Литература

Поздней осенью Город противен. Он мокр и неуютен. Везде вонь. Тысячи мерзких человеков снуют по Городу по своим делам: на работу, учебу, пить, танцевать, убить себя об стену.

Город – (банально, но все ж) место кокаинового шика. Только нет нигде кокаина. Он пропал. Просто исчез, а новый не привезли… Умер местный Большой Босс Миша Крафтверк и вcё…все мелкие шавки-шестерки заныкались по норам и с высунутыми языками преданно ждут нового хозяина. И он скоро появится, но не сейчас… надо ждать. А ждать невозможно, поэтому все ебанутые мажоры, которые тоже, почему-то уважают тимати, сидят на амфетамине, гаше, наце (это уж когда вообще ничего нет) или еще каком ширпотребе, который легче всего достать. Но им нужен кокаин. Они без него медленно умирают, гниют, превращаются в сраное говно. Гопоте похуй на драгз, у них есть водка, пиво, мобильные. А высшие слои дохнут.

Хер с ними.

Я – гопота… наверное…

Я допиваю остатки “Туборга” и кидаю пустую бутылку в озеро. Она падает в воду с оглушительным всплеском. Это из-за тишины.

- Пойдем, Даня? – спрашивает Гарик.

- Да, наверное…

Мы слезаем со скамейки и двигаем в универ. На подходе мы останавливаемся покурить.

- Будешь? – я протягиваю Игорю сигарету. Гарик кивает.

- Слышь, Данила, где ты такое курево берешь? – сказал Игорь, выпуская просто нереальное количество дыма.

- Не знаю… сиги как сиги…

- Да ну, блядь? А ты покури…

Я подношу сигарету к носу… блядь… опять гашиш.

- Задолбал! Затрахал! Я не знаю, что еще сказать, - я выкидываю пачку на хуй. – Это Олег все время прячет… точнее спрятал последний раз… у меня…

Олег – это мой младший брат. Сейчас он в дурдоме. Неделю назад он чего-то то ли скурил, то ли сожрал… короче такой приход наступил, что Олег стал орать что-то пор Иуду, Браму и всех Воинов Света… и так 5 часов подряд… и это в семнадцать лет. Такого трипа я еще не видел никогда. В семнадцать он слишком много курил гаш. А прятал его от матери у меня в сигах.

- Ну, я не злился бы так, если бы мои сиги меняли на траву. Совсем не злился. – Гарик глумливо посмотрел на меня.

Я вздохнул.

- Блин, Ига, ты же знаешь, как я отношусь к культу гашиша.

- Как? – невозмутимо спросил он.

- Хуево, бля! – вспылил я. – К тому же у моего брата от этой хуйни крыша поехала.

- Может это от ЛСД? Хотя…. – Гарик поднял глаза к небу, изображая задумчивость. – Забей.

- Уже, – согласился я.

Он дает мне нормальную сигарету.

- О па, смотри, кто к нам идет. Сам Курт Кобейн.

По дороге, повиливая бедрами и плечами, двигалась тощая, волосата фигура. На лицо вылитый солист Нирваны, только долбоебизма в нем в разы больше. Это Антошка. Курточка – вельвет, штанишки – вельвет. Истинный рок-музыкант. Вы бы послушали его слезливые песни о суициде и смерти. Бля… как я не люблю рок-музыкантов… ну не всех, конечно же, только такого плана как Антошка. Игорь тоже рок-музыкант, но более солидный – он играет музыку веселее и качественнее.

- Привет, пацаны, - угрюмым тормознутым голосом говорит он. Судя по щам, ему очень плохо. – Кокса нет?

Ага! Вот и первая жертва. Правда я не знал, что Антошка сидит на белой… но…

- Нет, Антошка, - говорю я. – Ты же знаешь я не увлекаюсь этим говном.

- Я тож, - поддакнул Игорь.

- Бля, совсем негде достать… просто кошмар. Меня так ломает, - ноет Антон.

Терпи сука. Все терпят, и ты терпи, депрессивный идиот.

Я поворачиваюсь к Гарику.

- Ига, пошли на пару.

Звонок с пары. Студенты вокруг ходят какие-то полумертвые. Передвигаются еле-еле. Всех ломает. Всем нужен кокс.

