Литература

Посвящается Лене К.

Улыбаясь, она не могла понять, что происходит. Всего пару часов назад, увидев этого человека среди толпы, она бы посчитала его никчёмным стариком, но теперь была готова всюду следовать за ним. Была ранняя осень, снег то таял, то снова вырастал, и все кутались в тёплые одежды. На глаза время накинуло вуаль вечера, и стало темно. Она поссорилась со своим парнем, а потом со своей подругой и осталась одна. Было непонятно, то ли вся компания куда-то двинулась, её оставив, то ли она всех бросила и ушла во тьму парка Горького. Наконец, когда людской гул стих, она набрела на какую-то лавочку и стала тихо плакать, едва не заваливаясь на бок.

Сейчас ей это казалось дурным холодным сном, а тогда было реальностью. Всё изменил он. Сначала она почувствовала сильный запах сирени - её любимой, а когда подняла глаза, увидела перед собой весьма солидного человека лет пятидесяти, крепкого телосложения, в чёрном кашемировом пальто и дорогих, но массивных очках. Он протягивал ей букет сирени, невесть откуда взявшийся перед холодами, и добро улыбался. У него были необычайно белые зубы и смуглая кожа. Когда он заговорил, его бархатистый голос, меняя тембр и частоту вошёл внутрь её и остался там, как оказалось навсегда.

-Возьмите.

-Спасибо, - утирая слёзы, она почему-то взяла букет, хотя не хотела этого и даже не подумала, откуда взялась сирень в это время года.

-Я могу вам помочь?

-Что? - переспросила она, ещё не понимая смысла сказанных слов.

В ответ он молча достал шёлковый платок, пахший мужским "шанелем", и уголком ткани провёл у неё под глазами. Ткань была необычайно холодной, но слёзы всё равно сразу высохли.

-Вы очень расстроены, давайте я немного приведу вас в чувство.

Всё последовавшее напоминало сказку про Золушку. Он был бизнесменом и звали его Никанор Иванович. Услышав это имя, она расхохоталась, но ему было абсолютно параллельно. Они сели в бар под навесов, выпили пару кружек пива, а потом оказались на карусели. Он постоянно шутил и одновременно был серьёзен. Было невозможно оставаться равнодушной, хотелось постоянно хохотать. А когда он молчал, приходилось улыбаться, без смысла, без причины, просто от хорошего чувства, что дышишь, что можешь почувствовать собственные руки, собственные ноги, собственную голову и понять, что всё хорошо, если живёшь, значит тебя переполняет счастье.

Ник, как он просил себя называть, ездил на Макларене чёрного цвета. Захмелев девушка, уже висела на его плече, а увидев спортивную машину только и могла восхищаться и целовать его в обрюзгшие щеки… А когда он превысил скорость 200 километров в час по предутренней Москве, она начала визжать от удовольствия.

Мелькнули обезвоженные проспекты и улицы, они вгрызлись в какой-то переулок и долго плутали по нему, пока не оказались на Старом Арбате. Макларен бросили у ближайшего подъезда, а сами зашли внутрь. Сквозь стены грохотала музыка и пахло травкой. По каменному пролёту лестницы к ним спланировал какой-то парень в старомодном фраке и цилиндре. Он прямо-таки вился вокруг Ника и девушки, был эфемерен и необычайно подвижен, говоря в секунду тысячу слов и выражая такое же количество гримас. Он принял верхнюю одежду(пальто и пуховик) и повесил на вешалку из бронзы и слоновой кости, а потом мгновенно куда-то испарился, продолжая наблюдать за ними.

Ник повернулся к девушке. От него пахло французским коньяком и кубинскими сигарами. Взглянув в бездну карих глаз, девушка невольно затрепетала, её губы сами раскрылись, а руки обняли широкие плечи. Она хотела что-то прошептать, но не смогла. Поцелуй получился очень горячим и приятным. Даже более, девушка никогда не получала такого удовольствия от простого прикосновения губ и языков. Ей стало казаться, что в этом пожилом мужчине заключена громадная сила и удовольствия, неизведанные ране. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Ник тепло улыбнулся и жестом предложил взять себя под руку, а потом повёл её наверх.

