Литература

Рассказ в письмах

****

УССР, город Киев, ул. Крещатик,8, кв.25. Брик Лиле Уриевне

«Здравствуй, Лилечка, вкусняшечка моя! Как переезд? Нашла подходящую работу? Извини за то, что целый месяц тебе не писала. Женя тяжело болел. Попал в больницу с подозрением на двухстороннее воспаление лёгких. Провалялся там с 25 сентября по самый конец октября. Неделю был в бессознательном состоянии. Сейчас ещё очень слаб. Поэтому я пока не в настроении. Ты уж извини. Целую-обнимаю, пиши».

Валентина Петрова-Катаева

1 ноября 1938 года

Англия, побережье Корноулл, поселок Боскасл, Даун-стрит, 22. Роджеру Пристли.

«Привет, Роджер! Пишет тебе Евгений Катаев, твой друг из России. Как ты? Всё развозишь по побережью свежий хлеб? Уже два года прошло с тех пор, как я видел тебя в последний раз, а у меня всё не идёт из головы тот кошмарный пожар в Плимуте.

Я проснулся тогда в местной гостинице от диких воплей. Какая-то женщина кричала смертным криком. Я почувствовал запах гари, и сразу понял, что дело дрянь. А мой номер на последнем, пятом этаже. Кинулся я было в коридор, да вот беда, кто-то вышиб стёкла в торцевых дверях, и коридор превратился в огненную трубу! Вернулся я обратно в номер, стал рвать на лоскуты простыни, и скручивать из них верёвку. В номере, помимо моей кровати стояла, ещё одна, застеленная. Хорошо, что при мне ножичек оказался. Толковый такой, я в Берлине купил. Там и ножницы небольшие, и два лезвия. Я одеяло разрезал, плед с кресла. Только верёвка всё равно коротковата оказалась. И не подкати ты тогда под окна гостиницы свой хлебный фургон, падал бы я, полузадохшийся от дыма, с обрывком скрученной простыни в руках, не на крышу твоего фургона, а на булыжную мостовую! Так что я тебе как минимум здоровьем обязан. Настоящее мужское спасибо от меня. Удачи в бизнесе. И привет Джейн и детишкам!»

Твой друг Евгений 4 ноября 1938 года

США, штат Мичиган, город Лонгхенд, ферма Коуди. Брайану Коуди-младшему

«Хай, старик Брайан! Сто лет не виделись. Ну, конечно не сто, а всего лишь двадцать три года, но всё же.… Как там Коуди-старший? Вдвоем, вы, наверное, уже кучу дел наворотили. Помнишь, как я гостил у вас в 1915 году? Холодно был тем летом. Твой отец сказал, что в Лонгхенде такую пору в июне называют «ежевичным холодом».

В ту памятную ночь дождь хлестал без остановки. Наутро оказалось, что дренажная труба на птичьем дворе забилась мусором, и все ваши цыплята, увы, захлебнулись. Странное зрелище это было - десятки крохотных жёлтых комков в мутной глинистой воде. Ругаясь сквозь зубы, Коуди-старший прочищал ломом сточную трубу. А мы с тобой, шлёпая по воде резиновыми сапогами, побежали в сарай за большой плетёной корзиной.

Вот тогда он и появился из леса. Небритый, в помятой фетровой шляпе, джинсах и пиджаке вместо куртки. Вообще-то, в ваших холодных краях, пиджак куртке плохая замена. Собаки, чёрный лабрадор Корто и огромный рыжий колли Чинук, с яростным лаем бросились к незнакомцу. Он остановился, воровато оглянулся, и вытащил из кармана нож. Это был один из тех мерзких ножей, которые годятся только для драки. Твой отец выпрямился и властным криком отозвал собак. Незнакомец сложил свой нож и спрятал обратно. И правильно. Нож - никудышная защита от собак. Корто и Чинука можно было остановить только палкой, да и то, поодиночке.

