У нее были большие глаза и постоянно вопросительный взгляд. В темноте я не видел этого, но всегда помнил, что люблю ее именно за это. А она, наверное, не умела любить, потому что не меняла свою вопросительность даже глядя на меня. И это было странно. - Интересно, он придет в восемь или раньше? - Он сказал, что в восемь. - Слышишь, кто-то открывает дверь на лестничной клетке? - Это не он. Еще рано. Она успокоилась и посмотрела в мои глаза. Затем виновато улыбнулась и сказала, что все-таки пора одеваться и думать, что делать дальше. Даже когда она говорит что-то утвердительное, она спрашивает, подумал я. Привычка несамостоятельных людей? Мне вдруг очень захотелось, чтобы она всегда так смотрела на меня и спрашивала о чем-то, беззащитная и несамостоятельная красивая Марина. Она всегда казалась мне красивой, хотя и была исключением из моих дурацких правил и вкусов… Марина поднялась с дивана и вгляделась в темноту комнаты. Спросила, не видел ли я ее кофточку, и принялась рыться в свалке одежды. Мне эта сцена почему-то показалась очень трогательной и я не сразу сказал, где стоит искать нужную ей вещь. Интересно, что она думает обо всем происходящем? - Если он узнает, он очень расстроится, бедняжка. - Не узнает. - А вдруг он сейчас уже поднимается по лестнице? - Ты так говоришь, будто хочешь этого. Его неожиданное появление было бы горькой трагедией для него, наглым триумфом остатков свободы для нее и дурацкой потерей лучшего друга для меня. Признаваться себе в том, что мужская дружба не стоит никаких женщин я умел очень хорошо. Моя слабость заключалась в моем эгоизме, и все твердые убеждения в том, что самым близким друзьям нельзя лгать, были всего лишь попыткой пририсовать к себе лучшие мужские качества, выдуманные из книг и старых фильмов. А для себя я был один и мог делать все, что хочу, невзирая на мораль… - Хм, что это за знак у тебя сбоку? - Это так, не обращай внимания, вчера нарисовал от нечего делать. - Да? Это как надо уметь выгибаться, чтоб рисовать в таких местах? - Вовсе это несложно. Я пытался улыбаться, но она почему-то вдруг стала задумчивой и молчаливой. Всего-то невинный росчерк фломастером по телу, изображающий сердце и букву S. Марина, как и многие, трактует любую мелочь, которая не вяжется ни с одной схемой обыкновенного поведения, как ложь. Все люди боятся разочароваться друг в друге. Мои джинсы были рядом. Я почему-то захотел одеться раньше, чем она, и не мог себе этого объяснить. - Почему ты одеваешься? Пусть он думает, что ты только что проснулся. - Нет, он поверит всему, что я скажу. - Как знаешь… Она провозилась несколько минут в ванной и вышла в прихожую. Я стоял и смотрел, как она одевается, накладывает макияж и тут же небрежно размазывает его. Она повернулась ко мне, сделала усталый вид, немного взъерошила волосы. - Ну и как? Похоже? - Похоже.У нас еще минут пять. Пойду приготовлю ему завтрак. - Ага, я уже выхожу. На кухне я огляделся, убедившись в том, что никаких следов вчерашнего вечера не осталось и начал варить пельмени… * * * Шаги на лестничной клетке, поворот ключей, усталая фигура, преданная улыбка. Он вошел в кухню, я сидел и по-доброму, как мамаши на своих сыновей, смотрел в его глаза. Он не скупился на широкие жесты и слова, поэтому, взглянув на горячий завтрак, раскинул руки в объятьях. - Друг, я тебя люблю! - Садись давай… - Ага. Ну ты да… - Знаешь, кто к нам сейчас придет? - Кто? - Маринка. Она звонила с какого-то клуба. Они там с Настей всю ночь. Сильно очень… Вот позвонили два часа назад. Маринка сказала, что заедет к нам, не хочет рано утром перед родителями появляться в таком виде. Надо ей кофе сварить. - Ага. Он посмотрел мне в глаза, нашел там мой немой вопрос и принялся завтракать… (2002) |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
