявшись на локте, недоумённо уставился на попутчицу. На вид ей было никак не больше тридцати. Я же был, по крайней мере, на пять лет её старше. Хвостиков, таким образом, никак не мог учиться с ней в одном классе. Если только это не был тёзка и однофамилец моего одноклассника.

- Ну, наверное, однофамилец, - сказал я.

- Значит, мой однокашник Хвостиков тоже был однофамильцем ваших! - подытожила дама в бархатном берете.

Я спустился со своей полки и плюхнулся на скамью рядом с подростком. Тот сидел в наушниках, натянув на голову куцый капюшон толстовки.

- У «моего» Хвостикова, - задумчиво произнес я, - была одна странная болезнь…

- В вашем сне у него была болезнь? - непринуждённо перебила меня «пижамка».

- Да нет, в жизни! У него была Песь Видилиго. Это, когда…

- По всему телу идут пигментные пятна! - на этот раз меня прервала на полуслове дама в берете. Она снова открыла свою Могильную Плиту, - я как раз еду на встречу школьных выпускников, поэтому и альбом с собой прихватила.

Она ткнула толстым коричневым пальцем в одну из фотографий. Девушка заглянула ей через плечо, а мне пришлось перегнуться через стол.

Сомнений больше не было. На пожелтевшем снимке, в первом ряду, длинный и нелепый, стоял Андрей Хвостиков собственной персоной. Он был подстрижен в стиле «шестидесятых», виски высоко подняты, крупные оттопыренные уши чётко выделяются на фоне тёмной униформы одноклассников, стоящих позади на скамейке.

Мы с девушкой переглянулись.

- Давайте так, - обратился я к даме, - вы…мм…

- Вера Борисовна, - поняла она меня с полуслова.

- А я Михаил. Так вот, Вера Борисовна, у меня к вам большущая просьба. Если Андрей Хвостиков приедет на встречу выпускников, позвоните мне, пожалуйста. Я протянул ей свою визитку.

- И мне тоже, - девушка в пижаме быстро нацарапала свой номер на клочке бумаги.

Я вышел в Туле, а мои спутники отправились дальше, в Белгород.

В тот вечер дама так и не позвонила. Не позвонила она и на следующий день. Наверное, Хвостиков просто не приехал на встречу. А может, он так никогда и не вышел из школьного возраста…

Чайки над Полистью

- Смотри, смотри, как копошатся! - мой сосед ткнул пальцем в оконное стекло.

Мы проезжали как раз по ажурному металлическому мосту через реку Полисть в районе Виджи.

Там, за окном, если бросить взгляд через перила моста, прямо посередине реки, была небольшая отмель. Её-то и усеяли пискливые чайки.

- Прямо как опарыши, - продолжил сосед, - не иначе падаль выкинуло на отмель течением. А может, и утопленника!

- Ты не удивляйся, - продолжил он, - я профессиональный рыбак. За десять лет работы на Ильмене и не такое видел.

У меня болела голова, и я прикрыл глаза, сделав вид, что засыпаю. Словоохотливый рыбак замолчал.

В Старой Руссе я должен был много чего успеть за день, но я устал от одной только поездки в автобусе. Накануне командировки мне приснилось, будто я снова студент, и пришёл со своей девушкой в общежитие нашего института. Моя подруга зашла в гости к кому-то, а я вдруг сталкиваюсь в коридоре со своей однокурсницей Алёной. Алёна в халате, резиновых сланцах и с большим махровым полотенцем молча проходит мимо в сторону душевой, находящейся в конце коридора. Возле двери в душевую она останавливается и поворачивается ко мне. Тонкий ситцевый халат запахнут очень небрежно. На губах Алёны играет двусмысленная улыбка.

- Пойдём в душ, малыш? - говорит она.

- В душ? - тупо переспрашиваю я, машинально оглядываясь на дверь, за которой скрылась моя подруга.

- Да, вдвоём, - Алёна распахивает дверь душевой.

Я отчётливо слышу шум воды. Там, за дверью, светится изнутри, вся в бисеринках мельчайших капель полупрозрачная занавеска. Она сделана из розовой плёнки, на которую накатан принт - белые чайки с жёлтыми клювами. В клювах чаек зажаты крохотные синие рыбки.

- Алёна, не могу, я же с …. - называю имя своей подруги.

- Ну, как хочешь, малыш - Алёна скрывается за дверью душевой, на ходу сбрасывая ситцевый халат с белых плеч.

Я просыпаюсь от резкого крика чаек. Этот новый сигнал будильника я установил на телефон пару дней назад. Пора собираться на автовокзал.

В Старой Руссе я справился с делами по работе ещё до обеда. У меня оставалось время зайти к приятелю, с которым я десять лет назад учился в институте. Его звали Велимир, и он работал барменом. Когда-то он встречался с той самой Алёной, которая мне приснилась накануне.

Я застал Велимира сидящем в плетёном кресле на летней веранде кафе. Посетителей в это время дня совсем не было.

Держа в руке стакан «Рокс» с коктейльной трубочкой, он невозмутимо созерцал сверкавшую вдалеке ленту Полисти.

- Привет, - казалось, он нимало не удивился моему появлению, - мартини со льдом будешь?

Спустя пару минут мы уже сидели рядом, любуясь блеском реки в лучах осеннего солнца.

- Чего такой подавленный, Миколас? - Велимир с шумом втянул через соломинку остатки коктейля.

Я в вкратце поведал ему о своём необычном сне.

- Не может быть! - Велимира буквально подбросило в его плетёном кресле - Мне вчера звонил из Питера Никита Пармщиков. Помнишь его? Он сказал, что тело Алёны выловили из реки. Три дня несчастную искали. Рустэм, её последний муж, заявил, мол, что они на прошлой неделе поссорились, и Алёна вызвала такси. Уехала к маме и, с тех пор он её не видел. Рустэм, сука, врёт, я в этом уверен!

Велимир вдруг, не вставая с кресла, бросил свой стакан с веранды куда-то вниз, на аллею с аккуратно подстриженными туями.

- Её нашли на одной из невских отмелей, - наконец продолжил он, - чайки над телом уже изрядно поработали. Мать Алёны её еле опознала. Уголовное дело завели, но Рустэма пока не трогают, вроде как алиби у него.

Велимир встал, с хрустом потянулся. Посмотрел на мой опустевший бокал. Потом вдруг как-то криво улыбнулся и сказал:

- Может, притащить бутылочку «Джонни Уокера»? Помянём девчонку!