Литература

Вечером, почувствовав непреодолимый голод, я надел плащ и выбрался на улицу.

В последнее время расположение духа у меня было не самое радостное.

Причиной тому было то, что я малость поиздержался. Если говорить начистоту, то я существенно влез в долги. Связано же это было с некоторыми моими наклонностями, а именно – с неуемной страстью к карточным играм.

Перед дверями трактира сидел нищий, при моем появлении протянувший руку за подаянием. Я отметил про себя, что нынче ничем не смогу быть ему полезным, и безучастно прошел мимо.

Трактирщик поприветствовал меня с обыкновенным радушием.

Вскоре, смекнув, что нынче я не особенно при деньгах, он дал указание прислуге принести мне скудный ужин и перестал обращать на меня всякое внимание, отойдя к другим посетителям.

В задумчивости ковырял я ложкой остывшую гороховую похлебку… На баранину у меня нынче денег не было.

Я размышлял о том, как мне сообщить о моих денежных затруднениях отцу. В таких делах мой отец был довольно строг, и это порождало известные трудности.

Неожиданно возле меня выросла женская фигура. Я поднял глаза – судя по наряду, это была служанка. Я вспомнил, что несколько минут назад послышался скрип двери – вероятно, она как раз входила в трактир.

На лице ее играла довольная улыбка, хотя мы с ней вовсе не были знакомы.

-Моя госпожа велела передать вам эту записку, - произнесла она, и протянула мне сложенный лист бумаги.

Я смекнул, что это была улыбка сводни. Молча взяв записку,я тут же позабыл о женщине.

Не удержавшись, я развернул листок. Как и следовало ожидать, на следующий день я приглашался на свидание. Лезть надо было через окно, к коему занятию я всегда относился настороженно. Кроме того, наслушавшись историй о ревнивых мужьях, я заранее опасался неприятностей. Оставалось надеяться лишь на то, что моя любовница окажется хотя бы красавицей.

Вернувшись в гостиницу, я в который уже раз изумился тому, что за стеной в соседней комнате раздается какой-то ритмичный стук. Хозяйка же упорно уверяла меня, что там никто не живет.

Засев за письменный стол, я по обыкновению решил сочинить несколько строчек будущей книги. Обмакнув перо в чернильницу, я приготовился уже было вывести какой-нибудь пируэт на листе бумаги…Но, немного поразмыслив,решил, что было бы гораздо приятнее помечтать о моей завтрашней любовнице.

Я откинулся на спинку стула и потихоньку смежил веки.

Через какое-то время направление моих грез изменилось. Вместо женских прелестейперед глазамиупорно повторялось одно и то же: падение с большой высоты куда-то в пропасть… Я подумал, что довольно часто испытываю во сне подобные ощущения , и потому тут нет ничего необычного.

Сквозь дрему я услышал стук в дверь.

Я подивился, что кто-то может стучать ко мне об эту пору… Помимо собственной воли я вспомнил о неизвестной мне госпоже, и уже мысленно начал рисовать себе ее аппетитный силуэт…

- Войдите, - произнес я, прогоняя остатки сна, и попытался принять подобающую позу на стуле.

В комнату вошел немолодой уже человек, одетый, словно студент.

Я поднялся ему навстречу, изобразив приличествующее случаю радушие.

Несколько мгновений он вглядывался в мое лицо, а затем раскрыл мне навстречу объятия и радостно произнес:

- Совершенно случайно я узнал, где ты живешь, Мигель! И вот – немедленно к тебе!

Я был несколько смущен, так как видел вошедшего впервые в жизни.

- Да ты не узнаешь меня, Мигель? А я ведь Анхель! – продолжал говорить он. Признаться, это имя мне по-прежнему ничего не говорило, но я радушно обнял его.

- Что-то память меня подводит в последнее время, - пожаловался я.

- Мы учились с тобой вместе в университете, и были неразлучны. Сколько вина мы выпили с тобой на дружеских пирушках! - рассказывал он.

Я пригласил его присесть.

Анхель стал расспрашивать, как складываются мои дела.

Повинуясь какому-то странному порыву, я рассказал ему, что мои дела идут как нельзя более удачно, что я успешно осваиваю юриспруденцию, и веду сейчас множество тяжб.

В ответ на это Анхель пожаловался мне, что он подвержен карточным страстям и немало от этого страдает. Кроме того, он склонен и к другой пагубной страсти – стремлению поверять бумаге свои мысли и чувства.

