Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Для лохов



noem

Шум. A tribute to Сергей Неупокоев (для печати )

Я помню, был такой фильм «Белый шум», в нем мертвые передавали сообщения живым через помехи в мониторе или динамике. В определенный момент включался телевизор - и бац! - среди полосок и ряби возникал чей-то силуэт. Нечто подобное произошло и со мной. Нет, конечно, не совсем тоже самое. Можно даже сказать, совершенно не то. Но, может, и то.

В общем, был вполне нормальный день. Я пришел из университета и засел в своей комнате. Делать ничего не хотелось, накатывал преддепрессионный стрем. Это когда становится определенным, что завтра я либо заболею, либо у меня будет глубокая депрессия. Бывает, болею месяца два, организм слабый. Недолго думая, я достал давно припасенный пакетик сальвии. Сальвия не антидепрессант, это знает любой школьник. Приход от нее странный и непредсказуемый. Ну а мне все равно, - делать-то нечего. Ну вот, выкурил я трубочку этой травы и решил расчехлить свой шестиструнный Эпифон, давно не играл. Аккуратно соединил цепь педалек короткими джеками, долго искал адаптер, когда нашел, воткнул его в розетку, тонкими проводками разветвителя подвел ток к каждой примочке, включился в комб, подсоединил наушники и сел.

Играю я, можно сказать, давно, но это не важно. Все мои знакомые музыканты считают меня обломщиком со стажем. Все потому, что просто мне несколько раз не повезло. Со своей первой группой я разошелся в процессе записи. Дело было в каком-то спальном районе Москвы. Студия была в трехкомнатной квартире, там были еще дети, какие-то бледные женщины и, собственно говоря, сам ее держатель - Алексей. У него были очки как у Джона Леннона и копна светлых кудрявых волос. Основной достопримечательностью этого хиппанского сквота было развесистое дерево марихуаны, росшее на балконе. Перед каждым дублем Алексей срывал с дерева лист, быстро сушил его в духовке и забивал им старую фарфоровую трубку. Трубка шла по кругу и после начиналась запись.

Я не знаю, почему так получилось, но в итоге выяснилось, что я засрал всю работу.

А именно: в то время как тамтамы перкуссиониста звучали так смачно и драйвово, как будто они, а заодно и сам перкуссионист были сделаны на Ямайке; в то время, как бас прокачивал ритм до невероятной глубины, а вокалист вопил так, будто в него вселились духи Джима Мориссона и Джанис Джоплин одновременно - во время всего этого пиршества духа моя гитара жужжала, пердела и фонила хуже самого старого и раздолбанного радиоприемника. Честно скажу, я не знаю, как так вышло. Все мое оборудование всегда в полном порядке, может быть, дело было в беспонтовности доморощенного наркотика?

С другой группой все было брутальнее и проще. Мы долго готовились к большому сборному концерту в одном клубе. И в день концерта наш звукорежиссер принес мне девайс. Он сказал: «Вот, сегодня ты будешь играть на этом». Надо сказать, что это был не просто - девайс, это был Девайс, Штука С Большой Буквы. Идеальный аналоговый предусилитель, розовая мечта любого гитариста, шедевр музыкальной механики, ламповое чудо, одна фотография которого способна вызвать непроизвольные оргазмические стоны у настоящего ценителя. В общем, понятно, о чем я. Непонятно другое, - каким таким таинственным образом перед самым нашим выходом на сцену все ручки у этой штуки оказались вывернуты на максимум, - так что когда пришло время моего неподражаемого соло, я выдал фидбэк просто умопомрачительной громкости. Концерт остановили. Контузию получили даже те, кто находился за сценой. Нет ничего удивительного, что после такого промоушна группа отказалась иметь со мной дело. А барабанщик даже стер мой номер телефона из своей записной книжки.

Ну так вот, я подсоединил наушники и сел. Для начала я включил два дисторшна, в наушниках появился гудящий прерывистый фон; добавил немного реверберации, эхо, урезал низкие частоты; шум получил пространственность и периодичность - я легко коснулся медиатором третей струны, пульсирующий фон стал интенсивнее - в гулком пространстве моего бездонного черепа стали появлятся и медленно двигаться удивительные нойз-фракталы. Под действием сальвии я начал впадать в медленное оцепенение. И тут появились они. Кричащие, стонущие, воющие, хохочущие, визжащие, они рвали прекрасную тонкую паутину моего шума и впивались мне в мозг. Меня затошнило, в панике я дернулся к ванной, наушники выскочили из гнезда и весь этот ужасный и непотребный рой мужских и женских голосов заполнил комнату. Я закричал; голоса, возникшие рядом со мной, вызывали во мне инфернальное отвращение и страх. Кто-то из домашних прибежал и отключил всю аппаратуру; чтобы прийти в себя мне понадобился стакан воды и десять минут.