Ко мне подсаживается какая-то крашенная блондинка в блядской красной кожкуртке. Ее харя выдает ее кокаиновую зависимость: сухая, бледнющая, мешки под глазами и пот. Пот ручьями. Пот от невыносимого желания марафета.

- Привет, зая, - молвила блондинка. Похоже, мы знакомы, но я не могу вспомнить, как ее зовут. – Я слышала, у тебя есть белая?

Ни фига себе. Кто ж такие слухи обо мне пускает?

- Плохо ты слышала, - говорю я. – Нет у меня ни хрена.

- Зай, - она просительно смотрит на меня. – Ну не надо. Я же знаю, у тебя есть.

Она кладет свою руку мне на колено и начинает медленно двигать ее к паху. Эта телка готова сделать все, ради грамма кокса. Но мне от нее ни чего не надо.

- Отъебись, дура. – Я сбрасываю ее руку. – Я тебя даже не знаю.

Встал и быстро пошел вниз. Возле выхода я встретил Максимуса. Максим – единственный ниггер в универе, к тому же эта маупа еще и педик. Причем весьма солидный, как Соня из “Добермана”:

“Папа, ты хотел, чтобы я учился в университете, так знай: меня там уже все поимели”.

Это про Максима.

- Здравствуй, сладкий. - Жеманным голоском говорит генмусор.

Я киваю. Лицо Максима бледнее, чем обычно… да он просто нормальный белый парень!!! Сказывается кокаиновое воздержание. Маупа продолжает:

- Говорят, у тебя есть кокаин.

Это просто охуеть можно! Три года я никому в этом дерьме на хуй не был нужен. И вот теперь, пожалуйста…

- Кто говорит? Кто? – ору я. Это сильно смущает моего черножопого собеседника. – Кто? Отвечай, гомик сраный… Кто?

Максимус смотрит на меня как на злейшего.

- Да, пошел ты, - я махнул на него рукой и пошел обратно.

Я стою посредине главного холла. Мимо и сквозь меня проходят студенты. Некоторые задевают плечами. Практически у всех рожи в глубоком трансе. Все хотят кокаина. Все. Я слышу разговор двух первокурсниц-журналисток:

Первая: У тебя есть?

Вторая: Нет. Есть фена чуть-чуть.

Первая: Мож раскатаем?

Вторая: Ага… щас… разбежалась.

Заебись. Бывшие подружки жылят друг другу отравы. Ничего, сучки, через месяц обвыкнитесь, если не сдохните раньше.

Я стою и думаю, как эти девочки, их мальчики, их подружки начнут планомерно сходить сума от безысходности, выходить из окон высотных домов и лететь в неизвестность… в землю… все, всем спать.

И вот, во всем этом ромеровском зомбятнике я вижу Ее. Я не знаю, как Ее зовут, кто Она и что Она тут делает. Я вижу Ее в первый раз. У меня очень хорошая память на лица, я знаю в лицо практически всех, кто учится в универе. Но Ее я вижу в первый раз. Она – ангел. Она просто невыносимо красива... именно не сексуально привлекательна, а по-настоящему Красива. На Ее лице нет ни намека на белую дрянь. Светлые волосы спускаются до плеч, развиваются, светятся. Глаза. Не избежать банальностей в описании, но по другому никак… глаза идеальны, красивы на столько, чтобы приковывать к себе мгновенно и навсегда. Я не вижу контуров ее лица, они тонут где-то в свете ламп. Создается иллюзия, что она сама свет. Это необычайно красиво.

Я стою посредине главного холла. Мимо и сквозь меня проходят студенты. Некоторые задевают плечами. Практически у всех рожи в глубоком трансе. Она тоже проходит мимо. Я как дурак стою и пялюсь на Нее. Она это замечает. Она улыбается мне…

- Чувак, что с тобой? – голос Игоря отвлекает меня от Нее… все… я потерял Ее из виду – Все говорят, что у тебя есть кокос.

- Ты видел? – спросил я, все еще пытаясь найти Ее.

- Что, Даня?

- Ее…

Все более-менее обеспеченные сидят на белой. Миша Крафтверк, подпольный король города и просто великий комбинатор, учудил с продвинутой молодежью простую фишку. Он сделал кокаин просто суперпопулярным. И, главное, доступным. Как в Америке 70х. Цены на кокс были действительно мизерные. Подсели все падкие до модного и дешевого.

Да так, что хер слезешь.

Потом цены начали расти.

Постепенно.

