Литература

Синяя четверка. Белый пассат. Девятка. Копейка. Еще одна. Автобус! Облом. Он служебный. Осторожно дети. Отраженные от металлических корпусов автомобилей солнечные лучи больно бьют в глаза. Я стою, засунув руки в карманы, на забытой цивилизацией остановке, обдаваемой пылью проезжающих мимо машин. Лысина плавится от жары, выкипающее мозговое вещество расплескивается по асфальту. Трудно поверить своим глазам (может галлюцинация на фоне высокой температуры?), но на сетчатке моих воспаленных глаз проецируется изображение автобуса! Нормального, и даже не забитого людьми пассажирского автобуса. Вот он уже даже подмаргивает мне оранжевым поворотником. С шипением открываются двери. Сунув чирик кондуктору, кидаю туза на заднее сидение и, обдуваемый ветром из открытого люка, подключаюсь к матрице Страны Высшей Радости, сосредоточившись на меняющейся дороге.

Я опускаю голову вниз и вижу под своими ногами золотые облака. Напротив меня в озере Семи Истин омывает руки Будда Возжигающий Светильник. В пространстве разворачивающегося психического опыта Шарипутра протягивает мне Косяк Запредельной Мудрости. Мои глаза неспешно скользят по Алмазной праджня-парамита сутре, жадно ощупывая каждый иероглиф на громовержущих скрижалях, которые извергают время от времени ярко-голубые ломанные линии молний, что вызывает в моих ладонях приятную щекотку.

Я глубоко затягиваюсь.

Медленно выпускаю дым. Из моего рта вылетают разноцветные бабочки. Она порхают вокруг Мудрой головы Будды Возжигающего Светильник, и состояние надвигающейся безостаточной нирваны распространяется дымчатой субстанцией моего «Я». Но скоро я понимаю, что и самого «я» - как такого нет. Но именно не я и есть я.

- Гном, как ты думаешь, если бы существовало столько Гангов, сколько песчинок в одном Ганге, то в этих Гангах было бы много песчинок, или же нет? – неожиданно вопрошал меня Так Приходящий.

Я задумался, что бы ответить, но тут матричный шнур закоротил, шея резко затряслась от высокого напряжения, горячие искры больно стрекотали кожу.

Автобус резко остановился. Я вышел, и теперь иду в банальном мире по грязным Серповским улицам к Пиле. Романтику, нах, летнего августовского вечера перешибает смрадный запах у гаражей. Взгляд расплывается, и я уже двигаюсь в состоянии полной прострации, перетекая маленькой красной капелькой акварели по размазанному холсту накуренного импрессиониста.

Зубодробящий звонок Пилиной норы ставит меня на место. Покопавшись с замком, мне открывает сам Пилус.

- Во, Гном, здорово! А ты чего так рано, на половину вроде ведь договаривались.

Я изрыгаю в воздух нечленораздельный ответ-отмазку, завершающийся для меня тем не менее крайне удачно – Пиля предлагает мне пройти к нему в нору. Он ставит клаву на монитор, мы сидим за небольшим квадратным столиком и как олдовые чифири со знанием дела нагоняемся чаем. В процессе нагона Пилус показывает мне раздолбанный струйник, который ему презентовал по-пьяни Баркoff. Я сосредоточенно вслушиваюсь, озираясь по сторонам. Прихожу к выводу, что в квартире так ничего и не изменилось. Из окна видно кладбище. На подоконнике стоят кактусы. Мне вспоминается наш кабинет информатики, где у каждого из мониторов стояло по кактусу, причем растения росли сильно накренившись в противоположную от компьютеров сторону. На струйнике моргают два светодиода. Один красный, другой зеленый. Пиля говорит, что нужно будет купить новый картридж. Я невпопад поддакиваю. Внимание привлекает рука с белым платком, которая появляется из коридора и начинает совершать загадочные машущие движения. Я хочу сказать Пиле про руку, но он все продолжает что-то говорить.

Из коридора выходит Якуп.

- Я тут минут десять уже стою! Пойдемте.

Мы идиотски ржем, обуваемся, выходим на улицу. Идем пешком к палаткам, чтобы закупиться. Стандартный перебойный гвалт дня три-четыре невидившихся друзей- разъ*баев. Мы покупаем с Якупычем по бутылке клини. Вернее нет, Якуп из каких-то глубоких соображений берет банку, при этом долго не может ее открыть.

Пиля ищет Очаковский квас.

Мы стоим с Якупычем, посасывая холодное пиво, обсуждая мой последний джангловый ремейк на его сингл «Поэлителен». Якуп говорит, что до правильной электроники типа Моби мне еще расти и расти. Я парирую это тем, что Моби просто сосет, а если уж и расти – то исключительно до Окенфольда. Якупыч не собирается со мной спорить и, сделав несколько глотков, сглаживает, что несмотря на дестройное музыкальное убивалово, определенный стиль у меня все-таки есть.