Вот.

Потом я позвонил Гарику. Гарик удивительный и непостижимый человек. Во всем огромном пространстве медиатреша, который ежедневно рвется к нашим экзистенциям через средства информации, Гарик чувствует себя как здоровая хищная рыба в чистой прозрачной воде. Он - настоящий драгдилер от наркосиндиката, именующего себя медиасообществом. Не здороваясь и не снимая своей старой вонючей и потрескавшейся кожаной куртки, он сразу плюхается в кресло перед моим компом и через пару кликов запускает звуковой файл. В колонках начинают звучать потрескивания и заунывный гул.

- Вот, - говорит Гарик.

- Да, - говорю я.

- Это культовый норвежский нойзер. В данный момент мы слышим, как плавятся звукосниматели брошенной в костер гитары.

- ...

- А вот это, - быстро щелкает Гарик мышкой, - это...

Я даю ему наушники и включаю гитару.

- ...Это, - продолжает он, - могли придумать и воплотить только шумовики из Японии.

Я выворачиваю ручки на примочках и медленно включаю каждую. Гарик, одной рукой держит наушник у уха, другой суетливо ездит мышкой по коврику.

- Проект называется «Анальная интервенция», -говорит он.

Я смотрю на его лицо, Гарик пробегает глазами по экрану, затем открывает новое окошко браузера.

- Только представь... - начинает Гарик.

Я делаю немного погромче.

- ...Сверхчувствительный микрофон засунули в задницу хомячку и записали все, что услышали в течение часа.

- Эй, - наконец, говорю я ему, - ты разве не слышишь?

Он отрывается от экрана и смотрит на меня с недоверием.

- Они хотят что-то сказать, - говорю я ему. - Эти голоса в наушниках, ты их слышишь?

Гарик закрывает все окна в дисплее, и начинает отключать педаль за педалью, точно в обратном моему порядке. Но последнюю педаль эхо он почему-то оставляет активной.

- У советских психологов, - говорит он, - была такая байка: одной бабушке поставили железный зуб. И через некоторое время она пришла к доктору и пожаловалась на голоса в голове. И что бы ты думал, - оказывается зуб стал ловить радиосигнал! А?

Я смотрел на него, он смотрел на меня.

- Вот послушай, медиум, - он дал мне наушник и вывернул ручку громкости на педали эхо до упора.

«Японское пиво «Танако» - превед из страны восходящего солнца!» - орал наушник.

- Что это? - спросил я.

- Это радио, - сказал Гарик.

- Радио?

- Радио, - повторил он и встал с кресла, чтобы уйти.

- Ты поменьше бы увлекался галлюциногенами, - сказал он мне у выхода.

Я промолчал, ситуация казалась мне немного щекотливой.

- Да - и еще, - сказал Гарик в дверях, - сможешь сказать «пиджак с подвыподвертом»?

Я попытался, у меня не получилось. Настроение совсем упало.

- Ладно, пока.

- Пока.

Дискомфорт от полученного конфуза могла сгладить только очередная затяжка из запасов сальвии. Ее я и сделал. Потом я долго упражнялся в том, чтобы научиться говорить «пиджак с подвыподвертом», - через полчаса я стал настоящим виртуозом в этом нелегком деле. В общем, из дома я вышел, как обычно жизнерадостным и немного галлюционирующим, это мое нормальное состояние.

Город как всегда завораживал. В том, как шумит мегаполис, есть нечто бесконечно таинственное и тонкое. И главное в этом шуме не его характер и интенсивность, а главное - это его неотъемлемость и укорененность, это то - что отодвинуть его никуда и никогда нельзя, это беспредельная и тотальная обреченность жителей постоянно двигаться в пространстве шума, плавать внем, ориентироваться в нем, глушить его и бежать от него. Это так загадочно и возвышенно.

Путь мой лежал в самый центр города, на одну из самых широких, цветастых и фешенебельных улиц. Я прошел широкую арку и завернул в первый подъезд. Поднялся на седьмой этаж и позвонил в дверь. Да - квартира и у родителей Моны что надо; здесь есть джакузи, бар, велотренажер и просторный балкон с умопомрачительным видом.

- Привет! - говорит мне Мона и широко улыбается. По этой слегка печальной улыбке нетрудно определить, что она в очередной раз закинулась успокоительным.

- Привет, - говорю я и сразу прохожу внутрь - снаружи холодно.

- Я так давно тебя не видела, - говорит она, голос у нее становится печальнее с каждым новым словом. Ничего хорошего это не предвещает.

