Литература

Я помню тебя коротко стриженой, в перешитой по фигуре солдатской шинели и тяжелых ботинках, купленных нами во время последней поездки в Москву. Ты помнишь ту ночь в тамбуре поезда Рига-Москва, которую мы провели в грязно-желтом свете лампочки? Прижавшись друг другу и куря одну за одной, мы вглядывались в темноту за заплеванным стеклом и шептались о чем то совершенно глупом и неважном, помнишь? Помню, как вездесущие бабки, сидящие на скамейках у дома, шипели, глядя тебе в след. В след яркой, молодой и невозмутимой. А ты наслаждалась их негодованием, стараясь как можно более вульгарно закурить, выходя из темного подъезда. Помню твои белесые волосы, сквозь которые пробивалось весеннее солнце, образуя нечеловеческий, почти мистический ореол. Помнишь наш первый косяк? С выражением лица сицилийского мафиози, ты подошла ко мне на школьной перемене и заговорщицким шепотом поведала о том, что достала шепотку анаши, и что не позднее, чем сегодня вечером, перед школьной дискотекой, я просто обязан составить тебе компанию в её раскуривании. Анаша была, надо заметить, беспонтовой. В тот вечер, скурив неумело скрученную пионерку, ты остервенело пинала в углу актового зала какую-то девочку из параллельного класса. В бликах дешевого стробоскопа, под визг малолеток и завывания очередного попс-хита, ты, в длинном, черном пальто и гриндерсах, выглядела, мягко выражаясь, не гармонично. И чем она тебе не угодила? Я так и не спросил… Обычная девчонка в пластмассовых бусах на тощей шее, прыщами вместо сисек под китайской кофтой и размазанной по лицу дешевой косметикой. Никогда не понимал твоей логики в выборе жертвы. А потом ты, тяжело дыша, курила на крыльце, а я отмывал в школьной столовой от слез и соплей будущую продавщицу овощей и фруктов, попутно упрашивая не заявлять в милицию. Но она все равно заявила. А потом педсоветы, родительские собрания, детская комната милиции. Но тебя оставили в школе, не смотря на визгливые требования отправить «эту дебилку» в колонию для несовершеннолетних. Даже странно. Вот была бы потеха, закрой тебя на годик-другой к малолетним коблам. Хотя, думаю, ты и там бы шороху навела. Для нашего провинциального городка ты была «страхом и ненавистью», и тебя это необыкновенно забавляло. Помню, как перед еженедельной дискотекой организованной в бывшем кинотеатре, мы, спрятавшись за гаражами или сараями, пили «фломастеры». За яркий цвет, «фломастерами» называли дешевые настойки с содержанием спирта 18%. Отвратительнейшее поило: «Брусничная», «Клюковка», «Вечерний Псков», и прочие, – в основном за счет демократичной цены, пользовалось у местной молодежи, необычайным спросом. Или пиво «Балтика 9» через «затяг». Считалось, что если затянуться и, не выдыхая проглотить мерзкое, как правило теплое, пиво, «вставляет» сильнее.

Знаешь, с того дня, со дня под грифом «Х», в моей жизни произошло множество событий. Заигрывания с хмурым герасимом, предсмертные записки «по передозу» на внутренней стороне столешницы чьей то кухни, дружба с Яном Стюардом и его деревянными солдатами. Я отчаянно искал проблем и брил голову. Несколько городов, несколько институтов, из которых я закончил только один, да и то, скажем прямо, чудом. Невероятное количество мест работы, которые я меняю аккурат раз в полгода, ввиду лени и «крайнего человеколюбия». Кстати, я переехал в Питер. Именно здесь, в тесной комнате случайных знакомых, стараясь не дышать, мы впервые трахались, помнишь?

Девушки…Со дня «Х», их было невероятно много. Бесконечная карусель сливающихся задниц и влагалищ. Среди них была и еврейская девочка Ира, из интеллигентной ленинградской семьи, - я трахал ее в огромной спальне с потолками высотой далеко за два метра, меняя дырки в зависимости от настроения. С ней я чувствовал себя арийцем-победителем, насилующим и унижающим жидовскую тварь. А она думала, что это страсть и плотоядно постанывала. Или девушка Настя, с круглым шрамом на бледной жопе. Катя, и ее сиськи. Оля, - мастер спорта по волейболу, - девушка была выше на голову, и когда я объявил об уходе, врезала по щеке так, что на ногах меня удержало только чудо. Ксения, - аспирантка философского факультета: трахалась, как умалишенная, пила, как лошадь и была не согласна с Ницше. Студенка Юля, заебавшая своими родственниками из далекой Сибири. Наташа, с которой у меня был долгий, междугородный, роман «Москва-Санкт-Петербург», и которая в конечном итоге вышла замуж за какого-то московского менеджера среднего звена. Еще одна Юля, не желающая сосать, и еще одна Оля. Снова Оля, а потом Аня. Мария, Люда, Света, МашаГлашаДашанаташавалентинакатя….

Ты ревнуешь? Ты злишься, сука, за то, что я тебе рассказываю о своих бабах? А я злюсь на тебя за то, что ты оставила лишь несколько, теряющих из года в год цветность, фотографий, треснувший диск Tequillajazzz и белую куртку, залитую кровью, которую мы с твоей мамой сожгли в печи. Злюсь за то, что белая куртка, залитая кровью, не мялась, а ломалась, как картон, и на то, что мелкие стекла, прилипшие к материалу, больно резали руки. Злюсь на то, что когда я подошел к тебе уже лежавшей в ….., ты приоткрыла желтоватый, рыбий глаз, как бы приветствуя. Злюсь на то, что ты была в положении…

Со дня «Х» я ненавижу врача, который сказал, что тебя можно было вычерпывать кружкой. Со дня «Х» я ненавижу всех его пациентов. Со дня «Х» я ненавижу зевак, которые пришли якобы посочувствовать. Со дня «Х» я ненавижу юристов и экономистов, водителей и пассажиров, негров и белых, проституток и интеллигенток, детей и взрослых, преступников и милиционеров, учеников и учителей, красавиц и уродов, спортсменов и калек. Я ненавижу абсолютно всех!

Со дня «Х» я ненавижу себя за то, что с каждым годом день «Х» кажется все более обыденным.