Литература

Эта правдивая история посвящается Евгении Шкиль

и пушистым московским Кошкам

Мурка и Мастурбация

Что я могу сказать о себе? Тогда мне было, ох, трудно вспоминать, считаю по курсам в вузе. Восемнадцать лет, вот сколько. Я тогда еще и Упырем Лихим не был. Одет был в шорты, пляжные тапки и какую-то футболку цвета хаки, курил, стоя в дверях частного дома в Феодосии. Может, выпил немного пива «Мысливский шлях» с волком на этикетке. Впрочем, это могла быть и «Оболонь». Курс доллара еще был низким, и вообще жизнь была прекрасна. Если бы не квартирная хозяйка. Она морда в морду напоминала героиню Достоевского, которую порешил топором благородный студент. С одним маленьким отличием: она была алкоголичкой. Те немалые деньги, которые мы с бабушкой и матерью ей заплатили вперед, она скоропостижно пропила со всеми соседями за неделю и теперь совала нос в холодильник, принюхиваясь к нашей копченой осетрине. Низенькая, ссохшаяся, с коричневой морщинистой кожей, проспиртованная, как эмбрион в музее. Дышащая перегаром. Хвасталась, что закончила Казанский университет и была районным методистом. Может, и была, но по ней не скажешь.

Костлявые руки трясутся с похмелья. Ей не понятно, какого хрена я пять раз в день принимаю душ, мне не понятно, почему она моется раз в неделю. Говорит, что когда видит воду на полу в душе, вспоминает кровь, вытекшую из мертвого мужа (белая горячка?). Мне по хрен, я не собираюсь ходить в засохшей соли из-за какого-то мертвого мужа. Она сидит на веранде, на низенькой табуретке, гонит свой гнилой базар про воду, про мужа и нервно почесывается. С дерева спускается кошка, такая же тощая, облезлая, драная и коричневая, как хозяйка. У хозяйки этот редкий цвет от загара и гепатита, а кошка такой уродилась, но все равно они похожи.

Бабушка достает из морозилки мясо и идет за мясорубкой, у кошки истерический припадок. Она вцепляется когтями в кухонную дверь и висит на ней. Спрыгивает и таранит дверь башкой. И молча, молча. Хозяйка не таранит дверь, она умнее, она просто сопрет энное количество фарша, когда мы уйдем. Кошка не умеет открывать холодильник, такова ее печальная карма.

В кошкиной миске лежат куски серого хлеба, размоченные в воде, — ее обычная жратва. Хозяйка радостно сообщает, что несравненная Мурка выловила всех мышей в округе. Еще бы ей их не выловить, другого мяса зимой она не видит. Дверь в кухню открывается, и Мурка начинает нервно вылизываться. Вид у нее самый независимый, будто она в гробу видала это мясо. И вообще она убежденная вегетарианка. Хозяйка с таким же напускным безразличием почесывается и говорит, что делится с Муркой последним куском. (Кусок и впрямь последний, остальное ушло на водяру.) Бабушка кидает Мурке жирный комок мясных обрезков. Мурка жрет. Но мы никуда не уходим, вот драма-то какая! На счастье проспиртованной хозяйки, бабушка дает ей котлет. Хозяйка поднимает свой тощий зад с колченогой скамеечки и идет с добычей к себе.

Я курю очередную сигарету.

Мурка влезает на ту же скамеечку и остервенело вылизывается. Моет лапами морду. Скребет язычком-теркой бока и спину. Вылизывает лапы. Задирает заднюю лапу пистолетом и лижет свои кошачьи причиндалы. Лижет и лижет, все кошки так делают. Ничего особенного. Я ем – она лижет. Мою тарелку и руки – лижет. Скамеечка под ней покачивается и глухо стучит о цементный пол. Проходит пятнадцать минут – та же лапа пистолетом, лижет то же место. Выкуриваю очередную сигарету – лижет. Чищу зубы в такт. Кошка лижет всё быстрее и быстрее, ее передергивает. Мурка наконец спрыгивает со скамейки и возвращается на любимое дерево, подглядывать за нашими окнами: вдруг там что-то осталось от ужина? Довольная кошка.

Гоню от себя глупое подозрение: это же кошка, онанируют только люди. Это же КОШКА. А лижется постоянно от невроза кошачьего, во всех кошководческих пособиях так пишут. Жизнь у нее тяжелая, сидит на хлебе и воде, хозяйка — алкоголичка. Вот и невроз.

Через час. Мурка усаживается на полу, лапа пистолетом, вылизывает свое кошачье причинное место. Засекаю время: 20 минут. Думаю: вот ведь, блин! И иду купаться.

Через два часа. Я снова здесь, иду в душ. Мурка на посту, лапа пистолетом. Думаю: вот ведь, блин! Многие люди себе ребра удаляют, чтобы это делать, а она так может. Через пятнадцать минут кошку передергивает. Ладно, ковырялка, вот тебе отходы от скумбрии. Кошка жадно глотает жратву, копается в клумбе под окном — и на дерево. Умная кошка, сама додумалась. Может, это единственная кошка в мире, которая сознательно получает от этого удовольствие. По масштабности открытия с ней может сравниться разве что Эйнштейн. Гениальная кошка. (Или генитальная…) А главное, кота не надо.

Десять часов вечера. Задняя лапа пистолетом. Сосед по двору замечает: «Да, кошка – самое чистое животное». У меня пиво попадает от смеха не в то горло.

Одиннадцать часов вечера. Крупные звезды. Пьяный храп хозяйки. Лапа пистолетом. Стук скамеечки о цементный пол. Я стою во дворе и пускаю дым колечками к звездам. Мурка лижет. Достала. Шла бы в какой-нибудь темный угол, как все нормальные люди (ой, и люди тоже?), так нет, уселась посреди веранды, как сраная порнозвезда. Чтоб, значит, все видели. Ни стыда ни совести у кошки. Обидно как-то, даже в этом животные догнали людей. Кошкам не положено! Это должны делать только люди, потому что у людей есть руки! Пытаюсь объяснить это кошке – ноль внимания.

Днем мимо кошки проходят люди – она лижет. Походят коты – лижет, проходят собаки – лижет. Птицы не пролетают – их переловили и съели зимой ее собратья.

Все думают, что она очень чистоплотная. Пусть думают. И лапа пистолетом.