Литература

Хочу быть героем, хочу миллион долларов и член размером с Останкинскую башню. Хочу летать, перемещаться во времени, исчезать здесь и тут же появляться там. Хочу Мэрлин Монро, Синди Кроуфорд, Мадонну. Хочу ролс ройс, пиджак Версаче, холодный мартини и кубинскую сигару. Хочу устроить буйную оргию на глазах у всего мира, хочу быть Богом в сексе.

Мне нужен самолёт, мне срочно нужен личный самолёт. И член размером с Эйфелеву башню.

Люблю старые двухцветные фильмы и белое личико Мэрлин. Хочу целовать её грудь, теребить её розовые соски, игриво водить языком по её губам. Хочу, чтобы она сгорала от нетерпения, а едва бы я входил в неё, чтобы она извивалась как змея подо мной. Моя Мэрлин. Мой Питер.

Хочу, чтобы звали меня Питер, а вместо целлюлита на моём брюхе был железный пресс. Хочу играть мышцами груди, бицепсами, хочу придти на пляж и спасти очаровательную блондинку.

Хочу её прямо здесь на этом пляже. Хочу, чтобы все это видели.

Хочу быть великим футболистом, теннисистом, культуристом, артистом, певцом. Хочу найти лекарство от рака, получить Нобелевскую премию. Хочу спасти Африку от голода, мир от безнравственности. Хочу сниматься в порнофильме. Хочу член длиною с экватор.

Не люблю кончать. Как много спермы. Чувствую себя мужчиной. Какие они ужасные, эти половые органы в порнофильмах. Да там бы целый Нью-Йорк поместился. А вот у него, наверняка, не такой большой, так кажется только на экране. И трахает он её не так долго, это монтаж, на самом деле это уже в четвёртый раз.

Почему я сразу не выключил. Хочу Мэрлин, её белую грудь и розовые соски…

Я ненавижу ночь, я ненавижу утро, я ненавижу день, ненавижу вечер. Летом я люблю зиму, зимой меня от неё тошнит, хочу лето, но едва оно настает, как меня тошнит. Я герой. У меня есть миллион долларов, мой член похож на статую свободы, а за вечер я удовлетворяю по десять красавиц. Депрессии не существует, существует счастье. Я счастлив. Самое хорошее средство для того, чтобы быть счастливым это секс. Занимаешься сексом – чувствуешь себя мужчиной. Больше тебе ничего не надо. Ты самодостаточен, ты способен выполнить своё главное предназначение – продолжить свой род. Нарожай побольше ублюдков. Если секс тебя не удовлетворяет – ты другой. Если у тебя проблемы с эрекцией – ты другой. Если ты гей – ты другой. Если ты только онанируешь – ты другой.

Я несчастен, у меня депрессия, я ненавижу женщин. Я ненавижу мужчин. Я ненавижу секс.

Знакомьтесь, Я – гордая часть экосистемы, живущая в маленькой соте огромного осинника.

Я счастлив. У меня есть работа, у меня есть хобби, у меня коллекция порнокартинок размером в десять гигабайт. У меня кабельное телевидение, у меня два порноканала, плюс эротическое шоу по пятницам.

Я выхожу на улицу, покупаю пепси и растворяюсь в осени своего города. Меня нет. Я на работе, шучу с коллегами, извиваюсь перед боссом, пялюсь в монитор, отстукиваю барабанную дробь на клавиатуре. Вечером я выпиваю пиво в баре, чувствую смертельную усталость и иду домой. Здесь меня ждут пышногрудые красавицы, шоу на M TV, тёплая ванна, полуфабрикаты из микроволновки и становление.

Я личность…

Он на меня не смотрит, не начинает разговор первым. Он настраивает радио на 99 FM. Потом садится в кресло и начинает медленно дирижировать руками в такт какой-то несусветной музыки. Он для меня ничто. Я для него всё. Закуриваем, кашляем, отмахиваем от себя клубы серого дыма и начинаем:

- Я его сегодня послал.

- Не выдержал? Молодец. А он?

- Разинул рот, развёл руками и выгнал меня вон.

- Думаешь, он понял?

