Литература

В детстве Эмму звали Оксаной. Она не любила об этом вспоминать. Но модератор феминистского форума советовал подробно писать в живом журнале о последствиях этой травмы, чтобы всякие подонки видели, до чего может довести человека жестокость и отсутствие выбора. Эмме было очень одиноко.

Когда-то давно её травили подлые дети: якобы не могли простить ей дорогой сотовый, кеды, стоящие зарплату уборщицы, и отца в накрахмаленном костюме. На самом деле они просто завидовали её умению вызубривать самые замороченные и бессмысленные параграфы из учебников.

В десятом классе красивый мальчик не проводил её домой – было стрёмно. «Вдруг твой папа скажет, что ты водишь всяких, они грязь притаскивают, ну на фиг», - невнятно пробормотал он и скрылся. Эмма была уверена, что ей предпочли другую, а классовые предрассудки – лишь повод. На следующий день она, плача, попросила отца увезти её на каникулы в Аргентину, чтобы развеяться.

- Тебе туда ещё рано, слетай лучше с тётей Машей в Варшаву, - равнодушно ответил отец и уткнулся в ноутбук: по интернетам показывали голосование за дурака ЖЖ – 2007.

Два года спустя Эмма прочитала «Интеркурс» Андреа Дворкин, дневник радикально-феминистского модератора и пособие по зоопсихологии. Пора было менять окружение, имя и, возможно, отчество. На матчество.

Мать пришла в ужас от этой идеи, Эмма обещала подождать. Феминистка не обязана принципиально противостоять материнской воле, чтобы не нарушить гендерную солидарность и не снизить способность к рефлексии.

«Хотя массив антропных концептов хаотичен и образует лишь некое подобие одномерного континуума, все же возможна постановка вопроса в терминах дистанцированности типизированных в повседневности объектов от центра – человека. Таким образом, получается, что мужское и женское (человеческое) – располагается в непосредственной близости от образа человека, а удаленные объекты, например, подшипник или синхрофазотрон бесчеловечны, и потому лишены пола. В рамках антропной области языкового семантического пространства видится достаточным выделение двух субобластей».

- Хочешь пирожков? – спросила мать.

- Ты пытаешься напомнить о моём лишнем весе? – раздражённо отозвалась Эмма. Мать вечно дёргала её по пустякам, этак можно окончательно передумать насчёт матчества.

- Почему ты волнуешься из-за веса? Человек должен любить себя таким, какой он есть, - сообщила мать и окончательно всё испортила. Эмма наконец оторвалась от монитора:

- Такой, как есть, - значит, второсортный по сравнению с соответствующими стандарту, «и так сойдёт, бывает хуже», да? Мне неинтересно узнавать о своих расхождениях с каноном!

- Не хочешь пирожков – есть диетический мармелад, - продолжала мать. Её бестактность перешла все границы.

- Диетический?! – воскликнула девушка. – По-твоему, при росте сто шестьдесят восемь весить семьдесят девять килограммов – ненормально, и надо ограничивать себя в калориях, испытывая ощущение неполноценности?

- Тётя Маша может найти хорошего специалиста, - уклончиво ответила мать и исчезла, забыв на столе тарелку с пирожками. Разъярённая Эмма решила, что обязательно сменит отчество – на Юльевна, в честь Кристевой, изобретательницы термина «матрицид».

«Ненавижу всю хуйню, - думала она словами панк-поэта Немирова, - ненавижу всю хуйню. Подбородок у меня, видите ли, великоват, и рожа похожа на луну. Она не похожа на луну, ненавижу всю хуйню».

В её серых глазах под серыми ресницами горели костры инквизиции. Эмма сама не заметила, как умяла половину пирожков, а было их на тарелке дохуя.

Как уже известно внимательному читателю, левый феминистский форум этой страны модерировал некий Моня, ярый защитник женщин от других женщин. Моня прощал участницам выпады в адрес мужчин, понимая, что здесь же не дискуссионный клуб, а терапевтическая группа для потенциальных жертв насилия. Но сегодня даже он не выдержал. Уничтожая пирожки, Эмма быстро печатала:

«Мужчины – поедатели падали. Обозначая женщину как носительницу секса – того, чего у мужчины нет, и что мужчина должен получить, - они в то же время сравнивают секс с едой. Привлекательная самка для них – вкусная, сладкая. Также мы помним, что хорошая женщина – мёртвая женщина, выморочный несуществующий идеал, вроде тургеневских девушек, Девы Марии и мифических женщин прошлого. Вывод: мужчины жрут падаль и считают это нормальным».

«Где модераторы?» - поинтересовалась склочная девица под ником, заканчивающимся на 88.

«А почему я не спрашиваю, где модераторы? – ответила Эмма. – Вы гитлеровка?»

