Зачем, мне, твердая рука, на мокром камне, как, выброшенный на песок, ржаной залом – я вывожу на пляж, слепых Левиафанов, в чужом краю – то тут, то там, поветрия мечтаний, обрывки анекдотов, шепот, писк – в чужом раю, недалеко от моря-акияна, в нагромажденьи изб… …и подступивших к горлу мхов, с гнильцой, в индейские рисунки – зачем – но, это мой, каприз: шипящие приставки, к картавому сосредоточью, в проточной влаге, руки-сабли, в неловком приступе икоты, в карманах полных позолоты, в сырых сетях, на боевом трезубце, в нездешней тле, в заморском экспонате, и на осводовском плакате: «порабызнатьчтоничеготакого неможетбытьнаводнойглади», в конце-концов, слова, пропитанные спиртом, занесшие в личину, нездоровой страсти… …в «конце-концов», на пьяный вкус, в урчащем брюхе: « гамсунову – гамсуново» - лелея, совершенно летние колодки – блаженны – будут, одержимые – кротки, а, кто-нибудь, один, ушедший влево, с бутылкой бырла, перегаром серы, возьмет меня, как неваляшку, и пеплом намалюет, на груди середку, но все-равно, клыки его наткнутся, на Вавилонскую пизанскую, в речной песок, заросший буком – за что, тогда, все это блядство, предрасположенное к куклам, к зайчатам в полосатых тройках, где я – вчерашний серингейро, цежу по старой все-попало, все то, что есть, и не успело затеряться, за ножкой стула. |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