- Ни хрена он не понял. Он не мог понять того, чего нет. Или того, что есть. Он закрыт. Он не восприимчив к таким как я. И наступит тот день, когда я попаду в задворки Господни.

- Завари мне чай.

- Не хочу.

Я сижу в своей комнате, бездумно перебирая каналы. Я сделал уже три круга. Я ни о чём не думаю, не хочу. Мне хорошо. Да это и есть то самое состояние, состояние блаженства. Мне хорошо. От того, что ни о чём не думаю.

- Послушай, - он врывается в мою отрешённость, возвращая реальность от которой я с удовольствием отказался. – Вот мы чем займёмся. Приди к нему снова и скажи, скажи ему это снова.

- Сомневаюсь, что он будет меня слушать.

- Будет, он обязан, это его смысл жизни.

- Попросить у него утешения? Попросить его осветить мне дорогу истинную?

- Да нет, не это. Просто скажи ему, скажи и пусть это он увидит дорогу истинную.

- Да он подумает, что я наркоман, объевшийся галлюциногенов.

- А ты сделай так, чтобы он не подумал.

Чтобы он не подумал, какого хрена. Какого хрена я вообще должен туда идти, он отобрал у меня веру, моё последнее пристанище, а теперь заставляет возвращаться туда.

- Чёрта с два, Не пойду я туда, если хочешь, иди сам и доказывай всю эту хрень сам. И готов поспорить тебе никто не поверит.

Он ушёл. Обиделся. Какой же он оказывается обидчивый. Пусть идёт, мне теперь уж точно наплевать…

Ветер дул с севера…

…и время шло, непримиримо, растерзывая, растаптывая, разрывая в клочья. Убивало меня время, превращая в не мыслящее существо. День за днём я просыпался лишь с одним желанием – напиться, и я напивался. А после того как напивался, я выходил на улицу, вдыхал жгуче-ядовитый воздух и падал на землю. Спал. Просыпался. Меня рвало. Вставал, еле-еле доходил до магазина, брал себе выпивку и полз обратно в свою конуру. У меня уже не было ни белогрудой Мэрлин, ни загоревших девушек – спасателей с гавайского пляжа. От эротического шоу по пятницам остались только чёрная стена на том месте, где стояла моя видеосистема. Я брал свой член в руки и сдавливал его со всей силы, пытаясь вспомнить, что такое эрекция, но чувствовал только боль. Иногда вообще ничего не чувствовал, настолько затекали мои руки и член, наверное, тоже. Почти не ел. Иногда попадалось что-то в коробках, безвкусное или заплесневевшее и я медленно жевал это что-то. Иногда делал каши, растворяя такие массы в водке, и ел ложкой или жадно пил.

Не чувствовал. Не видел снов. Не подходил к зеркалу. Не чистил зубы. Слабо различал день и ночь. Иногда текли слёзы.

Отползал в дальний угол и меня рвало. Заползал в ванную и лёжа на полу, справлял нужду. Запахов не было. Лицо было постоянно в крови, нос сломан, зубы сломаны. Кусал изо всех силы губы и лишь изредка чувствовал тёплую кровь, стекающую с лица.

Небо было пурпурно-коричневым, затянувшимся кисельной субстанцией, существом. Существом грохочущим, клокочущим, наводящим ужас. Небо стало бесформенной массой, опустившееся почти вплотную к земле, готовое раздавить всё и вся своим весом.

Я снова выползал на улицу, снова меня рвало, я снова засыпал, а, просыпаясь, полз за выпивкой…

- … но вся эта вера, это небольшой обман. Не то, чтобы не существует Бога, но, как бы сказать, его не будет существовать.

- Слушайте, может быть, уже хватит. Разве кто-нибудь навязывает вам религию. В вашем возрасте многие отрицают религию, но пути Господни неисповедимы, наверняка, к старости вы вернётесь сюда. А пока ступайте, ступайте, ради Бога.

- Но отец, но выслушайте же меня. Пусть это будет исповедь, вы же слушайте исповеди, считайте, что мне нужно утешение. Немного. Немного утешения… Вот отпуск… увольнение. Он уходит, уходит от нас, потому что ему надо быть в другом месте. Его там ждут. Ну, там пустота. Пока, как у нас. Ничего нет совершенно. Нет, не так. Там всё есть, живут люди, верят в него или не верят, но на их месте не будет ничего и ему надо подготовиться. Ну, начинать всё заново. Прибраться, всё почистить и расселить всех заново. Понимаете.