Сразу же за дверью, встречавшей восходивших по лестнице, была громадная зала, украшенная лепниной, золотом, латунью, янтарём, зеркалами и ещё многим, что просто было невозможно заметить из-за галдевшей разношёрстной толпы. Слева со сцены летели оглушительные удары барабанов и надрывные стоны скрипок. Всё это сопровождалось ударами ног актёров по полу, в так музыке. В воздухе витали просто сумасшедшие ароматы. Опиум мешался с коноплёй и дорогими духами. А про алкоголь с табаком даже и говорить нечего, каждый первый нёс на себе отпечаток какой-нибудь вредной привычки.

Вокруг мелькали лица в масках и странных костюмах. Несколько дам в бальных платьях эпохи возрождения, проходя мимо, отвесили галантные поклоны. Ник ответил им вежливо щёлкнув каблуками ботинок и слегка кивнув. Девушка тоже попыталась сделать что-то подобное, но у неё не получилось. По всему телу бегали мурашки, голова отказывалась что-то соображать, посему она решила просто вцепиться в своего кавалера и далеко его не отпускать.

Прошествовал сквозь толпу, в которой не было двух одинаковых масок, как впрочем и предметов одежды, - всё было явно эксклюзивное - они сели на софу напротив сцены. А там словно черти плясали мужчины в чёрных кожаных платьях и масках. Не сразу она заметила, что Ник с кем-то разговаривает. Сквозь гул музыки не было слышно ни слова, даже несмотря на то, что Ник почти орал в лицо своему собеседнику, пухлому юноше в обычной городской одежде. Тот молча сгорал от стыда и был на грани истерики. А каждое слово всё сильнее и сильнее приближало его к ней.

Договорив, Ник ткнул пальцем в сторону выхода. Юноша послушно пошёл туда, поникнув головой и мелко дрожа. Сквозь распахнутую дверь, девушка разглядела, как он перевешивается через перила и бросается вниз головой. Она хотела заорать, чтобы все остановились, позвонили в скорую и что-нибудь сделали, что он не умер, но силы покинули её тело. Вокруг всем было плевать на пухлого юношу, и они продолжали веселиться.

Медленно и приятно всё вокруг начало плыть, наполняя её тело теплом и спокойствием. Толпа слилась в единую танцующую массу из мутных пятен, музыка стала невнятной, а потом кто-то поднёс к её губам холодный бокал с чем-то зелёным. В голове мелькнула и сразу же потухла мысль: "Абсент!" Ей показалось на мгновение, что её подняло над полом, над толпой и со страшной скоростью понесло на лестницу. Она даже услышала свист ветра, как вдруг перед ней возник гладкий мраморный пол, тело юноши и алая лужа вокруг его разбитой головы.

Неожиданно труп открыл левый глаз, мгновением позже правый, и на запекшихся губах изобразилась улыбка. Она предназначалась ей. Юноша вздёрнул указательный палец ко рту и прошептал: "Тс-с-с! Я уже ушёл!" Всё что было после этого превратилось в лёгкий бесплотный туман, который этим же утром выветрился из головы, не оставив и следа воспоминаний.

Шли тёмные дни, громкой поступью скользили недели, месяцы и вот уже на город Москву спустилась холодная и истощённая весна. Мутный воздух потрескивал от множества мелких льдинок, кружившихся в нём. Падая на плечи или голову, они медленно таяли от телесного тепла.