Происходящее было тем более удивительным, что все, что Анхель рассказывал про себя, на самом деле относилось ко мне самому.

Я также не удержался и поведал Анхелю о записке, сулящей мне завтра плотские удовольствия.

Анхель расспросил меня, как выглядела служанка, передавшая мне любовную записку.

Послушав мои описания, он улыбнулся и одобрительно похлопал меня по спине:

- Я превосходно знаю эту женщину, Мигель. И даже немного знаком с ее госпожой, пожелавшей тебя увидеть. Уверяю тебя, ты вовсе не будешь разочарован!

Потом Анхель пожелал мне спокойной ночи и удалился.

Вскоре я заснул, а на следующее утро мне пришло в голову, что мой вчерашний гость ненароком привиделся мне во сне.

Умыв лицо, я взглянул на часы и увидал, что мне уже пора отправляться на свидание.

По улицам я прохаживался безо всякой спешки и довольным шагом.

Должно быть, муж этой дамы уходит днем на службу, размышлял я, и потому это время ей особенно удобно использовать для встреч с любовниками.

Остановившись на мостовой напротив окна дома, указанного в записке, я стал ждать, что произойдет дальше.

Вскоре в окно выглянула госпожа и сделала мне знак, чтобы я входил в дом обычным способом – через дверь. За то краткое время, что мне удалось ее рассмотреть, я убедился, что дама, действительно, чрезвычайно хороша собой.

Около ворот дома я увидел того же самого нищего попрошайку, что и накануне. Я вынужден был пройти мимо, сделав вид, что я его не замечаю.

Дверь дома мне открыла вчерашняя служанка. Нынче она улыбалась еще более приветливо, чем накануне.

Я невольно задумался о том, сколько же тайн хранит она о своей госпоже.

Служанка попросила меня присесть и пообещала, что госпожа скоро выйдет.

Я огляделся.

Убранство залы выдавало изысканный вкус хозяина, а также – некоторую его угрюмость, заключавшуюся в склонности ко многочисленным звериным шкурам и прочим охотничьим трофеям. Мне пришло в голову, что хозяин этого дома великолепно владеет оружием, и эта мысль прочему-то заставила мне содрогнуться.

Тут в дом вбежал молодой человек с перекошенным лицом, в волнении державшийся за собственную руку, откуда сочилась кровь.

-Марта! Марта! – кричал он.

На его крики выбежала уже знакомая мне служанка. По всей видимости, ее звали Мартой.

Увидав молодого человека, она всплеснула руками.

- Вот как, да ты никак ранен? Да тебя надо бы перевязать, - пробормотала она и тут же убежала.

Молодой человек осторожно, чтобы не задеть раненую руку, уселся на диване прямо напротив меня.

Я уже успел разочарованно подумать о том, что это неожиданное вторжение может отодвинуть наши любовные утехи на неопределенное время. Все чаще и чаще я с беспокойством поглядывал на лестницу, ведущую на второй этаж. Оттуда, по моим расчетам, должна была появиться хозяйка дома.

Тут молодой человек заговорил со мной. Он объявил мне, что его зовут Антонио.

- Послушай… Как порядочный человек, ты теперь должен дать отпор этому мерзавцу, - с жаром заявил он. – Ты ведь не хочешь, чтобы пострадала честь такой уважаемой дамы.

В этот момент я, казалось бы, потерял нить разговора…

- Меня зовут Мигель Фунтенегро, - начал я. – И я даже не понимаю, о чем ты ведешь речь.

В это время к нам подбежала Марта. В кувшине она принесла воду.

Опытными движениям она принялась промывать Антонио рану.

Антонио продолжал:

- Я ведь вижу, что ты тоже пользуешься расположением хозяйки этого дома. И потому неплохо бы тебе вступиться за ее честь.

Марта согласно кивала в такт словам Антонио.

Ловко перевязав рану, Марта кликнула:

- Афанасио!

С кухни нехотя вышел хромой слуга с подергивающимся глазом.

- Отведи молодого человека на место поединка, - сказала Марта, кивком указав на меня.

- Поединка? Но я впервые слышу о поединке, - пробормотал я.

Признаться, я уже начинал сожалеть, что волею обстоятельств оказался в этом доме. Кроме того, я всегда пытался избегать поединков. До сего момента мне это удавалось.

- Неужели мне надо объяснять тебе, что такое – честь дамы? – вновь вступил в разговор раненый, укоризненно вскинув на меня глаза. – Раз уж мы все пользуемся ее расположением, то и за честь ее должны постоять все вместе. Я ведь пообещал вчера этому проходимцу Антонио, что он поплатится за свои неосторожные слова!