Твой отец предложил незнакомцу зайти во двор. Тот нехотя рассказал, что сошёл с поезда в Твинсе, хотел добраться до Лонгхеда пешком, но заблудился, и поэтому вышел по лесной дороге прямо на ферму. А ещё он очень хочет есть. Мистер Коуди на мгновение задумался. А потом предложил незнакомцу заработать пару долларов, собрав во дворе дохлых цыплят. Тот молча кивнул. С выражением крайней брезгливости на лице, он ходил по двору с плетёной корзиной, грязно ругаясь, всякий раз, когда ему приходилось поднимать очередную тушку. Когда, наконец, он собрал всех цыплят, твой отец подошёл к нему и протянул деньги. «Вы могли бы, мистер, пообедать с нами, - приветливо сказал он, - на моей ферме найдётся ещё кое-какая работёнка для вас».

Глаза незнакомца гневно блеснули под низко надвинутой шляпой. «Я не собирался работать на твоей грёбаной ферме», - процедил он сквозь зубы. Коуди-старший сжал челюсти так, что у него желваки на лице заиграли. «Немедленно убирайтесь отсюда, а не то я спущу собак», - громко и внятно произнёс твой отец. И бродяга ушёл по той же лесной дороге…

Интересно, а в ваших краях вообще бывает тёплое лето? Успехов тебе, Брайан Коуди, в твоём нелёгком крестьянском труде! Коуди-старшему привет от меня большой.

Я обязательно как-нибудь приеду в гости на вашу ферму. Летом, конечно».

Твой друг Евгений

25 ноября 1938 года

УССР, город Киев, ул. Крещатик,8, кв.25. Брик Лиле Уриевне

«Здравствуй, Лилечка, вкусняшечка моя! Как там славный Киев-град? Как твоя работа в «Червоном прапоре»? Пришли мне при случае пару экземпляров. У нас в Москве с прессой от братских республик теперь проблемы. Был киоск на Садовом, назывался «Дружба народов». Там продавалась литература со всего Союза. Но после скандальной статьи товарища Нараямова в казахском журнале «Улдуз», киоск прикрыли. Как твой Катанян? Нашёл наконец-то работу? А у меня с Женей беда просто какая-то. После смерти Ильи, он целый год был сам не свой. Места себе просто не находил. Не ел, ни пил. Про творчество я уж молчу. Да и воспаление лёгких его здорово из колеи выбило. Последний киносценарий по заказу Мунблита через силу выжимал из себя. И дописывал, как всегда, в последнюю ночь! А тут прошлой осенью прямо расцвёл! Я уж думала, влюбился, и теперь меня, дуру старую, бросит. А ведь я ни одного дня в своей жизни не работала, ты знаешь. В случае чего помру сразу. Слава Всевышнему, не так всё. Он просто придумал себе новое хобби. Как ты помнишь, английский Женя знает безупречно. И теперь он вот уже полгода пишет письма в англоязычные страны. Сочиняет на ходу разные истории, которые якобы он переживал с несуществующими адресатами. Потом подписывает конверт, страну указывает правильно, и город, а улицу, дом и имя человека неверные пишет, придумывает. И отсылает с Главпочтамта. А когда письмо возвращается назад со штемпелем «Адресат не найден», радуется, как ребёнок, и булавкой к обоям в прихожей прикалывает. И стоит по полчаса, марки почтовые в лупу рассматривает, меня подзовёт, говорит: «Смотри, как буржуи в полиграфии-то, мол, изгаляются»! А я поддакиваю, и думаю про себя: «Пусть лучше так, зато хоть немного от смерти Илюши отвлечётся»! По радио слышала, у вас снова карточки на хлеб и на водку ввели…

Ну всё, обнимаю, целую, пиши. Пока!

P.S. И с прошедшим тебя Рождеством Господним! »

Валентина Петрова-Катаева

16 января 1939 года

(окончание следует)