Сегодня он не позвонил и не приехал за ней. Уже спустились сумерки, а его всё не было. С тех пор, как они встретились, он не исчезал более чем на сутки. Либо звонил с мобильника, либо заезжала за ней во двор на своей чёрной урчащей машине, лихача и пугая почтенных бабушек у подъезда, которых он именовал не иначе как старыми ведьмами. Беспокойное и тягучее ожидание душило её пульсирующим спрутом. Что-то страшное должно было произойти. Что-то с ним, и она этого боялась. Она успела его полюбить за эту зиму. У них было много прекрасных встреч и ни одна из них не была похожа на предыдущую. И он был тоже почти всегда разным, но несколько вещей оставались всегда одинаковыми. Трескающийся бархат его голоса, необычайно приятный и ласковый; всегда тайны и странные события окутывавшие его с ног до головы, словно чёрный плащ; и необычайное зло, которое таилось в нём. Разбившийся юноша, был плодом действий Ника - он уволил его, наговорив кучу гадостей. Парнишка был очень впечатлительным. Скорой и ментам дали несколько пачек зелёных купюр и всё само собой уладилось, как обычное самоубийство. Ей это потом рассказал охранник, сам Ник настаивал, что всё ей показалось.

Но даже это было ничто по сравнению с тем, что случилось потом. Однажды, когда они гуляли по какому-то спальному заросшему мхом и пятиэтажками району, к ним подошла женщина и писклявым голосом попросила помочь. Охранник, не видевший никакой угрозы в несчастной старушонке, даже не дёрнулся, тогда девушка спросила: "Как вам помочь?"

Старуха сказала, что она очень голодна. Голос её был очень жалобным и пронимающим самые крепкие сердца, так что хотелось зарыдать от жалости.

-Да ты на водку всё спустишь, тварь! Мне никто не смеет врать! - покраснел Никанор Иванович, одновременно выплюнув эту фразу страшным полувоплем-полулаем.

Старуха испугалась, но было поздно. Она начала как-то отнекивалась, что, мол, действительно голодна, но Ника уже было не остановить. Он приказал охранник бить её. Тот повиновался, многда приговаривая: "На водку сука просишь??!!" Несчастное существо только молило о пощаде, но получало удар за ударом. Девушка начала трясти Ника, пытаться заставить его остановить это избиение, но тот улыбался и с наслаждением поглощал каждое мгновение чужой боли. Тогда девушка стала плакать и даже хотела убежать, но крепкая рука схватила её за локоть и потянула обратно. Всё вокруг заполнил туман, она ничего не видела.

-Смотри! - приказал властный голос Ника. И она смотрела, не будучи в силах сопротивляться его воли.

Когда они в тот день расстались, она долго плакала и не могла успокоиться. Её трясло, слёзы попадали в растянутый от стенаний рот. Они были горькими и раскалёнными, словно свинец. Тогда она твёрдо решила, что больше никогда не будет встречаться с этим страшным человеком.

Но самое страшное началось, когда она осталась одна. Всё вокруг таяло и разваливалось на куски. Она не могла спокойно читать, разговаривать, даже спать - голову всё время занимал он. Казалось, что сквозь объятия, сквозь поцелуи, сквозь слова, он просочился внутрь души и забрал её себе. И теперь без души, девушка необычайно страдала. Обращаясь внутрь за успокоением, она находила всё большие и большие порции боли.

Когда он вернулся, мир обрёл краски, стали радостно петь птицы и розы пахли так, будто только распушили свои алые хвосты. Он обнял её и поцеловал, тогда девушка окончательно и бесповоротно решила, что любит его таким, какой он есть. И они тогда долго шептали друг другу всякие приятные вещи.

Сейчас же она чувствовала себя брошенной и слабой. Все ниточки ведшие к Нику оборвались. Она звонила на мобильный, но там никто не отвечал, хотела пойти искать его, но испугалась того, что осознала. Она не знала где он живёт. Все места где они были, а их за зиму набралось несметное количество, не принадлежали почти никому кто-то бы мог знать где находится Ник. В голове мелькали странные мысли, пока не остановились на их самой первой встрече.