«Это год рождения, овца», - написала оппонентка, и обеих забанили.

Зато в личных сообщениях Эммы обнаружилось позитивное:

«Здравствуйте, меня зовут Света.

Вы мне очень нравитесь. Вы здорово пишете о насилии, заботе о животных. Я всегда считала себя человеком животных, но мой парень против заведения собак. Вчера я поняла, что не обязана уступать ему в этом плане только потому, что он хочет мой ресурс. Он как бы ревнует меня к собакам, воспринимая их не как любящие существа, а как потребителей ресурса, вроде себя самого. Сегодня в кафе я почувствовала, насколько для него мясо мёртвых дороже, чем живое, и ваш комментарий очень поддержал меня.

Я либертарная католичка, против православия, квир».

Света оказалась очаровательной худенькой девушкой, стриженой под мальчика. В наушниках у неё играл “Current 93”.

- Не понимаю, чем Телема противоречит католицизму, - сказала она и расположила к себе Эмму ещё больше. Они пошли гулять в парк, заваленный красными и чёрными листьями.

- Позавчера мудак, пробегая мимо, сильно хлопнул меня по жопе, - пожаловалась Эмма. – Мне пиздецки херово, я всегда себя так чувствую после насилия.

- Я даже боюсь к тебе прикасаться, - предупредила Света.

- Но ведь ты не мудак!

- Ой, я ещё не решила, чего хочу на самом деле, - смущённо сказала Света, - у меня плавающая идентичность.

Эмма очень расстроилась и отвернулась к чёрной от матерных надписей скамейке, чтобы скрыть разочарование в глазах.

На скамейке пил пиво гопник. Он неправильно истолковал взгляд Эммы, подошёл и хлопнул её по жопе. Обе девушки потеряли дар речи от такой наглости.

- Бгг, - сказал гопник и пошёл к церкви.

- После такого у меня на неделю физиофобия, - пробормотала Эмма.

- Почему же ты ничего ему не сделала?!

- А ты?

- Я не знаю, что делать!

- Я буду готова к отношениям только когда разрушу психологический барьер, - вздохнула Эмма. – Но для этого нужна долгая работа.

Чувак, проезжавший мимо на велосипеде, покосился на её жопу, но ничего не сказал.

Эмма мечтала сменить место жительства: соседи задолбали звать её, по старой памяти, Оксаной. Но денег на аренду не было. Много ли платят студентке в приюте для бездомных животных?

Только однажды предложили крупную сумму. Старичок в затемнённых очках, которого уже замечали фланирующим мимо приюта, прицепился к Эмме по дороге к метро. Было поздно.

- Неплохо выглядите, - меланхолично произнёс он, - как вас зовут?

Эмма пожалела, что не осталась на ночь с собаками. Можно было спать в подсобке или на кухне, там валялся матрас. Дедок не отставал:

- Барышня, у меня деловое предложение. Серьёзно вам говорю. Съёмки в любительском порно, вы и животные. Или за небольшую плату установить у вас в приюте скрытую камеру. Я приличный человек.

- Идите нахуй! – крикнула Эмма и помчалась к жёлтой букве «М».

А тут Света сказала, что можно снять комнату на двоих. Свете было уже двадцать четыре, и она работала. Эмма так и не решилась предоставить в её распоряжение свой ресурс: а вдруг партнёрша захочет проникающего секса? (Как Эмма однажды сказала одному шовинисту, «вагинальная пенетрация не входит в сферу моих интересов».) Но факт совместного проживания должен был помочь им. Эмме уже снилась первая брачная ночь под съёмной, но надёжной крышей.

- Папа очень волнуется, - заявила мать, собирая Эммины вещи. – Пока он жил в Англии, ко всему привык, знаешь, там же уход из семьи в восемнадцать считается нормой. Но ведь мы сейчас в этой стране.

- Папа ест пирожки с ливером, - мрачно ответила Эмма. – Этот человек… Он нарочно приходил ко мне в комнату с трупами в зубах и смеялся, чтобы я, вегетарианка, почувствовала себя обесцененной.

- Ну, как знаешь, - пожала плечами мать.

Комната была почти пустой, на пятом этаже. Крыша прохудилась, по стене медленно стекали струйки воды. Огромная серая моль вспорхнула с постели и стала, чуть слышно шурша, подниматься к потолку.

- Это так готично, - выдохнула Света.

- Это вредно для будущей собаки, - строго сказала Эмма.

Света хотела породистую, Эмма не могла согласиться: вокруг столько неимущих дворняг. Кроме того, она всегда испытывала тягу к существам старше себя. Значит, надо подобрать мудрое животное, способное делиться опытом.