- Да, - говорю я.

Направляюсь к бару, наливаю себе на два пальца «Хеннеси» и разом все выпиваю. Над стойкой покачивается симпатичный брелок с надписью «Будапешт», на полу стоят пустые бутылки из-под бренди и мартини.

- Откуда это? - показываю я на брелок.

- Так, - улыбается она, - подарок родственницы.

Я ей не верю, но думать об этом не хочется, по телу распространяется приятное тепло от коньяка.

Мы проходим в просторную гостиную, и тут я замечаю ее. Она стоит за стеклом, среди других безвкусных экзотических редкостей, которые собирает отец Моны. Что-то в этой здоровой цветастой ракушке цепляет меня за самые яйца. Я не могу отвести от нее глаз, а тем временем Мона своим печальным голосом рассказывает мне о своей поездке в Париж.

- И знаешь что? - вдруг оживляется она, - у меня есть для тебя подарок.

С Моной я познакомился в университете. Надо сказать тут произошло то, что обычно случается в сопливых американских мелодрамах, на про неравные отношения между мужчиной и женщиной. Мона была из респектабельной семьи, папаша у нее был крупный акционер одной крупной компании, у мамаши была своя сеть модных бутиков в центре. Большую часть времени они проводили заграницей. Вокруг Моны всегда сновали прилизанные гламурные мальчики, у которых к 16 годам уже были свой Лексус и объемный счет в банке на карманные расходы. Но выбор Моны остановился на таком невзрачном пне, как я. Следует отметить, что социально-эконимическое неравенство в наших отношениях доставало меня меньше всего. И сейчас вы увидите почему.

- Вот, - сказала она, - извлекая из темного пакета прозрачное розовое платье на бретельках с очаровательными белыми сердечками внизу. Лицо ее излучало умиротворение и радость.

- Нет, - говорю я.

- Что нет? - говорит она.

- Я это не надену, - говорю я.

- Ну зайчик, ну пожалуйста, - говорит она.

Я молча смотрю на раковину за стеклом.

- Ну обещаю тебе, что это будет последний раз, - умоляет Мона.

Я выпиваю еще коньяка и говорю:

- Нет.

Она некоторое время мнет в руках платье и затем повторяет:

- Надевай, - тон ее неуловимо меняется.

Я встаю с кресла, хочу отступить к бару; однако слева в челюсть мне приходится мощный удар. В глазах появляется туман, голова кружится; другой удар сбивает меня с ног.

- Надевай, яйценосец, - склонившись надо мной говорит мне Мона. Ее зрачки расширены, она часто дышит. Я не могу собраться с мыслями, в ушах звенит.

- Надевай яйценосец, - повторяет она, подкрепляя сказанное двумя пинками в живот.

Зря я сюда пришел. Нужно было остаться дома, посмотреть фильм, посидеть в аське. Из носа потекла кровь.

- Не вздумай запачкать папин ковер, урод, - продолжает пинать меня Мона.

- Ладно, я надену, - говорю я, - не бей меня.

И вот я двигаюсь на Моне; на мне прозрачное розовое платье с белыми сердечками внизу и миленькие заячьи ушки, когда-то украденные из детского супермаркета. Мона извивается подо мной и стонет, она называет меня разными женскими именами; я чувствую как мое лицо начинает отекать. И тут раковина зазвучала. Я буквально увидел, как от нее распространяются звуковые волны, как будто раковина - это странный пространственный камертон, отвечающий на определенного рода звуки. Шум от нее был не похож ни на что - в нем был заключен целый космос, недоступный и невообразимо привлекательный. Нечто завораживающее, гипнотизирующее, потрясающее сразу оглушило меня и я отключился.

Пришел в себя я от пинка в живот.

- Очнись, космонавт, - говорит мне Мона, в руках у нее сигарета; Мона очень недовольна.

- Убирайся, - говорит она мне.

Я накидываю куртку прямо на платьице, кое-как влезаю в джинсы, напяливаю ботинки. Мона нервно курит, она стоит у дверного косяка.

- Ээээ.... - говорю я уже на выходе.

- Что еще?

- Сможешь сказать «пиджак с подвыподвертом»?

- Пиджак с подвыподвертом, еще вопросы?

На улице я сажусь на бордюр. У меня есть немного сальвии - последняя доза на сегодня. Непослушными от холода пальцами забиваю ее в трубку, прикуриваю. За аркой проносятся машины, под чьими-то ногами хрустит снег на тротуаре, бордюр ледяной, ветер продувает до костей. Завтра точно заболею.



проголосовавшие

RUUG
RUUG
Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Владд

Театр
Геррантокоб
Чойбалсан
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.028000 секунд