-Пойдем, пойдем… Будем надеяться, что Господь будет милостив к тебе и все обойдется, - заикаясь, заговорил слуга, вынуждая меня двинуться к выходу. – А если нет… Что ж, чего не пожалеешь ради чести дамы! Не грех порой и жизнью рискнуть ради этого!

- Бог в помощь! – напутственно произнесла Марта.

Мы вышли за ворота. Нищий все еще сидел на том же месте. При моем появлении он оживился и произнес: «Подающий нищему делает богоугодное дело», и опять подставил ладонь для милостыни.

На этот раз голова моя была настолько занята неожиданно свалившимися на меня необычными обстоятельствами, что я и вовсе не обратил на него никакого внимания.

Так и подмывало удрать от Антонио и проверить этого хромого на прыть, но одновременно меня охватило странное любопытство. К примеру, мне захотелось увидеть моего будущего соперника и понять, не тот ли это самый Анхель, который являлся ко мне нынче ночью.

С какого-то момента наш путь пролегал над обрывом.

Засмотревшись на безмятежно порхавшую бабочку, я сделал неосторожный шаг и кубарем покатился вниз.

Долго ли происходило мое падение, я не могу судить.

Возможно, я летел целую вечность.

Напрасно я внушал себе, что просто-напросто читаю книгу, и стоит мне отложить ее в сторону, как падение прекратится.

Второй моей мыслью было то, что я – кукла в руках глубокомысленного кукловода, стремящегося преподнести урок зрителям.

Затем в голову мне пришло, что это – всего лишь сон. Кажется, проверенный рецепт для таких случаев – посильнее ущипнуть себя.

Вскоре я уже лежал под обрывом со сломанной шеей.

В лицо мне заглядывал вездесущий Афанасио, который, несмотря на хромоту, оказался более ловок, чем иные ровноходяшие.

- Послушай, мне ужасно жаль, что все так получилось, - бормотал Афанасио.

- Какая адская боль! – только и мог произнести я.

- Я могу помочь тебе, но совсем малость, - продолжал говорить он, но я не особенно-то его слушал.

- Неужели же мне так и суждено погибнуть вот тут, под обрывом? Для этого ли я рос в родительском доме, обучался грамоте, частенько опережал своих сверстников в науках? – лихорадочно бормотал я.

- Послушай, Мигель… Я могу помочь тебе. Я немного обучен магии…

- Господи, какая магия в наше время? О чем ты говоришь! Боже, какая боль! – возбужденно твердил я о своем.

- Не представляю, кто же теперь защитит честь нашей госпожи… - продолжал говорить Афанасио.

Подумав немного, он заговорил вновь:

- Послушай, ты этого не видишь, но в руке я держу сейчас камешек. Его дала мне моя дальняя родственница, которая немного сведуща в магии.

Он заглядывает мне в лицо и шепчет, шепчет:

- Мигель, я могу исполнить одно твое желание, всего одно. Главное тебе только понять, какое желание загадать. К сожалению, тебе нельзя загадать желание не умирать. А так – совершенно любое твое желание я могу исполнить.

Он говорил что-то еще, но я уже его не слушал.

Одной из последних мыслей, промелькнувших у меня, было ощущение, что когда-то со мной все это уже было: и вот это молниеносное падение с обрыва, и вся нереальность происходящего…

Анхель тормошил меня и что-то говорил.

Но ничто уже более не тревожило мой покой.

* * *

Необратимость любого события всегда безмерно расстраивает меня. И потому я крайне сожалею, чтотогда все произошло именно так.

Теперь я понимаю, что мозаика событий могла бы сложиться совсем иначе.

В голове у меня промчалась бы вся моя жизнь: тяжелые книги из родительской библиотеки, беготня по лужайкам возле нашего поместья, вкусные обеды нашей кухарки. Карточный стол, накрытый зеленым сукном…

И я понял бы тогда, что мое прегрешение заключалось в том, что я не подал милостыню нищему, причем – не подал ему трижды подряд!

Господь испытывал меня, проверяя, насколько неукоснительно следовал я его заповедям.

- Анхель, я хотел бы подать тому нищему… Я отдал бы ему все мои сбережения! – сказал бы я хромому слуге.

В этот самый момент я увидел бы, как нищий ловко хватает брошенную монету, поднимается с места и, приплясывая, отправляется в трактир купить себе доброго вина.