А Миша взял и помер. Последняя партия пропала, а остатки быстро снюхали. Когда будет “завоз”, никто не знает. Он будет, это по любому. Но вот когда? И все ждут. Иногда белая всплывает малыми дозами. Неимоверно малыми. И по заоблачной цене.

А у меня кокса до хуя. Его у меня просто неприлично много. Как у дурака фантиков. Куда его девать я не знаю. Как Тони Монтана сижу за столом, на котором горы кокоса. Я – гребанный Тони Монтана. Вот только Тони Мантана знал, что делать с дурью, а я – нет. Смех, да и только.

На следующий день я снова ее увидел. Сразу подошел. Уверенный. Целеустремленный. Напористый. Но все это пропало, как только я начал говорить:

- Привет. Я видел… эээ… тебя… вчера… ты… эээ… улыбалась… мне… ну… мне так… показалось… мож…

- Да, - оборвала она. – Я знаю тебя. Ты весьма популярен… правда популярность у тебя отрицательная.

Вау-вау-вау!!! Она со мной разговаривает. Это ж просто…

- Почему? – спрашиваю я, хотя ответ заведомо известен. Спрашиваю я для продолжения разговора.

Она улыбнулась. Похоже, ей плевать на мою дурную славу.

- Все говорят, что у тебя есть кокаин. Ты его ни кому не даешь, не продаешь и так далее.

- Нет у меня кокаина. Эта чья-то глупая сплетня. Все. – Я показал руками, что надо закругляться с обсуждением моего кокаина. - Давай сменим тему. Как тебя зовут?

- Давай без имен. – По ее лицу было видно, что ей неловко из-за своего предложения.

- Почему? – удивился я. – Что-то не так?

- Нет ничего такого. Просто мы не будем называть свои имена.

- Нет, но ты же мое имя знаешь, почему я не должен знать твоего.

Она пропустила мое замечание мимо ушей.

- Ты ведь не за этим подошел? Правда?

- Ну… - мне очень тяжело с ней говорить, трудно не сорваться на мат и не орать как я, мазафака, счастлив. – Вообще-то я подошел познакомиться и пригласить тебя куда-нибудь.

Она просто загадочно улыбнулась.

Весь день я рассказывал Игорю о девушке, которую пригласил на сегодняшнюю пьянку.

Я пришел к Маше на вечеринку. На праздник, блядь. Только праздничной атмосферы не было. Все тупо лакали пиво и жрали фен. Всем хотелось кокса. Всем хотелось того, что было у меня в кармане. Его содержимого хватило бы на то, чтобы развеселить всех присутствующих. Но я мысленно послал их на хуй и пошел искать Ее. Ее я нашел на втором этаже…

Я понял одно: все, что было у меня раньше с женщинами – тупая кроличья ебля. Сейчас нечто другое, что-то возвышенное, красивое и безумно приятное… Как у Паланика: “Любовь” - не совсем точно, но это первое что приходит в голову. Раньше я никогда не употреблял это слово. Я считал, что слово “любовь” для зрелых людей, а не для малолеток. Когда все писали на стенах большими красными буквами “Даша-Катя-Ира, я тебя люблю”, я ограничивался скромной фразой “Ты мне нравишься”. Потому что, если ты говоришь “я тебя люблю”, то ты должен, как минимум, женится, наделать кучу детей и умереть в один день вместе со своим объектом любви. Я на такое не был готов.

А сейчас, я сижу один в комнате, где всего полчаса назад был вместе с Ней. И я готов орать на весь дом слово “Люблю”.

Я слез с мокрого дивана и спустился вниз, ища Ее. Но Ее ни где не было. Я не стал спрашивать, где Она. Просто пошел домой.

Я мешаю пыль с герой. Курю. Спидбол – лучшее решение для меня. Героин давит все отрицательное, что остается от крэка… сильно болит горло.

Звонок.

Я открываю дверь и чувствую, как в мой лоб начинает что-то упираться. Это пистолет. Какой-то ополоумевший урод наставил на меня ган. Он орет дрожащим голосом:

- Сука! Дай мне рассыпухи! Дай… или я тебя грохну. Я знаю… у тебя есть…

Мне кажется, что он сейчас умрет. Его страшно колотит. А у меня даже страха нет.

