Литература

Алексей Аникин

АРТРИХИНБЕРИФИЯ

Все состоит из вымысла. Из всевозможных эмбрионов больного и не очень здорового воображения. Этот вымысел берется умелыми чистыми руками, как пластилин, и хозяин этих рук лепит из него то, что принято называть действительностью. Возможно, что так было не всегда. Может быть, изначально действительность и вымысел были двумя разными кусками еще новенького, не перемешанного пластилина. Они наверняка были даже разных цветов, например, действительность была черной, а вымысел былым. Но потом, как это всегда бывает, по мере пользования этим пластилиновым набором куски начали постепенно смешиваться. Это и привело к тому, что теперь остался только один большой кусок серого цвета, в котором стало невозможно выделить фрагменты действительности, и так как кусок вымысла был значительно больше, то получившеюся пластилиновую массу начали принимать за вымысел. Так что нет ничего удивительного в том, что…

Наступившее утро было маловыразительным и пасмурным. Оно саркастически осклаблялось улыбкой постиранной футболки, и косоглазо поглядывало на дома, деревья и все то, что располагалось на этом рыхло-приземистом рельефе земли. Сон и меланхолия нависли над окружающим пространством, и, сплетаясь пылевидными нервно-паралитическими нитями, захватывали в свою крепкую, изворотливую сеть нынешнюю действительность.

По утреннему, еще не ожившему тротуару фланировал легкий ветерок. Он жизнерадостно шагал, поглядывая на свои лакированные, почищенные еще ночью туфли, и футбольными ударами пинал в разные стороны покоящийся здесь мусор. Занятие это ветру очень быстро надоело, и, сделав среднее сальто назад, он переместился на более патетический уровень. Здесь ветер начал еле слышно отображаться шумом в кронах еще не проснувшихся деревьев. Наигравшись, он сжался в точку и потерялся в атмосфере.

Круглое, похожее на басовитый блин солнце появилось на горизонте. Оно лениво посмотрело вокруг, и, держась за больную похмельную голову, принялось метать в разные стороны свои давно уже неяркие лучи. Несколько из них попали в мутные стекла серого девятиэтажного здания новой планировки. Именно этот дом был обречен стать…

Ровно в 5.59 утра из-за ближайшего угла вышеупомянутой постройки появилось ОНО. ОНО как всегда было в своем репертуаре, то есть невидимым, неосязаемым и не понимаемым. За все те миллионы лет существования ВСЕГО, которое подразумевало в себе константные и кардинальные перемены во времени, ОНО по-прежнему не модифицировало своего имиджа, как будто такие понятия как мода и вкус были для этого существа просто пустым звуком.

Медленно и осторожно передвигаясь, ОНО зашагало по тротуару по направлению к центральному подъезду дома. Подойдя к нему, ОНО остановилось и внимательно посмотрело своими ярко-коричневыми глазами на входную дверь. В это время где-то, не имеет значения где, настенные часы пробили ровно шесть часов утра, и ОНО не открывая дверь, вошло внутрь. Промозглость и темнота подъезда ударили этому созданию по мозгам, или вернее по тому месту, где обычно находятся мозги, а урчание воды в батареях и жужжание мух, сливаясь вместе, создавали вокруг очень антипатичную и настороженную атмосферу.

ОНО приблизилось к лифту и нажало кнопку вызова. К сожалению, в этом доме, как и во многих других, лифт в целях экономии электричества или в целях экономии еще чего-нибудь неизвестного отключали после двух часов ночи, и вновь работать он начинал только в семь часов утра. Еще несколько раз, надавив на кнопку, и убедившись в том, что толку от этого не будет, ОНО чуть слышно чертыхнулось и начало подниматься вверх по лестнице.

Его ноги не касались ступенек, а как бы наступали на воздух, примерно на высоте пяти сантиметров от поверхности лестницы, но в тоже время при каждом новом шаге отчетливо был слышен звук топота. ОНО поднималось очень медленно и казалось, что эта процедура дается ему с большим трудом. Сегодня был выходной день, а, учитывая еще то что, было раннее утро, и почти все жильцы дома спали, мертвая тишина, стоящая в подъезде, была вполне естественной.