- Я боюсь вашего приюта, - наконец призналась Света, - там все кусаются, линяют, гадят. У них туберкулёз, ложная собачья волчанка, разновидность сифилиса. Я заражусь, и меня выгонят с работы, и будет некому оплачивать жильё.

Эмма злобно промолчала, а на следующий день приволокла старую суку по имени Мария Терезия, сокращённо – Мариза. Эта псица невзлюбила Свету, как пожилой зэк – молодого фраера. Небольно укусила за попытку погладить, погрызла её рюкзак, нассала на её книгу и улеглась на чистую Светину футболку с запахом конопли.

- Поганая старая наркоманка, - в сердцах сказала Света.

- Это эйджизм, - сказала Эмма. – Животное в любом возрасте имеет право на потребление легализованных в Голландии наркотиков.

- Обычно они не любят такие запахи, у этой просто нюх ослабел.

- Ты пытаешься ограничить животное в правах, пользуясь аргументами эйблистов?

- Она укусила меня! – заорала Света.

- Она таким образом предупреждает: тесно контактировать с ней могут только близкие, остальным лучше не рисковать – ведь у Маризы токсоплазмоз.

- Бля-а-а! – заорала Света и схватилась за рюкзак, но тут же отбросила его – проклятая собака обслюнявила карманы.

- Мариза дорога мне. Я через многое прошла, чтобы воссоединиться с ней, я ждала, пока мне исполнится восемнадцать, - соврала Эмма чисто из вредности.

- Я ухожу, - сказала Света. – Верни мне деньги за жильё.

- Это так буржуазно! Тебе жалко денег для комфорта животного, хотя ты писала, что их любишь.

Света не стала выяснять, что именно она, по мнению подруги, любит, и начала лихорадочно собирать вещи. Эмма беспомощно смотрела на неё, не зная, как поступить. Люди – хуйня, думала она.

- Я найду женщину, которой нравится проникающий секс, - заявила Света и хлопнула дверью.

Эмма прижала к себе собаку и стала смотреть в одну точку, чёрную точку дверного глазка.

- И не лижи этой суке без презерватива на языке! – проорала сквозь дверь предательница.

Света закинула рюкзак на мамину квартиру, нашла в ящике комода карту лесбийского клуба и отправилась пить. Громко пела Мадонна, Света тянула четвёртый по счёту томатный коктейль, и слёзы наворачивались ей на глаза.

- Что случилось? – она и не заметила, как её окружили бутчи.

- Меня бросили, - призналась Света и заплакала. – Бросили… ради собаки.

- Бабы они и есть бабы, - философски рассудила одна бутчиха, - все они собаки и есть.

«Дорогие подруги, приехал мужик по вызову и сделал мне интернет. Иногда и от мужчин, не похожих на нашего Моню, бывает польза.

Теперь я ошеломляюще, интенсивно счастлива. У меня есть Мариза, собрание статей Дворкин на английском, просторная кровать. Я хочу обложиться большими собаками и уснуть, но перед этим поделиться с вами своей радостью.

Наша с Маризой история отношений была очень насыщенной. Я уже пробовала проделывать такое раньше, но ко мне придрался отец. Это было в одиннадцатом классе, тогда я привела кавказскую полукровку. Отец грубо спросил: ты что, ебаться с ней собралась? – кажется, в тот вечер ему вместо полноценного английского гиннесса русский налили. – Ну, или она ссыт пивом? – продолжал допрос этот человек. Я знала о его скрытой нетерпимости ко всему кавказскому. Мне пришлось отдать животное обратно в приют.

Но теперь мне уже восемнадцать. Ваша Эмма».

Толерантный модератор отставил бокал гиннесса и разблокировал зоозащитницу. «Навсегда», - произнёс он одними губами, утирая набежавшие слёзы.

Любить собак – это очень феминистично. Эмансипантка в окружении своры напоминает Артемиду. Её любимицы были очень ревнивы и растерзали подонка, осмелившегося пенять богине на ёбаное нарушение морали и нравственности. Поэтому опасайся радикальных феминисток с собаками, внимательный читатель, - если только ты не ловец собак.

Эмма стала прогуливать пары, под глазами у неё появились тёмные круги. Соседи жаловались на лай и вой, мать обещала навестить, но не приходила. Только сетевые сообщники поддерживали девушку.

Мариза решила, что её туалет – под письменным столом.

- Она ободрала обивку нашей двери, - закричала соседская мещанка, увидев Эмму с мусорным пакетом.

- Мариза – тишайшая собака, - от удивления девушка даже забыла запереть квартиру.

- Вот мой ребёнок видел в глазок, как ваша собака выдрала половину войлока. Идёмте, он всё вам расскажет, - прошипела антилевацкая мразь.