Пиля ищет Очаковский квас.

Мы пересекаем зебру, сиппуем мимо вечного огня. Воин-герой с автоматом в левой руке, правой, нордическим жестом указывает путь на мост Ленинского комсомола, туда мы в общем-то и идем. В голимый кинотеатр «Дружба».

Взгляд памятника сталкивается с моим. Я испытываю некоторое стеснение, но все же с наглым вы*бистым задором выдерживаю взгляд воина-победителя.

Пиля так и не нашел квас.

Я смотрю на Якупа. Ради кого они умирали. Беру проекцию трех наших тел сверху, идущих по улице с пивом. Ради кого они умирали. Указывающий жест воина-победителя уже воспринимается как не указывающий, а как посылающий.

Я опускаю голову и некоторое время иду так, смотря себе под ноги. Мы сворачиваем на узкую улицу сплошь усыпанную маленькими частными домиками. Вспоминаю про резиновую игрушку типа «Yo! Yo!» в кармане, достаю, нацепляю на палец и начинаю бросать ее вниз. Игрушка забавно пружинит, возвращаясь на растянутой резинке мне в ладонь. Я вхожу в ритм и начинаю ускоряться. Якуп отнимает у меня прогрессивный девайс. Я заглатываю горлышко бутылки и, заливая в себя холодную жидкость, палю панораму Серпы. Белые кляксы кефира плывут по синей клеенке неба. Купола храмов и фаллосы домов псилоцибиновыми грибами растут вверх из прелой земли, в которой копошатся мелкие насекомые и слизни, вроде нас троих.

Перекресток. Неспешно идем, спускаясь с горки вниз. Пиля с Якупычем объясняют мне отличие басс-гитары от обычной электрухи. Я снова выпадаю из разговора, слова отскакивают от меня, как резиновые пули и падают в воду Нары. Успеваю зафиксировать несколько кругов, но уже после понимаю, что это материализующиеся из пустоты ярко-оранжевые каски строителей. На площади нас поджидал Ленин. От жары он снял кепку с головы, вторая рука была засунута в штанину. Весь вид его, рассержено взгромоздившегося на постамент, выражал: «Да где ж бы, бл*ть, ходите? Я жду уже целый час, ниибацца! Животные!».

Мы одупленно стоим перед невъ*бенным кинотеатром «Дружба», разглядывая афишу. На афише изображена девушка, лицо ее обильно залито спермой. Маленькими белыми буквами снизу подписано что-то вроде «Хватай ее скорей и тащи к себе в музей!» (?!).

Крупными буквами, еще ниже: «Дом восковых фигур».

Заходим внутрь, тремся у кассы. Меня подзывает секьюр и начинает пробивать что-то по поводу того, что со своими спиртными напитками проходить нельзя. Я возражаю, что моя redкая клинь – совершенно легкая и ненавязчивая штука и предлагаю секьюру в этом убедиться самому, благо совсем немного пива у меня еще осталось на донышке. Секьюр не разделяет моей дружелюбности и грозовой тучей начинает напирать на меня. Пиля как раз купил билеты, мы ретируемся из «Дружбы».

До сеанса еще час.

Якуп предлагает мне засадить в секьюра бутылкой, я говорю, что лучше с этой идеей пока повременить и воспользоваться ей после просмотра фильма. Пиля идет покупать картридж для своего олдового халявного струйника. Мы как можем отговариваем его и рекомендуем купить водяры. Но Пиля не слушает нас, скрывается в магазине компьютерных запчастей. Мы сидим с Якупом на корточках и палим обшарпанную стену. Большими черными буквами на ней написано: «Канада». Я говорю, что район правильный, судя по граффити «RAVE ZONE» и «PRODIGY», которые нацарапаны чуть ниже. Якуп возражает, что это могли сделать неместные. Я соглашаюсь и в глубине души ругаю себя, что не взял маркер – сейчас можно было бы нарисовать свастику.

