Литература

[нарезка всякой хуйни]

.

Элен жила в современной и благоустроенной квартире в центре города, в домике, входящем в состав небольшого кондоминиума. Высокие потолки, большие окна, яркий солнечный свет, белоснежные стены, светлая мебель и ковры, разноцветные подушки на диванах, добрые старые газеты – вот прошлое, о котором она не жалеет. Нынче: приглушённые, неяркие тона – например, чёрный, синий, голубой, оттенки зелёного, сумеречная прохлада и тишина огромного, благородных линий зала со строгими колоннами.

Медитацию каждый начинал по-своему: Дэвид возжигал на алтаре благовония, а Элен крошила хлеб для птиц на алтарь. Она с самого начала всё делала навыворот.

Дэвид протянул к ней обе руки, усадил её, налил ей вина, а она всё молчала, не произносила ни слова. Она вся растворялась в охватившем её чувстве смирения, но и сладостно было смириться перед ним.

- Тебе страшно, - сказал он. – Тебе тяжело. Давай посмотрим фотографии и поговорим о достопримечательностях. Существуют ли в мире особые места, которые были любимым предметом греческих, римских, английских, немецких поэтов и философов.

Она бросила на него удивлённый взгляд:

- А что тебе до этого? Ты никогда не интересовался, как общаться с тем или иным помещением, вступать в диалог и узнавать о его потребностях. Ты сочинял трагедии и глубоко, горько жалел, что нарушилась устоявшаяся, уютная скука. Но всё это было ложью… Из этой писанины денег не выколотишь.

Дэвид думал о чём угодно, кроме денег. А написанного у него – кипы целые. Он только не отсылает ничего. Он не желает никаких денег.

Всё, что он писал, шло из глубины честного, отчаявшегося сердца, но он выражал это снова и снова в тёмных формулах самовнушения.

Он проповедовал птицам, стоит украсить алтарь кормушкой или просто насыпать на него зёрен и крошек.

(можно отнестись к этой процедуре с юмором и превратить её в семейное торжество.)

В мертвенном свете щитка приёмника он увидел народы, поверженные ниц перед скипетрами и коронами, и дерзнул сказать народам: «Встаньте! широко разводя руки, резко хлопайте в ладоши, поднимая их к потолку».

Дэвид думает о клятве, записанной им в дневнике после беседы с озером: создать карманную преисподнюю: она приносит пользу не только представителям творческих профессий, но и любому, кто проявляет креативный подход к своему делу.

Чёрное платье, плавные линии и очертания, овальные, округлые или неправильные формы. Она напудрена, на лице мушки, она побледнела и похудела, но лучезарные глаза её всё те же, и большой весёлый рот всё тот же, и вся она лучится всё той же чистой красой. Она порвала со всей своей прежней жизнью, а у него всё свелось к скуке ожидания.

Мысли последних дней вылились в план действия. Нельзя жениться на Элен. Надо обратиться к провидению. Воззвать к нему, пусть из недр Неизвестного пошлёт человека, которому он сможет доверить её тёплое смуглое, слегка помятое от сна лицо, её карие, спокойные, как у животного, глаза, её круглую гладкую шею, её угадываемую под шалью полную грудь. На ум ему пришёл один-единственный человек, не навязчивый, с простым хорошим лицом. Звали его Будда.

Каким пустяком, решил Дэвид, были, в сущности, его нервозность и это холостяцкое ожидание. В конце концов, он бросал огненные слова в сердца людей и свершил то, что до него никто не свершал – сказал: «Я талантлив и умён, и все это признают», - по крайней мере, на пяти языках точно в такой же форме, в какой они существовали в Иудее и Галлии в начале первого века!

В эту ночь он не заснул. Итак, нужно было принимать решение, например, расстелить скатерть толкователя прямо в мастерской для плотницких, столярных, технических работ. Требовалась коренная перестройка, реформа всего государственного строя сверху донизу, назревал переворот.

Женщина ставит проблемы, и на этом её роль кончается. Для женщин ваши действия – не больше, чем агрессивное поведение, протест против власти и криминальное уничтожение собственности. Что проделывают туманные хозяйки с его рукописями при издании их?

Они сравнивают его ранние мысли с позднейшими, они сравнивают то, что он делал в разных местах и в разное время или вовсе никогда не делал, с идеалами, которые он провозглашает, а потом плоско высмеивают его.

Наступила тягостная тишина. «Зачем я взвалил на себя эту мадам? Недвижимый, и холодный, и мёртвый скользкий лабиринт своего «я» - лишь это – полноценное проявление творческого начала».

Элен поставила у окна поднос с кофейником, двумя огромными круассанами, вареньем и сыром. От круассанов исходило тепло могилы.

Отодвинув недоеденный суп, он встал, крадучись выбрался в парк, побежал к озеру. Впервые между ними произошло ужасное, он знал это и был ещё более счастлив, чем накануне.

Вдоль дороги стояли белые дома с красными черепичными крышами и садами с аккуратно подстриженными кустарниками. Художник знал: невыносимы сады с их искусственной мирной безоблачностью. Он больше не вернётся.

Подведём итоги.

Элен поняла, что одинока, растерялась и стала цепляться за первого попавшегося, за первую попавшуюся.

Возвращаясь к жизни после оглушившего её удара, она странным образом прозрела.

- А он это заранее знал?

- Возможно, - сказала Тереза. – Иначе он не поступил бы так жестоко.

Как всегда, подумал я. Вокруг всё тихо, но люди умирают и подвергаются нападениям. Но это не такая уж высокая цена за достигнутое. Знаете, он ведь собирался бросить искусство. Денег оно ему никогда не приносило. А теперь он создал самое красивое произведение в своей жизни и собирается уехать в Париж, чтобы там учиться.

Дэвид не доказывает, он вещает. Другие тащатся в поте лица своего через горы и долы, он взмывает ввысь, и он уж у цели.

Элен начала говорить об Иисусе.

- Он слеп и в четырёх стенах, ваш святой. Его уважаемая супруга, Магдалена, говорят, распутничает, а он ничего не замечает.

Возможно, кому-то из читателей показалось, будто тема этой главы не имеет к нему никакого отношения. Однако это неверно, поскольку творческое начало заложено в каждом человеке, и каждый достоин скромного, любовно ухоженного, незатейливого помешательства и многогранной тёмно-золотой пустоты.