- Это и есть ваша исповедь?

- Это и есть наша исповедь, ну неужели не понимаете? Живут люди, но скоро – бах и не будут. А за ними ведь надо всё убрать, восстановить, вернуть в прежний вид.

- Апокалипсис…

- Но только не перебивай те. Я и сам не знаю, как к этому относиться. В общем, да. Завтра не будет ни вас, ни меня, ни этой церкви, ничего. Но нельзя же так. Что он будет делать, для кого он будет жить или существовать или как это там называется. Ну, быть. Для кого он будет быть? А нас уже нельзя. Ну, всё мы уже ни на что не годны. А он ведь любит чистоту, целомудрие. Вот. Понятно?

- Хорошо, а теперь идите.

- Ну, вы поняли, что я сказал? Скажите.

- Да, да.

- Точно?

- Идите же, я понял.

- Да я и сам не знаю, зачем мне это вам говорить, но он просил. А если бы я не сказал, он бы обиделся. Обидчивый он. Хренота какая-то. Мне этого вообще ничего не надо, плевать я хотел на эти апокалипсисы, концы света, его начала. Плевать мне на Бога, на его созданий. Тошнит меня от вашей церкви, от вас. Понятно? Понятно, а?

Вот так мы и поговорили. А что? Я же обещал только сказать. Я же не обещал вести себя как-то по-другому, что-то делать, пошёл он.

У меня есть бар за углом моего дома, вечером порно канал. И всё хорошо.

- Налей, шеф. У меня завтра выходной.

И меня снова нет в этом измерении. Я чувствую тепло, вкус сигарет, музыку из дешёвой стереосистемы, что мне еще надо. Как хорошо, о Боже, как мне хорошо. Я - уединение. Я - свобода, я - полная расслабленность. Надо зайти в магазин, взять пива и пару презервативов. Я выдыхаю тебя, я вдыхаю тебя, что ты на это скажешь, а? Я пью тебя и ем тебя, я тобою хожу в туалет. Я тобою кончаю. Ха! Ты течёшь во мне, ты - мой нервный импульс, ты - моё нематериальное сознание, ты - моя материальная оболочка, да? Домой. Домой.

Запах дорого парфюма, мебель из красного дерева, дубовые полы, испанский кафель с искусственным подогревом, что ты на это скажешь? Запах кожи, дорогой виски. Мэрлин по TV…

- Я сказал, слышишь, эй, да где же ты там? Я сказал этому тупому священнику.

- Я знаю.

- Ну, конечно, Боже ты мой, Боже. Зеленоглазый мой. Идём дружище, выпей со мной.

- Завари мне чаю.

- Пошёл ты, - и я иду и завариваю ему чай с розмарином. – Почему я не могу тебе отказать? А ты, ты сможешь отказать мне в какой-либо просьбе, а?

- Не знаю, наверное, нет.

- Тогда давай закурим и выруби свою радиостанцию.

- Закурим, но музыку, пожалуй, оставим.

- Чёрт, я напился сегодня. Понимаешь. Чёрт, у меня завтра выходной и я имею право, так?

- Так.

- А что если я тебя попрошу о свидании, ну скажем с Мадонной? Нет, хочу Софи Марсо.

- Проси.

- И ты исполнишь.

- Исполню.

- Чёрт. Вот это круто. Тогда выпей со мной. Хотя нет, не надо. В общем, я сказал ему, но вряд ли он мне поверил. И зачем только надо было ему об этом говорить?

- Да так, на всякий случай. Если начать об этом рассуждать, то это будет самой идиотской книгой.