Так шаг за шагом, преодолевая все новые и новые лестничные пролеты, с большой трудностью поднимаясь все выше и выше, ОНО наконец-то достигло поставленной цели. Целью оказалась площадка восьмого этажа или точнее одна из квартир находящихся здесь. Материализовав установленную перед собой задачу, ОНО тихонько хихикнуло, и, облокотившись на стенку, стало разглядывать двери квартир.

Сконцентрированный взгляд упал на могучую железную дверь под номером 56, покрашенную ультрамариновой масленой краской. Невозможно даже представить, как много значили эти две цифры для существа с именем в три буквы, которое стоит здесь и неловко переминается с ноги на ногу! Какую невообразимую и всепоглощающую энергию излучал этот нетрудно запоминающийся, порядково-квартирный номер! От него просто-таки разило потусторонним огнем, который разлетался в разные стороны миллионами эфемерных капель, закручивающихся в спиралевидную конфигурацию…

Бывает так, что однажды вдруг все пластические и гармоничные линии начинают растворяться, рассеваться или бесхитростно утекать куда-нибудь вниз, незаметно просачиваясь сквозь щели на старом дырявом линолеуме.

А на их месте возникают различного рода углы, и все вокруг становится каким-то неполноценным и угловатым. Нарождающиеся тут и там предметы ошарашивают воображение своей неординарной тупостью, прямолинейностью, а местами просто исступленной остротой. Возможно, это потому что углы, если верить геометрии, бывают тупыми, прямыми и острыми.

На первых порах это немножко пугает и обезоруживает, но постепенно начинаешь привыкать к этим обстоятельствам, точно также как организм приспосабливается к условиям окружающей среды.

Просто-напросто ты перестаешь воспринимать эту угловатость как что-то чуждое твоему телу и разуму, а спустя еще некоторое время ты и сам уже ощущаешь себя углом. Ты можешь быть, например, углом стола или стула, а еще лучше табуретки, стоящей на полу маленькой заскорузлой кухоньки. И страх, который присутствовал в тебе изначально, сменяется на покой и индифферентность, а боль и тревога уступают место легкой печали, меланхолии и воспоминаниям об еще не утраченном, но уже давно просроченном и протухшем времени.

Приблизительно именно так и чувствовал себя Банкин, наблюдая за пролетающим мимо его миром, на который он смотрел из окна троллейбуса номер семнадцать.

Сам, не зная от куда, но Банкин точно знал, что в данный момент он является правым нижним углом плаката, габаритом три на четыре метра, который висит на кирпичной стене заброшенного недостроенного здания. Скорее всего, строительство прекратили по причине нехватки денег на его продолжение, хотя возможно, что просто еще не построенное здание потеряло для окружающих какую-либо выгоду и пользу, подразумеваемую изначально после завершения данного мероприятия.

Но больше всего Банкина удивляло смысловое послание этого плаката, на котором крупными буквами было написано: “ДОЛОЙ МИКРОВОЛНОВЫЕ ПЕЧИ! ДОЛОЙ МЕНСТРУАЛЬНЫЕ СВЕЧИ! ”.

Банкин долго пытался найти хоть какое-нибудь логическое объяснение этому лозунгу, а также то, почему плакат висит именно здесь. Он вдруг почувствовал, что у него возникло очень острое желание, узнать для каких целей строилось здание. Это желание сформировалось где-то чуть правее сердца и обосновалось там, в форме маленькой точки или вернее небольшого круглого комка. Своего рода маленький Колобок Острых Желаний был слеплен чьими-то умелыми руками и незаметно зашит ему в тело.

Самое страшное было то, что Колобок Острых Желаний начал раскаляться и очень быстро увеличиваться в размерах. Банкин был абсолютно в этом уверен и поэтому его стал одолевать страх, страх того, что этот проклятый Колобок раздуется до такого размера, что разорвет его тело в клочья. Непонятно почему вместо груди Банкин схватился руками за голову и стал со всей силой давить себе вески. Банкин понял, что еще немного, и он раздавит свою голову как арбуз и забрызгает все вокруг сочной красной мякотью.

Перед ним встала дилемма: либо отпустить башку и дождаться пока Колобок вылезет из него как змея из старой шкуры, либо достойно покончить жизнь самоубийством, не поддаваясь вражескому Колобку Острых Желаний, который использовал его тело как живой инкубатор, а теперь, когда пришло время, нагло и беспардонно лезет наружу.

