Литература

Маленький гномик Гарик знал, что бог сотворил его хуй из фаланги пальца.

- Ничего, ничего, - приговаривал он, - ещё немного посижу, и спать пойду. Что там у нас в следующем вопросе? Польские писатели питаются пауками. Надо запомнить. Пауками.

Экзамен должен был состояться завтра в восемь утра по всем законам. Гарик был прилежным маленьким гномиком, он гордился своим ростом и мог бы переспорить даже гусеницу, или небольшого ужа.

- Польские писатели, суть, занимаются тем, что трапезничают пауками с корицей и шпинатом, - повторял он, засыпая над конспектом. Когда оранжевая свеча догорала и превращалась в огрызок, он уже мирно похрапывал на листах тетради, испещрённой его детским почерком.

Утро настало негаданно быстро. Поправив растрепавшиеся штанишки, Гарик поспешил на кухню, где с большим удовольствием отведал ароматного кофе. Нужно было идти. Он закинул ранец на тонкие плечи и содрогнулся от внезапной мысли, что не сможет сдать экзамен.

- Ничего подобного, - уверял он себя, - с такими, как я, всё получается. Главное помнить самое сложное – польские писатели поглощают пауков на ужин, когда готовятся к брачному ритуалу.

Школа Нандо кишела гномами, многие из них были в шотландских юбках, с букварями наперевес, многие волновались и понапрасну раскидывали листы бумаги в людном коридоре. Гарик протиснулся сквозь толпу шалопаев во главе с растрёпанным Бобо и стал у белых дверей кабинета. «Экзаменаторша» - гласила надпись на дверях.

- Кто принимает? – не в силах отдышаться, спросил Гарик.

- Фрау Медузен, а ты как думал? – отозвался на его вопрос гном с рыжим ежом на голове, расторопный Риккардо Жилис.

- Лучше бы я не рождался на свет! – запаниковал Гарик, но остальные принялись успокаивать его дружелюбными возгласами.

- Да я ей не дам успеть присесть!

- А я знаю не хуже, чем сам Попандопулос!

- И вообще, кто она такая?? – кричали наперебой гномы.

Но вот, пришла очередь Гарика.

- Не поминайте, - шепнул он украдкой и скользнул в кабинет мучительницы. Там было светло и пахло свежезаточеными карандашами.

- Садись, - Фрау Медузен указала ему на стул, не прекращая при этом оценивающе разглядывать, - учил?

- Учил, то есть… - замялся Гарик, - учил…

- Ну что ж, тяни, - Фрау Медузен улыбнулась и разложила перед ним билеты. Гарик зажмурился и схватил первую попавшуюся бумажку. «Польские писатели и их странные отношения» - гласил экзаменационный вопрос.

- Я учил! – радостно подпрыгнул Гарик.

- Прошу, - учительница приготовилась слушать.

- Польские писатели и их странные отношения. Что же. Начну с того, что польские писатели всегда, во все времена отличались своим проворным аппетитом. И, как водиться, знаете ли, Польша находится, в определённом смысле слова, в золотой ячейке, как бы, благоприятной для роста различных культур.

- Так, - кивала головой Фрау Медузен.

- Ну и вот, как я говорил, ярко выраженной чертой характера каждого писателя является неподдельный интерес к пище. Вот. Таким образом, поднимаясь с ночной койки, польский писатель моет руки…

- Лапки, - поправила его учительница.

- Лапки… И… Выходит на веранду, для того, чтобы начать трапезничать.

- Что едят польские писатели? – задала наводящий вопрос Фрау Медузен.

- Пользуясь широкой польской фауной, писатели склонны к потреблению па… - Гарик запнулся, видя, как хмуриться лицо учительницы.

- Нет, не то, - вполголоса сообщила ему та.

- Ну, польские писатели, склонные по своей природе преувеличивать, их странные отношения…

- Так, - подбодрила его Фрау Медузен.

- Они трапезничают, - Гарик трясся от неуверенности.

- И забираются…

- Забираются… Они едят насекомых, преимущественно паукоо…

- Не то, но близко, близко.

- …образных… Они, в качестве своей пищи, понимаете, они кушают пауков.