Девушка тут же порешила начать с парка Горького. Ей казалось, что именно там в толчее галдящих и шумных людей найдёт она своего возлюбленного с ароматной сиренью и милой улыбкой. Долго она бесцельно бродила по тропинкам, но так его и не нашла. Грусть обуяла девушку, и она обессиленная рухнула на лавочку, ту самую, где произошла их первая встреча.

Казалось бы, что пора на этом и закончить историю, раз мы начала на лавочке, то здесь она и закончится. Не торопись, дорогой читатель, впереди ещё ждёт разоблачение! Оставим же девушку, имя которой я придержу по личным причинам(они будут тоже разоблачены!), и переместимся во времени на неделю вперёд.

За эти семь дней, девушка была отчислена из института "за недостойное поведение". Впрочем, что может быть недостойного в постоянных нервных срывах и истериках? Все мы люди, и у господ преподавателей, наверняка, бывали вещи и похуже. Тем не менее, заставляя бедных студентов нести тяготы и измывательства, они рискуют попасть под их влияние в будущем. А влиятельные люди из них будут уж точно, можете мне поверить. Вроде Никанора Ивановича. Раскрою вам про него тайну: студентом его очень страшно гоняли, но повзрослев, он расправился со всеми своими обидчиками и таким жутким способом, что не берусь приводить его литературно! Это была страшная сказочка для университетских преподавателей, которые могу теперь идти ложиться на бочок и наслаждаться кошмарами, а всех остальных прошу проследовать за мной далее.

Изувеченная и постаревшая душа девушки еле держалась в теле, которое неясно как плыло по Большой Дмитровке. Мир вокруг колыхался неровными водорослями, булькали машины с улицу, бились хвостами рыбы-прохожие. А она чувствовала только пустоту и одиночество.

Так бы и прошёл день, в бродяжничестве по старым улицам, как вдруг мимо пронеслась чёрная молния и, вильнув, скрылась в переулке. Она сразу поняла, кто это был и тогда со всех сторон хлынули чудовищные раскаты весенней грозы. Она ринулась, расшибая воздух лёгкими движениями и скоро, запыхавшаяся и почти обезумевшая от горя, она стояла перед старым домом с одним единственным подъездом, рядом с которым примостился Макларен. Началась гроза.

Она помнила это место, здесь был сквот, который очень сильно понравился Нику. Промелькнул исписанный матом подъезд, и вот она уже стоит перед высокой, почти двухметровой дверью. Звонок устрашающе демонстрировал оголённые провода, но что может остановить доведённую до отчаяния девушку. Он с силой вдавила кнопку и с другой стороны донеслось протяжное: "Дзиииинь!" Тут же послышались торопливые шаги и дверь открыла приятная синеволосая женщина лет тридцати, в кожаной одежде и рокерских сапогах. Они знали друг друга, и гостья была понята с полу взгляда.

-Он не будет с тобой говорить… - тихо прошептала женщина.

-Мне всё равно, я хочу его видеть!

-Я спрошу…

На несколько мгновений, растянувшихся словно вечность, дверь захлопнулась и плотно сжала челюсти замков, а потом щедро распахнулась. Внутри было очень темно и сыро, где-то жгли индийские благовония. Хозяйка провела её вперёд, а потом куда-то налево и вот они уже были в захламлённой, пыльной комнате. Стены были заклеены рваными обоями ещё советских времён, окна плотно зашторены. Спиной ко входу стояло кожаное кресло. В нём сидела массивная фигура, а напротив горел потрескивая камин. Он бросал кривые блики на старинные бобины проектора - кто-то отчистил его почти до идеального блеска.

-Зачем ты пришла? - прошелестел бархат.

-Я… Я люблю тебя…

-А ты знаешь что такое любовь? - спросил он не оборачиваясь.