Внезапно троллейбус остановился. Это послужило для Банкина спасением, так как он туже пришел в себя и понял, что никакой он не правый нижний угол, а всего-навсего пассажир сидящий возле окна, а вокруг находятся такие же, как и он “всего-навсего пассажиры”, и к тому же ему выходить на следующей…

Шум доподлинный шум. Скорее даже не шум, а мурлыкающий гул, проходящий по трубам сверху вниз. В тоже время откуда-то слева противоестественный скрежет и дозванивание. Дозванивание всенепременно исходит из чего-то алебастрового и квадратного.

Гул тем временем начинает плавно сменяться каким-то неправдоподобным писком как будто это новая еще непознанная азбука “Морзе”. Скорее всего, она имеет другое название, но это непременно чья-то азбука.

Где-нибудь там на другой стороне кто-то сквозистый и ватный посылает сигналы. Возможно, это просьба о помощи, а возможно и скрытая угроза.

Все начинает рваться расходится по швам, которые были скреплены подпольным китайским заводом. Крылья как перышки они не чувствуют груза взгроможденного им на рабочие мозолистые плечи.

Возможно, это провокация, а возможно просто бред сивой кобылы. Хотя почему сразу сивой? Кобылка совсем даже ничего – добротная. Вот удой повысила на семь литров. К чему бы это?

Сидеть себе на какой-нибудь задрипанной кухоньке и пожевывать вчерашние пряники. Скучно.

Редко когда выпадает такой момент, когда появляются все эти предметы сразу. А тут вдруг, откуда не возьмись… многие бы продолжили: появился в рот ебись. Но на самом деле появились ОНИ. А именно: Полотенце, Башмак, Дверь, Киоск, Ручка, Песок, Вода, Телевизор, Таблица, Чашка, Лестница, Лавочка, Голос, Стул, Озноб, Грамм, Плакат, Дырки, Нож, Игла, Сверток, Звук, Ветер, Руль, Пиджак, Стук, Месяц, Царапина, Проем, Вид, Бег, Наклон, Снег, Капуста, Уровень, Цвет, Банка, Знак, Крюк, Лифт, Цветок, Вздох, Дорога, Пробел, Лампочка, Ужин, Грязь, Хуй, Тигр, Автомат, Осадок, Пробка, Недели, Мыло, Пробирка, Школа, Титры, Розетка, Яблоки, Кофе, Поезд, Естествознание, Интерес, Клоун, Космос, Пряность, Сито, Замок, Волки, Соль, Ковер, Амфиболия, Таможня, Бескрайность, Унитаз, Хлеб, Мультипликация, Сигареты, Океан, Чесотка, Горы, Чебуреки, Насморк, Бесстыдство, Лаконичность, Мелочь, Подшипники, Варенье, Глобальность, Блевотина, Настроение, Карусели, Прагматизм, Колеса, Норма, Случай, Сонливость, Перечисление, Поеботина, Огонь, Лом, Пропаганда, Книги, Рама, Материализм, Африка, Экспандер, Говно, Относительность, Бесповоротность, Павлины, Брюки, Лекарства, Законы, Лобзик, Геометрия, Дно, Барометр, Мусор, Философия, Краски, Улыбка, Стремления, Паспорт, Подставка, Повторение, Обруч, Континент, Работа, Время, Небо, Зазеркалье, Поросенок, Распиздяйство, Конверты, Мячик, Вокзал, Велосипед, Огород, Консистенция, Президент, Игры, Стрелка, Повышение, Дрожжи, Желчь, Пенсия, Гарнитур, Накуривание, Изнанка, Микробы, Кафель, Ненависть, Благоразумие, Блокировка, Искусство, Информация, Медведи, Пустыня, Болезнь, Асинхронность, Тиражирование, Надоедливость, Пятно, Ярлык, Простокваша, Бомбы, Газировка, Обороноспособность, Вентиляция, Щебенка, Девиация, Ножки, Каникулы, Голод, Электроснабжение, Юла, Викторина, Пятерка, Маршрут, Энтропия, Качество, Похмелье, Каскадеры, Суки, Заводы, Полдень, Смерть, Песни, Тишина, Артрихинберифия…

Солнечный зайчик всецело и бесповоротно потерявший чувство меры совести и стыда как угорелый носился по комнате, прыгая то на стены, то на потолок, то на пол. Он словно раб, разорвавший цепи и убежавший от своих хозяев с упоением наслаждался обретенной свободой.