- Да, да ты прав. Кретин не поверил мне. А я, как бы я хотел, что в последнюю минуту он вспомнил обо мне. И пожалел бы. И ты бы дал ему ещё один шанс, и снова этот день, и он попросил у меня прощения. Чёрт. Чёрт. Я пошёл спать. До завтра…

А завтра тот же день, тот же тёплый, успокаивающий южный ветер…

И была любовь, я точно знаю, что была. Как бы глубоко не закапывались эти воспоминания, от них никуда не денешься. Гордые молодые взгляды. Её волосы развеваются по ветру. Уверенные шаги, громкий смех. Нежный, лёгкий запах её духов. Объятия, ласковый поцелуй, голубое небо и яркое, ослепляющее счастьем солнце. Мы шли навстречу к своим любимым, нетерпеливо дожидаясь этих мгновений, этих нескольких часов благоговения, которые, оказывается, будут стоить дороже всей жизни.

Рассказать о бархате её кожи, об этих шёлковых поцелуях, покрывающих моё лицо? Трепещущих, маленьких пальчиках?

Рассказать о её белой груди? Ночи, после которой она чувствует страх? Чувствует себя женщиной. О моих крепких объятиях и пьянящих звёздах?

Хочешь стать Богом. Для неё, ради неё. Ввязываешься в драки по малейшему поводу. Качаешь бицепсы, пресс становится стальным. Поступаешь в университет на самый престижный факультет, усердно учишься. Угоняешь машину и всю ночь напролёт катаешь её по городу. Нет денег – грабишь. Ты крутой. Среди друзей – ты первый, её подруги завистливо слушают её рассказы и ненавидят её. Они мечтают переспать с тобой. Мои друзья мечтают переспать с ней. Для меня кроме неё нет никого.

Но ты этого не выдерживаешь. Тебе надо расслабляться. Ты в постоянном напряжении. Лидерство утомляет. Надо побыть ведомым.

Появляется алкоголь, проститутки, секс в самых извращённых формах, я просыпаюсь и не верю, что это я. Я не помню ничего. От этого становится хорошо. Я напиваюсь снова, дерусь, бью всю мебель в своём доме, бью всю посуду и, снова просыпаясь ничего не помню. От этого становится хорошо.

Она звонит. О, Боже, как не хочет она звонить и одновременно умирает от желания услышать мой голос. И я тоже.

- Извини, не знаю, что на меня нашло. Я много вчера выпил. Приехал друг, давно не виделись.

А потом осознаёшь, что друзья приезжают слишком, часто, что их у тебя слишком много и все приносят выпивку, приводят проституток.

- Извини, хотел позвонить, но ко мне приехал друг, - понимаю, что ей надоело это слышать, да и мне надоело это говорить. – Извини. Извини.

Уже почти забываешь, как она выглядит, она не звонила уже неделю. И это начинает действовать на нервы.

- Я соскучился. Давай встретимся.

И мы встречаемся, но взгляд у неё теперь совсем не любящий, а какой-то сочувствующий и целует она не в губы, а в щёку. «Зачем я пришла?» И она понимает, что пришла, чтобы убедиться – всё кончено.

Это раздражает. И ты бьёшь её по лицу…

- …Скажите, а почему люди верят в Бога?

- Потому что он есть.

- А вы, когда в него поверили?

- Не помню, кажется, я верил в него всегда. С детства.

- В вашей семье верили в Бога?

- Конечно же.

- Но если бы вы родились в неверующей семье?

- Каждый человек приходит к нему, не важно когда. Кто-то раньше, кто позже. Некоторые приходят к нему не в этой жизни. Но он милостив и он может простить.

- Но вы же никогда не видели его, и кроме Библии у вас нет никаких доказательств его существования.

- Есть, есть доказательство, и это моё сердце. Я чувствую его присутствие в этом мире, его дыхание.

- А если бы вы его увидели? Вам никогда не хотелось его увидеть?

- Не знаю, об этом я никогда не думал.

- Но представьте, что он пришёл к вам в обличии обычного человека. И вот он стоит, разговаривает с вами. Вы бы ему поверили? Думаете ваше сердце смогло бы различить Бога от лжеца? Может быть, я вот стою рядом с вами и пытаюсь объяснить, что я – это Бог. Но чувства ваши слепы, обманывают вас. Обманывают. Понимаете. Вы же, как только, что родившийся котёнок – слепы и ничтожны по сравнению с окружающим вас миром. А мне, мне уже бесконечность лет. Я мудр, всезнающ и всевидящ. Вы думаете Бог- это какое-то ничтожное по своему нраву существо? Слюнтяй там какой-нибудь? Нет, я есть сильная личность. И ни ты, ни кто-либо ещё на земле не посмеет подумать, что я не могу за себя постоять. Ничтожные ублюдки, вы никто, песчинка на карте этого мира.