Пока хозяйка ходила разбираться с соседями, Мариза открыла лапами дверь и сбежала по лестнице. Поскребла когтями по стене подъезда, и пьяный дядька выпустил её во двор. Мариза не любила пьяных, но на этого даже не оскалилась.

Наконец-то помойка. Вокруг баков валяются недоеденные батоны, обрезки колбасы, а то можно и голубя поймать и съесть живьём, как в молодости. И никто не укажет, куда тебе срать, не насыплет отвратного сухого корма. Свободная собака – не человек из тюрьмы, чтобы грызть сухой паёк. Ну-ка, попробуй тронь меня, прямоходящий, - заболеешь токсоплазмозом.

«Привет, я простой парень левых убеждений, сын простой медсестры, и я отрастил жирную ненависть ко всем защитникам сирых и убогих.

Я пытался найти хорошую работу, но буржуи посылали меня в пизду, и я стал ловцом собак.

Не, вначале я пытался работать с людьми как социальный работник, но собаки лучше, в смысле, их удобней убивать. Сирые, убогие, а также их защитники нарежут тебя слоями и сожрут, если сделаешь один шаг вправо. Люди вообще хуйня.

Раньше с одной инициативной группой тусил. Они все типа умные, а я пед закончил. На учителя ОБЖ. Это для них плохая профессия, надо, чтобы, блядь, философ или, блядь, программист – курицам этим винду переустанавливать. Ничего, листовки на столбы поклеил, тёлку нашёл. Тупая пизда, конечно, зато типа умная. Сразу я оказался буржуазным у неё. Только Ницше упомянул, завыла, что его любят наци. Денег на приют не пожертвовал, самому жрать было нечего, так чуть не пропилила мне все мозги. И лесбиянки её туда же. Наверно, чтобы долбоёбы утихли, я должен отдать хату свою бомжам, заплатить долги Мони Дорфмана и заняться радикальной зоозащитой.

Я, блядь, говорю, не хочу нахуй собаку, от них шерсть. Я не сукоед, а владельцы сучьих ночлежек из лохов бабло сосут себе на мелкие хозяйственные расходы, иначе собаки не содержались бы в таком содоме и ужасе. А она мне про мужской шовинизм сразу, и что люди произошли от расы космических амазонок, а мужская особь выделилась путём мутации клеток назло природе и лесбийской коалиции. И что есть открытые лесбиянки, латентные лесбиянки и козлы. Почему женщина должна оставаться с козлом?

Был в приюте один волонтёр, ебал собак, одну забрал домой. Уже не помню, кобеля или суку. Либо тебя ебут, либо ты в будке на холоде, разве это справедливо? На закате седьмого ноября мне приснился ловец собак. Такой, в куртке тёмной с капюшоном, в кармане – трубка с диэтиленом, и дохлую собаку за шкирку тащит.

- Убей в себе собаку, - говорит, - а как убил – поскорее выкинь или на трупокостный завод.

- Чего? - говорю я, прифигев.

- Не обсуждай мёртвых животных, они не для этого. Свалок много, на твою ссаную жизнь хватит. По дороге едешь, машин нет, сбросим одну собаку в овраг, ещё через пятьсот метров другую сбросим и т. д. Снег сойдёт – все люди увидят, что такое деньги зарабатывать.

Ну чо, официальная зарплата у меня не то чтобы большая, зато граждане делают неформальные заказы нашему предприятию «Фауна-ХХХ». Туда съездил, сюда съездил, рассортировал, шкура и жир отдельно реализуется. Из ЖЭКа тут звонили, говорят, вся помойка опять в собаках, опять мне в четыре утра, значит, вставать. Привет».

Девица, которая выбежала на улицу в коротком халате, показалась одному из ловцов смутно знакомой. Откормленная самка, так и хочется хлопнуть по заднице.

- Бля, одну пидарасину я дважды в приют отвозил, а она каждый раз потом обратно уёбывала, - сказал водитель. – Узор такой поганый, знакомый, на морде. Думал, до перегрузки не доживёт, а ни хуя ж себе.

- Были бы мы такие живучие, всё бы вокруг разъебали уже, - глубокомысленно заявил второй ловец. «Люди – хуйня», - подумал первый и задремал.

Отец запивал пирожки фруктовым бельгийским пивом. По интернетам показывали тупую пизду. «Что мне сделать, чтобы дочь не стала такой?» - думал отец, лениво пережёвывая мясо.

С лестничной площадки послышались шум, нецензурная брань. Эмма с трудом отперла родительскую дверь и вбежала в гостиную:

- Папа! Меня всё так достало! Можно, я у вас поживу?

- Опять? – ответил отец, не поднимая головы. – Слетай лучше с тётей Машей в Варшаву. Пока времени много, этим надо пользоваться, потом уже не будет – потом вы все, молодёжь, узнаете, что такое деньги зарабатывать.