Литература

Всё началось так: часов в пять вечера зазвонил телефон, и девушка-робот противным голосом сообщила о задолженности. Я ни о чем таком не знала, поэтому позвонила по телефону 070 и не поверила своим ушам: тысяча рублей за апрель, тысяча двести – за март. Куда делись квитанции – непонятно. По счастью, у меня на этой неделе были занятия с американкой, и я всё оплатила сразу же, пока не закрылась сберкасса. Брат приперся в восемь, набравшийся пивом так, что несло с порога. Здоровенная скотина, одиннадцатый класс дотягивает еле-еле. По харе он получил сразу, для этого мне пришлось встать на цыпочки. Поморгал глазами:

— За что?

— За дело! — И я сунула ему под нос счета.

— Жидовка… Жалко, что ли?

— А ты их заработал? Свинья!

Он изобразил губами что-то похожее на «Иди на хуй» и снова получил по наглой роже.

Артём развернулся и, как ни в чем не бывало, пошел к компьютеру. Как будто так и надо. Как будто компьютер работает без силового кабеля. По пьяни он не сразу сообразил. Всю ночь шарился по нашей однокомнатной квартире, матерился — короче, вел себя непотребно. Под утро вытащил из-под своей кровати стопку порножурналов, покосился на меня: спит? Свинья, ушел бы хоть в ванную. Кстати, там висел на видном месте силовой кабель, хитро привязанный к бельевой веревке. Если бы этот боров научился сам стирать носки, он бы его сразу заметил. В детстве, когда мы вместе болели, у нас была игра: прятали мелкий предмет и искали. Он всегда проигрывал – не мог разглядеть игрушку среди множества вещей на мамином туалетном столике. Невнимательный. Обижался, орал, что я вру и на самом деле не «горячо». Я показывала пальцем — обижался еще больше. Дурак, одним словом. Убогий. Вообще симпатичный парень, блондин, фигура нормальная, но дурак редкий.

Утром я его еще раз отругала и побежала на работу. Точнее, это была не работа, а так, приработок на время – продавцом-консультантом в магазине, в отделе DVD. Вообще я преподаю русский как иностранный, но тогда как-то не везло с учениками. Больше всего задалбывало то, что приходилось смотреть свой товар – и японские мультики, и мелодрамы, и третьеразрядные боевики, и порно. Спасибо Тёме – я таскала ему диски с порнухой, он радовался (еще бы!) и оценивал их по одному ему понятным качествам. С боевичками и мультиками мы разбирались по-другому: я смотрела первую половину, а он – вторую, и всё было зашибись. Потом мы стали умнее и читали аннотации в интернете – интересно или нет. На коробке ведь не напишут, что дрянь.

Вернулась где-то в девять – его не было. Перепил, что ли? До дома не доползти? Я не особенно волновалась, но его не было до самого утра. Назавтра обнаружила, что он спер три тысячи из моей заначки. Убью!

Его не было двое суток. Вернулся пьяный в стельку, жалкий, как мокрый кот. Повалился на свою кровать и пролежал несколько часов с такой рожей, будто у него случилось вселенское горе. Будто не у меня сперли три штуки, а у него. (А до моей зарплаты оставалось десять дней, это так, между прочим. Жрать нечего.) И на все вопросы отвечал коротко: «Иди на хуй» и «Отвали».

Ткнула его от злости шваброй в задницу – валяется, как труп. Ткнула еще – и он закатил истерику: «Сука, заучка, иностранцами своими командуй! Не видишь – мне плохо? Коза…» — и дальше в том же духе.

— Ты закончил?

— Да! — И глазенки горят гневом, как у узника концлагеря при виде фашистов.

— Ты живешь за наш с мамой счет, так веди себя как нормальный человек.

— Ты меня уже за человека не считаешь? Правильно, я не человек! Я мразь! Я говно! — И начал очень правдоподобно биться башкой об стену. Морда красная, злобная, на лбу вздулась синяя жилка. — И ты, стерва поганая, никогда меня не понимала! И все вы, сраные бляди! Вы всех мужиков за говно держите! И эта блядь из Мурманска даже на порог не пустила! Даже не вышла из квартиры! Я к ней ехал, к этой падле! Сука ебаная! Я туда снова поеду и урою эту тварь!

Брат рывком вскочил с кровати и пошел от избытка эмоций в сортир, где ему самое место. Я тут же залезла в карман его куртки и нашла измятые билеты до Мурманска и обратно. Они лежали в паспорте, рядом с обрывком бумаги, где был распечатан адрес какой-то Светы. Тут уже разозлилась я, подстерегла его в дверях ванной и спокойненьким голосом потребовала объяснить, какая такая Света живет в этом Мурманске и на хрена ей нужен именно мой брат. Видимо, там напряженка с парнями, раз их заказывают в Питере? Или в Питере не осталось ни одной девушки?

Мой убогий братец, как оказалось, ревел в сортире, чтобы я не видела. Все-таки ребенок еще, шестнадцать лет. Я встала на цыпочки и погладила его по голове. Как оказалось, он уже два месяца общался в прайм-тайм с этой Светой. Наврал, что ему 18, она обрадовалась: «Мне тоже. Давай дружить!». Сначала они сошлись на почве японских аниме, потом перестукивались в асе, потом мой дурковатый братец начал звонить ей по межгороду на работу, устроили секс по телефону. Две штуки – это еще мало, мог бы наболтать на все пять. Спросила у Тёмы, осталось ли что-то от трех тысяч. Глупый вопрос. Он проревелся и на следующее утро пай-мальчиком пошел в школу. Прямо душа радовалась.