Я схватил его за ворот и пристально смотрел в его напуганные глаза. Потом швырнул его со всей силы в сторону, впечатав в стену…

Ветер дул с севера

Бар “Кентуки”. Неоновые вывески. Громкая музыка. Идёт снег. Кровь согревает разбитые губы. Я врываюсь и выхватываю первого попавшегося из-за стола и бью кастетом в рот. Треск зубов и обезумевшее возбуждение волнами накрывает всё мое тело. Ещё удар и он размяк. Второй столик. Бутылкой в голову, напрыгиваю на соседа и зубами впиваюсь в его лицо. Удар в висок. Отталкиваю его от себя и разъярённо смотрю дальше. Я бык. Кафрский буйвол. И нет той силы, которая может меня остановить. Разворачиваюсь и охраннику попадает прямо в переносицу, кровь рекой хлынула из его носа и он оседает бесчувственной массой под моими ногами…

Теперь хорошо.

За два квартала от сюда, в снятой на сутки квартирке меня ждёт девушка. Я принесу бутылку коньяка, фруктов и страстно её поцелую. На меня напали возле магазина, поэтому на мне кровь. Ничего страшного, только губу немного разбили. Зато я их как следует потрепал. Всё хорошо, радость моя. Не переживай.

Любовь для меня – это пытка. Я не могу долго оставаться нежным. Для меня это как приторный чай, от которого начинает тошнить, едва сделаешь глоток. Надо его разбавлять. Разбавлять крепкими спиртными напитками. Иначе и сам не заметишь, как становишься слабеньким, ничему не годным индивидом. Сначала над тобой подшучивают – ты молчишь, потом издеваются – ты молчишь, потом не воспринимают всерьёз, и ты уже к этому привыкаешь. Привыкаешь к тому, что ты ничто…

Какие конфетки ходят по подиуму. Где они их только нашли, ещё и так много? Каждая - идеал женщины. О, как бы я вас хотел, всех вместе, а затем ещё и по отдельности. Культ секса. Секс – это главное и никуда от этого не денешься. Какие бы ценности не приходили и не уходили на секс всегда есть спрос. Причём на любой, на любые его, даже самые изощрённые проявления. Да, что же это. Какие красивые…

- Я уже не могу без него. Каждый день иду к нему и каждый день прошу прощения за вчерашнее, говорю ему что-то, потом всё начинаю сначала.

- Как мне хочется чаю.

- Сигары и музыку? Какой же ты ограниченный идиот, неужели не придумаешь чего-нибудь ещё. Скажи, что хочешь женщину, а. Скажи.

- Нет, женщину хочешь ты.

- Не я это уж точно.

- Никогда об этом не задумывался. А он, он каждый день тебя прощает, да?

- Кто? А, этот священник. Да, почему-то прощает. Я и сам не знаю почему. Да и хрен с ним. Плевать я на него хотел.

С каким же удовольствием он закуривает, прищуривая глаза и приподнимая голову вверх. Действительно ли он чувствует наслаждение или просто пытается сказать мне – заткнись…

Больше ничего нет. Есть только юность, сумасшедшая, яркая, счастливая. Есть горячее солнце, тёплый южный ветер, влажная трава поутру. Есть любовь, настоящая, обжигающая, пьянящая. Но только эта радость перерастает в безумие, и дай Бог умереть раньше. Раньше, чем ты совсем сойдёшь с ума, или купишь себе дорогой парфюм, мебель из красного дерева, дубовые полы, испанский кафель с искусственным подогревом, кожаный диван, дорогой виски и Мэрлин по TV…

Я не обратил внимание на то, как попрощался, было как-то наплевать – случайно вспомнился вчерашний день. От туда не хотелось уходить. Я даже не обратил внимание на оглушительный взрыв где-то вдалеке, и на то, как тёплый радиоактивный ветер открыл мои окна…