Литература

* * *

Хлоп. Я убиваю на себе второго комара, и некоторое время лежу в темноте. Сон прошел. Поздняя ночь давит на виски мертвой тишиной. Я пытаюсь подняться, понимая, что в кровати мне больше нечего делать. Холодно в ней.

Одиноко.

Я давно собирался что-то написать. Интересно, что это будет? Если рассказ – тогда я определенно не знаю, о чем он. Если дневник – тем более. Крутились бы мысли в голове почетче, поточнее… Поярче образы, посвежей идеи, погромче звуки…. Мечтательно закрываю глаза.

Медленно встаю и иду к окну. Босиком и с закрытыми глазами. Так надежнее.

Если открыть его – в комнату моментально ринется новая порция кусачих насекомых. Это не важно. Я больше не собираюсь заниматься ночной охотой. Иногда появляется надобность выплеснуть, выблевать на белоснежную бумагу все то, от чего по ночам крутит живот. От чего не можешь заснуть и начинаешь заниматься бесполезным делом: щелкаешь на себе комаров или куришь в окно, часами пялясь на холодную и чертовски красивую луну. Или пишешь. Не то дневник, не то рассказ.

Хлоп.

На стол падает еще один дохлый комар.

* * *

Вокалист достает дешевый процессор и начинает настраиваться. Первая, вторая, третья. Пока группа готовится, я наигрываю мотив из «Детей Бодома». Барабанщик, которому явно наскучил медленный однообразный гранж, с удовольствием разминается вместе со мной. - Кинь пива! – кричит вокалист. Я-то знаю, что пива он не хочет. Его первостепенная задача – отвлечь меня от гитары и дать ему настроиться в тишине. Просить об этом прямо он устал – понял, что без толку. Я недовольно снимаю с себя соло-Galaxis на 25 ладов: Jolana, Чехословакия, 1985 год – чуть ли не музейный экспонат по нашим меркам…. и иду за бутылкой. В гараже холодно: стену с постерами покрывает тонкая корочка льда, выросшая после короткой оттепели и сильных морозов. Я отдаю бутылку и минут пять наблюдаю за паром изо рта: не то от сигареты, не то от собачьего холода. Стою и пускаю пар. Гляжу на них. Пожалуй, с интересом, хоть и видел все это добрую сотню раз. Как в муравейнике, каждый занят своим делом. Даже хозяин гаража с головой ушел в телефон.Несмотря на то, что каждый из нас хоть что-то да знает в своем деле, что не первый год играет на своем инструменте, при первых квадратах песни я понимаю, что все это впустую. Что мы здесь просто проводим время. Что мы здесь – просто так. …и гитара внезапно становится неимоверно тяжелой.

* * *

Кофе есть. Это хорошо. Сигареты, вроде, тоже. Еще лучше.Сами по себе эти вещи абсолютно бесполезны. Думаю, если бы человечество так и не придумало сигареты, кофе бы исчезло из жизни человека. И наоборот. Но стоит их соединить вместе, как получаешь сразу и прекрасный утренний энергетик, и просто приятную компанию, состоящую из их двоих. Они тянутся безумно долго. Слишком долго. Как старая жвачка, расплавившаяся на солнцепеке. Но рано или поздно это кончается. Все кончается. Я подхожу к окну и сбрасываю туда содержимое пепельницы.

* * *

Эта была обычная ночь ноября. Выходя из гаража, я больно стукнулся о подвешенную недавно балку. Выругался. Стало легче. На город давно опустилась ночь. Больнично-белый свет единственного в округе фонаря выхватывал из темноты индустриальный пейзаж пригорода: пустая канистра моторного масла, сожженная ребятней покрышка, флюгер на крыше соседнего гаража. И мое дыхание. Здесь, на морозе в -20 градусов по Цельсию, оно становилось похожим на куски белой ваты, нехотя выплывающей из моего открытого рта и растворяющейся в хрустально-ломком воздухе. «Что-то меняется в этом мире», - подумал я, делая глубокую затяжку. «Что-то кончается. И я очень хочу, чтобы это не кончилось до конца». Довольная моим вниманием, сигарета затрещала, упав слабым оранжевым светом на нижнюю челюсть. Я посмотрел на флюгер. Там, где кончается одно, всегда начинается другое. Плохое сменяется хорошим, хорошее – плохим. Иногда они проходят в списке судьбы под двойным номером: как красное и чёрное на игровом столе рулетки. Иногда в жизни начинается новый этап. Старый умирает за ненадобностью, а новый заменяет его пост. И все бы ничего, но была одна проблема: у меня не было нового этапа. Этот момент называют «Зеро». Ноль. Когда он выпадает – теряешься окончательно. И уже не знаешь, что нужно делать.

Открывая дверь подъезда замерзшей таблеткой ключа, я поймал себя на мысли, что всю дорогу думаю о ней.