Тогда девушка подошла ближе и села рядом на пол, чтобы видеть хоть профиль любимого, который неподвижно смотрел в камин.

-Да…

-Таких как я нельзя любить. Я - воплощение зла и разврата. Я заставил тебя полюбить себя, но ты мне не нужна, потому что я пользовался тобой и получил всё что хотел. Теперь уходи.

Наступило тягучее молчание, которое лопнуло от шёпота:

-Я себя убью

-Это твой выбор…

-Господи, - продолжала шептать девушка, - Как же ты жесток… Когда-то… Когда-то ты же был человеком? Настоящим, который любит!

-Когда-то… - тяжко вздохнув, начал Никанор Иванович, - Тогда я был романтиком. Чистолюбивым мальцом, который радуется каждой крупинке власти и счастья. Теперь же я всё понял. Мне не нужны крупицы, мне нужно всё, чтобы продолжать оставаться тем злом, которое я есть. Сила, которую обретает человек, всегда обременена чем-то. Моя обременена злом. Чистым! Я напитался им, как напитывается губка, я стал творить его больше и больше. Настоящее зло слабым не бывает, оно всегда должно быть сильным, а иначе это будет не зло. Настоящее зло бессмертно! - тут он дико расхохотался.

Сидевшие до этого молча по углам безликие охранники, тоже начали смеяться, даже хозяйка начала хихикать, будто ей сказали что-то дико пошлое.

-Слышишь!!! Бессмертно! Бессмертно! - орал Ник.

Вот всё что услышала она, выбегая прочь. То что произошло далее случилось на моих глазах всего за несколько мгновений. Оказавшись на одном из московских мостов(очень звучное название, но я его так и не запомнил), она обмотала куском верёвки свою шею, а другой конец привязала к рюкзаку, наполненному чем-то очень тяжёлым, кажется кирпичами…

В тёмной прокуренной комнате, щёлкала плёнка, крутившаяся перед объективом. Над камином повесили белую простыню, а на ней мерцали старинные фильмы. Всё это сопровождалось прекрасным вальсом, который очаровательная синеволосая хозяйка мастерски исполняла в соседней комнате. Никанор Иванович смотрел на чёрно-белые кадры, плавно сменявшие друг друга, грелся у камина и черпал из бронзовой чащи свежие фрукты. Увидев смешной момент, он стал смеяться и попробовал откусить кусок спелой сливы. Не рассчитав силы, он слишком сильно надавил на сочные ткани, что кость пронзила их как кинжал. Вылетев таким образом и плода, кость прямиком направилась в разинутый ожиданием рот Никанора Ивановича. Вначале он ничего не понял, только услышал шлепок внутри гортани, а потом не смог выдохнуть. Его вдруг начало трясти, потому что он понял, что не моет дышать. Конечности его затряслись, охрана была уже рядом, стащили его на пол, стали бить по спине и что-то говорить, но Никанор уже ничего не чувствовал. Он только тихо прохрипел на ухо одному из охранников: "Бес… бес… смертно…"

Его лицо стало синим, а потом пепельным, как небо над Москвой-рекой. Воды её плавно перетекали, развивая тёмные волосы будто на ветру. Руки и ноги были расслаблены и раскинуты в стороны, на губах кривилась улыбка и какие-то слова, будто спасибо сказать хочет. Открытый взгляд карих глаз девушки смотрел вверх, в бушевавшее серое небо. Я надеюсь, она туда попала, а если нет, что ж… Когда она ещё была жива, один человек любил её очень-очень сильно. Она бросилась с моста, и он бросился следом, но поздно, слишком поздно чтобы её спасти. Он застал лишь ускользнувшую свободную душу и мёртвое тело, которое смотрело в небо… Потом он стал узнавать о ней всё, абсолютно всё, что ещё осталось, пока, наконец, не похоронил любовь и не переписал всё что хранила его память и блокноты.