Комната, в которой происходило все это солнечно-заячье бесстыдство, была практически пустой. Из присутствующей здесь мебели можно было выделить только большой высотой чуть ли не под два метра шкаф сделанный из темного дерева да маленький столик стоявший в противоположном от шкафа углу.

Помимо двух этих предметов неживой природы в комнате присутствовали еще две вполне живые особи мужского пола, которые сидели на полу, облокотившись на стену. На улице ярко светило солнце и те лучи, которые попадали в помещение через большое не зашторенное окно, покрывали внутренности комнаты светом, словно теплое пуховое одеяло.

- Слышь Денис? - Спросил один из них, прищуривая глаза от яркого света. – Вот ты мне можешь объяснить, что же такое это самая Артрихинберифия?

- А какая разница. - Ответил Денис каким-то совсем отстраненным голосом. Его взгляд был направлен куда-то сквозь пространство и не выражал ровным счетом абсолютно ничего.

Изобразив на лице недовольную гримасу, тот, что задавал вопрос (звали его обычно Толя) кряхтя, встал и медленно прошелся по комнате. Денис не обращал на него никакого внимания, по-прежнему находясь в каком-то коматозном состоянии.

Толя подошел к шкафу и, отворив его скрипучую дверку, достал оттуда помятую тетрадь в клетку объемом в восемнадцать листов. Она была практически полностью исписана крупным неряшливым подчерком. Открыв ее на последней исписанной странице, Толя с ухмылкой посмотрел в сторону Дениса.

- Это вчерашнее или сегодняшнее? – Спросил он у Дениса, теребя тетрадь в руке.

- Сегодня ровно в семь тридцать две. – Ответил Денис все тем же потусторонним голосом.

Толя внимательно посмотрел на текст и, откашлявшись, стал медленно и с выражением читать:

“Он. Он сидел. Он сидел на. Он сидел на диване. Он сидел на диване в. Он сидел на диване в халате. Он сидел на диване в халате и. Он сидел на диване в халате и в. Он сидел на диване в халате и в тапочках. Он сидел на диване в халате и в тапочках а. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно. Он сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Сидел на диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. На диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Диване в халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. В халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Халате и в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. И в тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. В тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Тапочках а за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. А за окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. За окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Окном шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Шел дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Дождь и было темно часы пробили девять а значит наверно пора. И было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Было темно часы пробили девять а значит наверно пора. Темно часы пробили девять а значит наверно пора. Часы пробили девять а значит наверно пора. Пробили девять а значит наверно пора. Девять а значит наверно пора. А значит наверно пора. Значит наверно пора. Наверно пора. Пора.”

Денис вдруг резко пришел в себя и по его лицу расплылась довольная улыбка больше напоминающая насмешку.

- Ну и что ты об этом думаешь? – Спросил он, показывая на тетрадь пальцем.

- Да… все это, конечно, имеет место быть,… хотя… я вот что… давно хотел тебя спросить. – Толя прошелся руками по волосам и внимательно посмотрел на Дениса. – Почему ты всегда пробуешь только первые и третьи? Нет, я не хочу тебя ничем обидеть, просто мне немного непонятна твоя психология. Ну, вот допустим, чем тебя не устраивают пятые?

Денис пожал плечами.

- Я вот лично просто обожаю пятые! Особенно знаешь еще, когда я учился в школе в классе так в седьмом в восьмом. Ведь приходилось вставать рано каждое утро, а для того чтобы высыпаться, надо было, и ложиться спать часов так в девять в пол десятого. Ну, так вот ляжешь, бывало пораньше, а спать то и неохота лежишь, ворочаешься в кровати, и мысли тут разные в голову лезут. Вот тут то и начинаются пятые! Как вспомнишь, аж слезы наворачиваются. Как давно все это было…

Денис открыл, было, рот чтобы что-то ответить Толе, как вдруг чудовищной силы звук обрушился откуда-то сверху и накрыл их словно проливным дождем. Толя упал на пол и обхватил голову руками как при бомбежке Денис же, так и остался сидеть с открытым ртом, а в его глазах отражался такой ужас, что если бы кто-то сейчас заглянул в них, то навряд ли забыл это до конца своих дней.

Несколько секунд они не могли сдвинутся с места, а когда, наконец, Толя попытался встать, новая волна звука просто впечатала его в пол. Страшный рев повторился еще два раза.

28.01.2003 – 9.06.2003

Ал.Ан.