Литература

Вот сейчас все маяки переведут на автомат и всё — прощай профессия «смотритель маяка». Будет приезжать человек раз в месяц, проверять, как там техника поживает, и больше ничего. Не надо никому жить у моря, роботизированный маяк сам себе фигачит лучом в море, когда нужно, и все дела.

А как же раньше было? Ну, совсем раньше, очень давно. Это ведь дрова были нужны, то есть кто-то их вёз к самому морю и сдавал потом смотрителю, а смотритель, наверное, проверял придирчиво — не сырые ли. А после пёр на себе по винтовой лестнице на самую верхотуру. И там разжигал костёр и следил за ним пристально, оберегал, лелеял, можно сказать, растил, как сына, чтоб не дай бог не ушёл весь в дым.

Это сейчас к морю попроще, а тогда — другой мир. Оно и теперь-то — другой мир, как и небо, потому, наверное, быть моряком или лётчиком так романтично. Хотя не то слово совсем, с какими-то розовыми соплями ассоциируется. Слово «жрецы» тоже решительно не подходит, да и раздражает меня всю жизнь, поскольку вижу я этих жрецов именно что постоянно жрущими — не укладывается в голове, что от «жертвы». Я не знаю, как сказать — «пограничники»?

Лётчик и моряк — уже не совсем люди, уже больше чем люди, волшебные существа, служители секретного культа. Люди-птицы, люди-рыбы. А смотритель маяка — это человек-птица-рыба, это вообще незнамо кто, грозная тень, хранитель огня, которому нипочём ни жар, ни холод, ни сырость с моря. У него глаза — угли, он шепчет что-то огню и смеётся тихонько ответу. Каково это — большую часть жизни сидеть где-то там, наверху, и пожирать глазами море?

Я представляю, как боялся смотрителя человек, ответственный за дрова. И как подгибались у него колени, когда страшный огнепоклонник не вышел за новой порцией для своего жаркого чада, и пришлось идти к нему туда, наверх, чтобы обнаружить мёртвым, у насмерть чёрного пятна на полу, в центре которого — кучка давно остывших костей костра. Лениво соскакивают с разодранного тела вороны, выпадают в узкие высокие окна, молча, беззвучно. И пугливый дровосек, ни разу в своей жизни не видавший кораблей, даже на картинках, тащит за ноги вниз по лестнице затвердевший труп смотрителя, голова которого бьётся о ступени и подпрыгивает, словно норовит оторваться, взлететь и впиться пустыми глазницами прямо в лицо несчастному продавцу дров.

Умер смотритель, ушёл птицей в небо, сорвался рыбой в море, растворился в огне.

Лётчики мне нравились, но стать я не хотел, потому что это — военные, а мне как-то не по душе война и всё, что с ней связано. Моряком бы хорошо, да рядом нет никакого моря, ближайшее — в Украине, далеко, да и чужая страна со своими проблемами. А по поводу работать смотрителем маяка я даже наводил справки, но всё зря, потому как необходимо техническое образование, а у меня вообще никакого нет, неуч я, куда мне. Вот так и пролетел. Когда-то, возможно, я им работал, только плохо помню, разве что ступеньки наверх и дрова на спине. И ещё как сандалии по камню шлёпают, когда наверх связку прёшь.