Пилус возвращается из магаза довольный. В руках его маленький картридж. Мы трясем его на предмет мелочи, шарим у себя в карманах и набираем в общей сложности пятнадцать рублей, покупаем непонятно какой политической ориентации беспонтовое пиво «Пит» и идем в парк. Взгромоздившись на скамейку, мы распиваем бутылку. Пропалив парк на девушек, приходим к потрясающему выводу, что девушек в парке много. Из фонтана перед нами бьют вверх три тонких струи. Звук подозрительно напоминает журчащую о дно унитаза мочу. Я делюсь своими мыслями с Пилей и Якупом. Они весело ржут, соглашаясь. Мимо проходит какой-то мудак с качественной девушкой. Якуп отнимает у меня бутылку и смотрит градусность пива – 7%. Пиля говорит – крепкое. Якуп отдает мне бутылку, я жадно пью. К нашей скамейке подходят три девушки. Одна из них беременна. Девушки просят нас освободить скамейку. Нас несколько удивляет, что из всего обилия свободных скамеек в парке, девушки выбрали именно нашу. Мы отчисляемся. Я громко втираю что-то про ненавязчивое женское обаяние. Делаем засаду на новой скамейке, ближе к кинотеатру. Я звоню тебе. Твой просветленный голос наполняет меня гелием радости, вплоть до того, что ноги отрываются от земли и я перестаю ощущать земное притяжение. Мне так хорошо слушать тебя. Я совершенно не вникаю в смысл, сосредоточившись исключительно на одних тональностях, переливах, басах, частотности, вибрациях твоего голоса. Якуп долбит себя по руке, показывая, что нам пора. А мне так не хочется прекращать слушать тебя. Так не хочется…

По подвальной лестнице спускаемся в туалет. Синяя табличка «М-forever» приводит всех в сугубо эйфорическое настроение.

Мы садимся в зал и начинаем смотреть фильм.

Какой-то мудозвон перед нами хрустит чипсами. На левом фланге то и дело раздается женский смех. Якуп рекомендует мне обратить внимание на двух баб, которые сидят через два ряда от нас (?!). По центру всей панорамы в моей голове протянута вибрирующая волновая нить твоего голоса. Все вокруг кажется предельно смешным и нереальным. На экране маньяк подсоединяет парня к какой-то мазохической штуке. Якуп закрывает лицо руками. А я улыбаюсь. Думая о тебе.

Фильм показался мне на редкость светлым и жизнерадостным для того, чтобы быть отнесенным к легиону ужасов. И саундтрек тоже очень здоровский. Зажигается свет. Выходим из зала. Нордический «М-forever», мы снова сиппуем по улице, обсуждая фильм. Якупыч находит его довольно страшным. Пиля доказывает, что «Кошмары на улице Вязов» - страховее. Я снисходительно молчу, вслушиваясь в стук сердца. Мы снова идем по мосту, я играюсь с «Yo! Yo!». Чувство неполноценности окружающего мира удручает меня.

- Паш, как ты думаешь, - совершенно неожиданно начал я, вглядываясь в воду, - если бы существовало столько рек, сколько песчинок в одной Наре, то в этих Нарах было бы много песчинок или же нет?

Пилус выпадает в осадок. Я достаю мобилу и звоню тебе.

Серпа. Грязная, серая, осточертелая, любимая, нордическая Серпа! Кресты храмов, загнутые линии свастик, прямые ирокезов, треугольники заклепок, подошвы гриндеров на небе. Из трубки раздаются гудки. Сейчас за эти несколько секунд в мире умрут **** млн. людей, еще *** млн. новых людей появятся на свет, 500 000 пар занимаются любовью в этот момент, а еще 2 млдр. Убивают друг друга, 4 млдр. людей сидят дома и смотрят телевизор, а я стою на мосту и слушаю гудки в трубке.

- Да, солнце мое!

Ядовито-зеленые лучи вспыхнули над городом. Я выпускал розовые дымки слов в разжиженный и нестандартно загустевший воздух. Слова засасываются в воронку мобильного телефона и исчезают бесследно, но тут же наружу выплывают оранжевые мальки золотых рыбок. Это твои слова. Радужным блеском переливается смысл на их чешуйках.

- Солнечный мальчик, - говоришь ты.

Мои руки и тело светятся ослепительным светом. U-238 – проплывает где-то мимо красная пузырящаяся надпись, и я понимаю, что начинаю распадаться. Прыгаю с моста, оставив ступни и уже в полете с искрами отваливается от меня часть левой руки, вращаясь она падает вниззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззз

В глазах рябит от неимоверного числа текущих в самых различных направлениях рек. И даже если бы я знал столько слов, сколько песчинок во всех этих реках, я не смог бы правильно выразить все то, что ярким огнем охватывало мое светящееся сердце.

Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик.

Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик.

Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик. Солнечный мальчик.

Сильный поток ветра разбил меня на маленькие искорки, подхватил сердце и подкинул его высоко в небо. Сердце описало сложную комбинацию и упало, напоровшись на крест одной из церквей.

Ты сидела, свесив ноги, на мосту и смотрела на свое имя, горящее в небе. Капли плавленого поэлителена часто падали в реки. Погибающее сердце счастливо пульсировало и подмигивало тебе яркими вспышками неонового света. На мосту лежала одежда, а сверху, над миллиардом забытых рек высился твой взгляд, растапливающий потоком теплоты и нежности все окружающее.

Из реки, рядом с обгорелым телом Якупа, торчала застывшая в факе рука Аврил Лавинь.