* * *

Вырванная из памяти сцена. 20 минут до ночи. Мы разговариваем. Я: заспанный, в теплом домашнем свитере с длинными рукавами. Уже приготовившийся отойти в объятия Морфея. И ты: на другом конце соединения. Как будто бы на другом конце Земли. Никакой разницы. Кажется, что еще дальше. - Жаль, что это мечты..., – говоришь ты. - Жаль, что ты относишься к этому, как к мечтам, – отвечаю я. - Ну. Нет… Не как к мечтам.. А как к отдаленной реальности.Мечта – это то, чего желаешь, чего безумно хочешь, но то, чего никогда не добьешься… Отдаленная реальность – то, что обязательно произойдет. Отсюда и слово: реальность. Своего рода перфектная необратимость. Так их представлял себе я. Мечту и отдаленную реальность. Так о них писал Юнг. Так повторял за ним Фрейд. И уже совершенно не важно, о чем мы тогда говорили. Важно само отношение к вещам. Что тогда имела в виду ты, я не знаю до сих пор. Кстати. Помнишь, о чем мы тогда говорили?

* * *

Когда стоишь на окне, на узкой полоске подоконника на высоте 5 этажа, когда в окно дует юго-западный, по-весеннему теплый ветер, может появиться желание ебнуться черепом на асфальт. Причина? Осеннее обострение на весеннем ветру.Иногда я думаю о том, что я смогу взять с собой в багаж следующего десятка лет: вещи, привычки, желания, ценности. Какие они? Сейчас, имея до него где-то пол года, я понимаю, что довольно много из того, что бы хотелось видеть и чувствовать рядом, останется ждать меня и дозревать в прошедших годах. То, что не было вовремя сделано, додумано, решено. Куплено, наконец. Я с опаской приближаюсь к цифре нового десятка, готовясь перескочить поле ее границы как можно скорее. Перескочить, и больше никогда не оглядываться назад… не забыв взять с собой то, на что потом, возможно, захочу оглянуться. Тебе уготовано первое место в списке самого необходимого в моей жизни. Она не знала, кто топил ее в реке,Одна рука в крови, другая в молоке,И яблоневый цвет в кудрявых волосахНогами на земле, главою в небесах.Это? Про тебя. Потом объясню.

* * *

Стало холодно в стране цветов. Только что начавшаяся осень дарит ласковый ветер и в меру яркое солнце. Время – утро. Я иду по пригородной асфальтовой дороге, изредка вороша попадающиеся навстречу кучки опавшей листвы. Что-то умирает во мне вместе с этой осенью. Это не привычное ощущение я-снова-умираю-но-только-до-следующией-весны. Что-то оставляет меня навсегда, покидает меня, бежит от меня к кому-то другому.…через мои глаза, которыми я, наверное, последний раз гляжу на мир через трафарет этого уходящего. …через колючий пар, которым я любуюсь, выдыхая его на уставшие солнечные лучи.Я не знаю, зачем начат этот дневник, а потому не знаю, как и когда заканчивать его. Знаю, что скоро он тоже умрет сам, без моей помощи. Бесполезный, бесформенный, уродливый. Но, относительно откровенный.

* * *

Гребаная философия. Кажется, я гляжу на мир сквозь стекла толстых очков, протертые наждачной бумагой. Мутно, расплывчато. Знакомо?

Умирает

Умирает

Умирает

Во мне умирает моя смерть. Горит на огне моей тоски, корчится от страшной боли.Умирай. Я надеюсь, что больше не увижу тебя, не услышу в собственном рыдании, не буду подкинут и распят тобой. Я медленно подхожу к зеркалу. Смотрю на себя, внутрь себя.

Сквозь себя.

Есть отличный способ стать духовным: познать весь мир. Кто бы что не говорил.

Потихоньку, шаг за шагом, как Гаутама. Только сейчас я начинаю потихоньку понимать, как же сводит с ума все то якобы познанное тобой. Стучится кровью в голове, взрывает краски и образы, просится наружу несказанными словами.Смешно.

Мир плюнул мне в лицо такой маленькой заковыристой сентенцией. Предварительно сделав сумасшедшим.

Я заведу себе добермана и буду выгуливать его по вечерам на заднем дворе. Стану еще более молчаливым, если это, конечно, возможно.Ты… Тебя представить куда сложнее. Скажу одно: ты станешь еще прекраснее. Если это, конечно, возможно.

Самое главное, что я останусь счастлив в любом случае, какой бы вариант сценария не был выбран. Если ты доиграешь со мной.

А как по-вашему: жить со знанием того, что рядом с тобой – человек, на губах которого лежит печать твоего счастья?

Хороните меня сегодня. Тихо, чтобы никто не видел. Самое главное - никаких траурных маршей. Одного гитариста с ламповым усилителем, исполняющего «Cry Baby» будет вполне достаточно.