Недолго. Вечером этот ненормальный порезал вены старым лезвием, которое валялось у меня в письменном столе. (Я им подчищала тетрадки, когда училась в школе.) Порезал поперек, засрал кровью всю ванную, коридор и кухню, вид такой, будто мясо разморозили где не надо или убили кого. Потом его же заставила отмывать — мне самой с уборкой возиться некогда. Жалкий, с кровавой тряпкой, руки перевязаны, матерится. Когда дело дошло до ванной, он уже повеселел и напевал: «В зубах у Светы сигарета… О, Света, ты – звезда минета…» Засохшую кровь оттирал долго; думаю, второй раз неповадно будет.

Мама вернулась из Швеции с группой, денежек привезла. Пока она жила дома, брат был образцовым сыном и даже не смотрел по ночам порнуху. Мать уехала с новой группой, и брательник оживился. В эту пятницу я не работала – и вижу: бодро садится за компьютер, ерзает от нетерпения на стуле, дозванивается, включает асю. Напевает под нос: «В это трудно поверить, но надо признаться, что мне насрать на мое лицо… Ей насрать на мое лицо…» И появляется эта Света.

— Тёма, ты что, до такой степени себя не уважаешь?

— Подумаешь… — И строчит что-то о своем, о девичьем. Через полчаса он выходит из интернета, и нам звонит какая-то баба. Голос довольно приятный, культурный, хорошо поставленный. Брат вырывает телефон и как гаркнет:

— Выйди на десять минут!

— Это с какого перепугу?

Зажал трубку и шипит:

— Мне что, при тебе дрочить?

Врезала ему по шее и ушла к своему жениху, Роме. Взяла кое-какие вещи заодно. Пусть этот мелкий засранец поживет без доброй сестры Оли и без денег. Нас пригласили на чей-то день рожденья, потом на шашлыки, и меня не было долго.

Зря ушла: он тусовался всю неделю с друзьями и уделал квартиру до неузнаваемости. От занавесок шел стойкий запах анаши, в бачок кто-то по пьяни засунул битые бутылки. Вся квартира была под плотной дымовой завесой, и какой-то волосатый урод блевал в кухонную раковину. Я еле выдворила этих мычащих с перепоя скотов, но брата среди них не было. Пропали кое-какие вещи, вынесли телевизор, видик, музыкальный центр, микроволновку. Выломали DVD-ROM. Не просто вынули, а выдрали с мясом, оборвав шлейф и поцарапав нетвердой рукой корпус. Системный блок не тронули – пожалели хозяина. Я двумя пальцами стянула с кроватей покрытое липкими пятнами белье, навевавшее мысли о триппере.

Артём не оставил ни записки, ни электронного письма – ничего. Тот клочок бумаги с адресом я давно потеряла. Ночью в пустой загаженной квартире было жутковато. Я села за компьютер, на экране отразились мои светлые волосы и лицо с темными провалами глаз – привидение, да и только. Думала взломать его почтовый ящик, но всё гениальное просто. Паролем было любимое слово брата – «хуй». Светино последнее письмо оказалось длинным и сопливым: ее истязает бойфренд, тогда она не пустила брата, потому что этот садист был дома, страшно ревновал и бил ее. Ей плохо, она хочет наложить на себя руки, она любит только Тёму, так что пусть он немедленно приедет и утешит ее по мере сил.

Во вложенных файлах нашла фотографии высокой юной шатенки с пышным бюстом и тонкой талией На одной она держала на коленях какую-то мохнатую собаку и улыбалась во весь экран. На другой была в очень открытом купальнике.

Приятная девушка — мой братец ее, пожалуй, не достоин. И голос у нее тогда по телефону был культурный.

Черт с ним, с этим братом. Если он останется в Мурманске насовсем, я даже буду высылать ему деньги, только бы не возвращался.

Рома помог с уборкой. Сказал: «Почему бы нам не пожениться, Мартышка?» За Мартышку ответит, но я не против.

Брат вернулся летом, довольный, как собака в рекламе «Чаппи». Его шерсть прямо-таки светилась здоровьем. Он объявил, что наебался на год вперед и ему насрать на Свету, которая, к тому же, вовсе не Света. Долго убивался, что пропустил выпускные экзамены, подружился с Ромой и вообще был молодцом. Совершенно неожиданно попросил Рому переехать к нам, а сам собрался в его коммуналку. Я удивилась такому благородству с его стороны.

Света позвонила на следующий день. Тёма собирал вещи и энергично помотал головой. Мы с ней поболтали минут десять. Две недели она звонила, просила позвать Артёма, не верила, что он здесь больше не живет. Плакала так, что разжалобила даже меня — я знала, каким стервецом бывает Тёма. В конце концов, существует женская солидарность. Я обещала повлиять на брата. Скотина – он и есть скотина.

Первого июля к нам приехала низенькая жирная кореянка лет тридцати с гнилыми зубами и плоской грудью. Сказала, что из Мурманска.