- Иди на хуй, - говорю я и хватаю пистолет за дуло, более плотно прижимая его к своему лбу. Он пластмассовый. Игрушка. Бутафория. Я начинаю смеяться и сгибаюсь пополам. – Ты – ебанутый дебил. С игрушечным пистолетиком. Уходи, пока я тебя не отпиздил.

Я отбрасываю игрушку и смачно закрываю дверь. Иду в постель.

- Она великолепна.

- Она… обычна, это у тебя помутнение.

- Нет, Она красива, умна… Ее глаза… ее губы…

- Стандартные сопли… на хуй она тебе?

- Но…

- Хватит ныть, мудила. Хватит ныть!

- Заткнись!!! Заткнись!!! Я тебя сейчас ударю!

- Уже, детка. Прям с разбегу. Ты что дурак? Дебил… я всего лишь твое отражение в зеркале, а ты – мудак. Будь проще. Забей на меня, на нее. Иди лучше дорогу раскатай.

Я бессильно стучу по зеркалу, по скалящемуся отражению… эта сука передразнивает меня.

- Нет, был же нормальный малый… не депрессивный ни хуя. А теперь…

Я беру стул и разбиваю зеркало. Осколки падают на пол.

- Идиот, это тебе не поможет. Послушай меня, забудь ты про нее… когда ты узнаешь кто она, тебе будет только хуже. – Говорит один из осколков. Или это все осколки вместе. Я не знаю.

- Я люблю ее.

Я слышу звонок. Поднимаю трубку. Ее голос спрашивает, чем я сегодня занят.

- А почему ты не любишь меня. Ведь мы с ней так похожи.

- Заткнись, - собираю осколки в урну, выхожу на площадку и выкидываю их.

На следующий день в универе я не появился. Мне было очень грустно. Я не понимаю, почему у меня такое меланхоличное состояние. Я должен радоваться. Вчера было что-то необычное в моей жизни. Что-то радикально новое. Я влюблен. А состояние у меня, как у двадцатипятилетней вдовы. Что со мной такое? Не ужели это от антрацита?

Через три дня я стал медленно сходить с ума. Я просто сидел в кресле и смотрел в потолок, изредка прерываясь на принятие кокаина и разговоры с зеркалами. Завтра надо пойти в универ.

Я подошел к универу к двенадцати. Меня удивило просто охрененно большое скопление народа, кареты скорой помощи и суетящиеся врачи. Я нашел Игу.

- Что случилось? – спросил я.

- Да какой-то туебень сдох. Говорят, нашел где-то кокоса и внюхал грамм пятнадцать.

- Ааа… понятно. – Я не знал, что еще сказать. - Пиво пойдешь пить?

- Ща, Максимка подойдет. – Он посмотрел на меня. – А чего тебя не было столько?

- Болел я. А на фига тебе этот пидор?

- Он мне фена подгонит. Если хочешь, и если есть деньги, можешь тоже взять. Максимус сказал, что у него дохрена.

Мне стало неприятно. Неприятно от того, что мой друг покупает у какого-то черножопого мерзкую дрянь. Неприятно то, что у меня есть то, что нужно Иге, а я ему не даю. Я меняю тему разговора.

- Знаешь, Гарик, я влюблен. По настоящему. Как никогда.

- Ты это и в прошлый раз говорил, а потом… ну ты помнишь, - усмехнулся Гарик.

- Нет. В этот раз все по настоящему. Она – само совершенство! – воскликнул я.

- А ты Брюс Виллис? Да?

- Да пошел ты? – Я опять меняю тему. – Что тут еще нового случилось?

- Они опять ее доставали.

Зря спросил. Игорь завел песню о своей малолетней девушке. Почему всех рок-музыкантов тянет к малолетним группиз? Что, это такая особенность рок-музыкантов? Все рок-музыканты делают это?

- Блин. И что? – я сделал как можно более заинтересованное лицо.

- Что-что… Эмо-девочка пришла вся зареванная. Главное, никто за нее кроме меня не заступается. Знаешь, такое ощущение, что она никому вообще не нужна.

- С ее извращенной философией это и не удивительно.

- Не говори так, пожалуйста.

- Ты же знаешь, что я прав.

- Может. Но все равно… мне кажется, что я устал ее любить. Из-за нее я получал пизды больше, чем те гребанные смельчаки, которые решили посягнуть на авторитетных девочек.

- Ты хочешь ее бросить?

- Я не знаю. Мне кажется, тогда она себе вены вскроет или еще чего.