- Забираются лапками и делают, - учительница протестующе размахивала руками.

- Забираются? Куда? – ошеломлённо вопросил Гарик.

- Так, я вижу, что ты совершенно не учил, - она разочарованно вздохнула, - польские писатели вовсе не питаются пауками. Они и есть пауки. И во время брачного ритуала самец польского писателя взбирается на самку польской писательницы. Лапками. А потом самка его поедает.

- Как ведь? – Гарик готов был расплакаться, - но ведь я учил по книжке, такая красная, с обложкой.

- Плохо учил, если говоришь глупости, - строго нагнулась в его сторону Фрау Медузен, - ладно, дам тебе ещё один шанс. Скажи мне, пожалуйста, что такое «иглу»?

- Иглу? – по лицу Гарика покатилась одинокая прозрачная слезинка.

- Иглу, - повторила учительница.

- Это… Корейский воск? Или нет… Нет, это табак с Карибов, - по выражению лица экзаменаторши Гарик видел, что говорит не то, - холодный чай в стиле Барокко? Горящая хата в России? Татуировка на теле дельфина? – слёзы уже вовсю лились по его румяному лицу.

- Нет. Нет, - спокойно сказала Фрау Медузен, - иди. Подготовься хорошенько, и приходи в понедельник. Я буду в школе после часу.

- Но… Но… - всхлипывал Гарик.

- Что? – учительница строго посмотрела на него прямо в упор.

- Знаете что?? – вдруг вскричал он, - я знаю, что бог сотворил мой хуй из фаланги пальца!

Фрау застыла на месте, как будто её застрелили тысячей молотов. Она не верила своим ушам. Гном поспешно подтянул скатившиеся панталоны и, раскрасневшийся, с пеной у рта, вышел из кабинета. Так был провален его первый и единственный экзамен, способный изменить его судьбу до неузнаваемости.

А через десять лет, будучи абсолютно неузнаваемыми, на перекрёстке двух улиц встретились растрепанный Бобо и Риккардо Жилис. Первый из них был мутантом-переростком в спортивных шортах и с алюминиевой клешнёй вместо левой руки, второй считал себя новейшим интеллигентом, ушедшим своими исканиями в космос. Они поздоровались, улыбнулись друг другу белыми лицами и принялись вовсю вспоминать гномоподобное прошлое.

- А помнишь, как Николетта вылила на тебя стакан воды на восьмое марта? – хрипел растрёпанный Бобо, - целый стакан! Ты тогда ещё хотел натравить на неё дельфина!

- Да, а я ещё припоминаю, как мы были в зоопарке, и ты хулиганил вместе с обезьянами, - скалился Риккардо Жилис, - такой гвалт поднял, что учительнице пришлось эвакуировать всех детей.

Бобо потупил взор и осторожно спросил:

- А что теперь с Гариком, маленьким Гариком? Как он?

- Гарик? – грустно удивился Риккардо, - говорят, что сел на иглу, отчаянный малый.

- Сел на иглу? Как это? – не понял Бобо.

- Вот так и сел. Прямо верхом на иглу. Забрался на неё своими лапками, всплакнул и полетел.

- Да… - задумчиво протянул Бобо.

- Ведь он был самым сказочным из нас, - подытожил Риккардо.

- И куда он в конце концов прилетел? – Бобо вынул из пачки коричневую папиросу и прикурил её от кремня.

- Никто не знает, - роясь в карманах пиджака, Риккардо вынул пачку папирос «Юбилей» и тоже закурил. С лица его не сходило загадочно-подавленное выражение.

Поговорив ещё несколько минут о разной брюзге, они разошлись, и перекрёсток оказался пуст.

Дед Морзе рассказал мне эту историю на учениях, когда мы сидели в картонном танке и пытались улыбаться.

- Что ж, дед, я сыт по горло твоей компанией, - сказал я, вылез из эмулятора и побрёл своей дорогой. В голове копошились тела плохо соображающих мыслей. Я размышлял над тем, что он только что мне донёс, и внезапно вспышка осветила мой уставший от войны мозг. Ко мне пришло понимание самого понятия «гном».

Это была аббревиатура, содержащая горечь нашего огромного мира.