- Если она тебе это говорила, шли ее смело.

- Нет. Она до такого не опустится. Но я устал. Мне хочется пройти по городу с девушкой… с моей девушкой, и чтоб на нас не смотрели как на ебанутых.

- А ты с ней говорил по поводу эмо?

- Слезы… слезы… одни слезы. Она говорит, что эмо – ее жизнь.

Подошел маупа. Он осмотрел меня с некоторым презрением. Потом спросил:

- Игорек, он с нами?

- Да, - ответил за него я. – Ты что-то имеешь против?

- Данила, мать твою, хватит! – Игорь зло посмотрел на меня. – Пошлите уже.

Я посильнее замотал свою шею в растафари-шарф. От марафета очень болит горло, а я не хочу его еще и застудить.

Мы сели на какой-то автобус, идущий как раз до общаги, где жил негр-пидорас. Мы молча стояли и смотрели друг на друга. Когда мы вышли, я узнал этот район. Кто-то в насмешку поселил гомогенмусор в обиталище всех нетерпимых: скинхедов, баркашевцев и прочих выблядков. Меня все подмывало спросить Максимуса, от чего он больше страдает: оттого, что он ниггер или оттого, что он педик. Но я не стал.

По мере того, как мы приближались к пункту назначения, Максим постепенно вытащил все серьги, убрал в сумку свой берет и фиолетовый шарф. Его куртка оказалась двусторонней – с одной стороны рейвовый ультрафиолет для универа и тусовок, с другой суровое милитари для своего сраного гетто.

По пути домой мы встретили Павлика. Павлик тоже спросил, есть ли у меня кокаин, хотя и я, и Ига, и сам Павлик прекрасно знали, что ему кокаин на хрен не сдался. Он даже его не пробовал никогда. Потом я рассказал Гарику о чуваке с волыной, упуская упоминание спидбола. Он долго смеялся, но вдруг резко стал серьезным:

- Ни хуя ж себе, как у людей крышу сносит. А представь, если бы это ублюдок достал настоящий ствол. Он бы тебя грохнул, не задумываясь.

- Может быть.

Я посмотрел на Игоря. Его замшевый плащ развивался на холодном ветру, придавая ему схожесть с поэтами начала двадцатого века.

- Меня вчера чересчур приглючило от кислой, и я видел самого Джима Моррисона. Мы с ним People are Strange сейшинили в две гитары. Классный приход.

- Да, Ига. Круто. Мне б такой, а то у меня только обоссаные и исписанные хуями стены и разговаривающие зеркала. – Я посмотрел на него. – Гарик, у меня к тебе есть разговор.

- Валяй… а он серьезный?

- Это тебе уже самому решать. Пошли ко мне.

Я привел Игоря домой и показал ему кокаин. Рассказал ему о том, как однажды встретил какого-то мужика, которому было очень плохо, о том, как помог добраться ему до больницы, о том, как он там умер и о том, как я сныкал его чемодан, содержимое которого Игорь перебирал дрожащими руками.

- Блин. Ну и лаки ты у нас. – Судя по всему Ига охуел на столько, что даже не обиделся на меня из-за того, что я зажал антрацит.

Игорь хотел вынюхать дорогу, но я его остановил:

- Подожди. Я тебе дам, сколько захочешь, но завтра. Сейчас я хочу напиться водкой.

И мы напились. Пьяные мы поперлись гулять по заснеженному городу. Только что выпал снег, и мы считали себя обязанными поиграть в снежки и слепить из снега что-нибудь пошлое и неполиткорректное.

Мы сами не заметили, как попали в район, где обитал наш черно-голубой друг. Мерзкий район. Одни хрущевки и размытый асфальт. Ходить невозможно. К тому же стало несколько зябко. И тут Игорь сказал:

- Даня, пошли к Максиму?

- На фиг он нам сдался? – Возразил я. – Он нас, что чаем хорошим напоет или водкой угостит.

Язык мой слегка заплетался и от этого голос звучал неубедительно.

- Мы ему кокоса продадим. По тройной цене. – Он посмотрел на меня умоляюще. – Дань, пошли?

- Нет, на хуй. Завтра будут все знать, что у нас есть кокс. А мне это не надо.

Бесполезно. Он схватил меня за рукав пальто и потащил куда-то во дворы. Потащить-то он меня потащил, а где живет Максимка он вспомнить спьяну не смог. Мы долго блуждали, пока не услышали истерические крики:

- Бегите! Бегите, блядь! – это орал Максимус, убегая от местной гопоты. – В машину!

Максим подбежал к машине – красной задрипанной семерке - и стал искать ключи.

Нашел.

Уронил.

Поднял.

Кое-как вставил в дверь.

Открыл.

Сел.

Открыл двери нам.

Мы тут же залезли внутрь и стали смотреть в заднее стекло. Толпа быстро приближалась. Мне, почему-то страшно не было. Как только машина тронулась, Ига высунулся по пояс из машины и заорал:

- Лимита! Лимита, блядь! Рабочий класс мира быть должен другим!

Я поддержал его в начинании цитировать Васина и через другое окно стал орать:

- Вы ебанные рабы, как я посмотрю! Рабы!

Кто-то из толпы слепил снежок и запустил его в меня. Естественно промазал.

Мы ехали уже полчаса.

- Макс, а че это они за тобой бежали? – спросил Игорь.

- Они пришли за феном…

- И застали тебя в нижнем белье? – оборвал я ниггера.

Максим резко тормознул тачку.

- Так, съебывайтесь от сюда. Оба. – Я заметил, как Максим смотрит на меня через зеркало заднего вида.

- Макс, извини, - Игорь с силой ударил меня по бедру. – Он больше не будет.

- Нет. Уходи. И шизика забирай этого на хер.

Я вскипел. Я даже не заметил как вскочил и набросился сзади на маупу. Я раза четыре ударил по затылку, о руль… Ига стащил меня с него.

- Блядь! – заорал он. – Успокойся. У тебя от кокса совсем крыша съехала.

- Он меня шизиком назвал. – Начал оправдываться я.

- Это так и есть. – Невозмутимо сказал Максимус, за что я попытался его ударить снова. Игорь мне помешал. Пидор продолжил:

- Знаешь, когда весь вечер треплешься про мегателку в которую влюбился, которая отвечает тебе взаимностью, а потом запираешься в комнате, якобы с ней, дрочишь и при этом орешь так, будто ебешь самую прекрасную, необычайную, ве…

- Хватит, - его оборвал Ига. Он посмотрел на меня. – Даня, ты говорил, что наверху ты был с ней.

- Я был с ней. Я не знаю, о чем говорит этот ниггер. Я с ней гулял. Она мне звонила. Вот у меня даже телефон ее есть. – Я достаю трубку и ищу в справочнике контакт “Она!”. – Вот, смотри.

Я открываю параметры и вижу, что там совершенно пусто. Ни одной цифры. Ничего.

- Вот видишь, я ж говорил. За вечер никто ее не видел. Телефон, который она тебе дала… его просто нет. Бля… у тебя такие глюки от воздержания от кокса…

- Скорей от постоянных передозов…

Я вышел из машины и куда-то побрел…

Игорь вкатал последнюю дорогу, откинулся на диван, достал гитару и стал изображать из себя Яна Кертиса.

- Больше нет. Все остальное я в толчок смыл. – Говорю я.

- Пофиг, - Гарик прекратил петь свою заунывщину и отложил гитару. – С коксом проблем больше нет. Его опять до жопы, и он опять дешев. Народ опять имеют по полной…

- А он и рад, - согласился я.

Игорь снова берет гитару и долго, заунывно поет и играет что-то из Joy Division. Я не помню название песни, но знаю текст. Я невольно начинаю ему подпевать.

- Дань? – вдруг спрашивает он.

- Что?

- К психу пойдешь? Ну… из-за глюков… - я вижу, что Гарику неудобно это говорить. – А то тогда, у Машки, помнишь, закрылся наверху, дрочил долго… а потом, когда ушел… ты ж раньше свалил… ну вот…

- Ругалась Машка?

- Бля… сильно, - по Игорю видно, что это правда.

- А чего ты мне раньше не сказал?

- Так ты про телку какую-то пел… суперскую… а она…

- Миф она, Игорь. Миф…нет ее… - от этих слов мне становится очень неприятно.

- И я о том же… так… ммм… может… ну…

Я его прерываю:

- Я все понял, Игорь. Никуда я не пойду! Только если на хуй.

- Ладно…

Игорь снова заиграл Joy Division… и мне на секунду кажется, что передо мной сидит не мой старый друг, а сам Ян Кертис…