Литература

Возможно, то была карма. Может быть, генетическая предрасположенность. Не исключено - особенности воспитания и приобретенные в процессе социализации комплексы. Кто ж его теперь знает? Как бы то ни было, уже в юношестве подлинной стихией Егора стало прозябание. Поначалу, впрочем, это тяготило и подстёгивало. Однако довольно скоро все надежды выкарабкаться и зажить, наконец, сочной жизнью были погребены под толщей распиздяйства и равнодушия. Егор легко убедил себя в собственной исключительности и пытался наслаждаться долей гордого лузера. Плелись годы – неприметные и безликие, как муравьи. Егор стоически давился своим кислым счастьем, слушая, как в отдалении шумит большая жизнь. Когда шум становился особенно звучным, Егор напивался.

То и дело в его существование как в яму сваливались люди, но надолго никто из них там не задерживался – все норовили забраться повыше и быстро терялись где-то в заоблачных далях. Время от времени удары по самолюбию наносили встречи с давними знакомыми. Отделаться односложными репликами в беседе с каким-нибудь бывшим одноклассником не удавалось – тот был словоохотлив и любопытен. Приходилось рассказывать всю правду – о своей работе продавца-консультанта в магазине «Товары для дома», о зарплате в 12 тысяч рублей, о тяжком бремени холостяцкого быта в коммуналке с тараканами и молью. Сочувственно выслушав нытьё Егора, одноклассник с упоением рассказывал, как недавно во второй раз женился и вот теперь собирается съездить на недельку в Прагу. За пятью минутами разговора, как водится, следовали рукопожатия, пресные улыбки и обмен номерами телефонов. После блиноподобное, лоснящееся достаточностью лицо одноклассника исчезало за тонированным стеклом «Бентли», а Егор продолжал безрадостно топтаться на остановке троллейбуса, выгребая из карманов мелочь на проезд. Несправедливость мироздания становилась всё очевиднее, и сил, для того, чтобы противиться бессовестному произволу судьбы хватало уже не всегда.

Однажды, когда дух был совершенно подавлен творящимися вокруг гнусностями и вероломством, Егор опустошил две бутылки портвейна «Таврида», после чего мучительно проблевавшись, уснул на лестнице собственного подъезда. Пробуждение принесло с собой не только привычную изжогу. Нахлынула странная болезненная ясность. Егор с тоской взглянул на лужу блевотины и его уши налились багрянцем, как спелые помидоры. В голове тревожно ухал колокол, и грохотали раскаты зловещего апокалиптического голоса. Говоривший безжалостно расстреливал Егора словами, в его интонациях чувствовалась непреклонность сваебойного агрегата: «И ИЗЫДУТ ТВОРИВШИЕ ДОБРО В ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ, А ТВОРИВШИЕ ЗЛО В ВЕЧНОЕ ОСУЖДЕНИЕ… И ВОЗДАМ КАЖДОМУ ИЗ ВАС ПО ДЕЛАМ ВАШИМ… ИБО НАСТУПАЕТ ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ ГНЕВА ЕГО, И КТО МОЖЕТ УСТОЯТЬ».

Егор вскочил, вытаращив глаза, и юлой завертелся на месте. Смысл бытия вырисовался отчётливо, как эрегированный хуй, накарябанный гвоздём на стене подъезда. Почему только он не додумался раньше? Ведь, в самом деле, стать праведником – это так просто и, одновременно, круто. Исключительный шанс получить пропуск в вечность, добиться, наконец, авторитета в социуме и заодно обрести право с мудрым снисхождением во взоре глядеть на тщету мира, на суетные и преходящие завоевания собратьев. Таким образом, проблема зависти к материально устроенным счастливцам навсегда теряла свою актуальность. Как именно следовало положить начало духовному обновлению, было пока не вполне понятно. Однако же, главное – найти в себе силы и вступить на Путь, а с частностями всегда можно разобраться по ходу дела. «Сегодня четверг. Начну, пожалуй, с понедельника», - твёрдо решил Егор и понёсся в ларёк за пивом – не обмыв судьбоносное решение, он бы заранее обрек себя на провал.

Первый день праведной жизни начался с нелепости. Опохмелившись, Егор вздрочнул на замусоленное фото Памелы Андерсон, после чего выкурил четыре сигареты и оттаскал за уши сопливого соседского пиздюка, вздумавшего играть в мяч посреди общего коридора. Лишь затем он вспомнил, что отныне должен вести себя как подобает праведнику, а это означало полностью отказаться от пороков и исполниться безграничной благости и терпения. Ещё одним условием, проигнорировать которое, увы, никак не получалось, было соблюдение заповедей христианства. Егор помнил только две – «Не убий» и «Не укради». Пренебречь этими предписаниями хотелось довольно часто, но Егор без труда справлялся с соблазном: за убийство и серьёзное хищение могли посадить в тюрьму, а за мелкую кражу – насовать по еблищу…

На следующее утро всё получилось как нельзя лучше. Искренние и возвышенные стремления клокотали словно вода в кастрюльке, приятно будоражили, подталкивали к действиям. Начинать нужно было с малого. Егор решил в качестве затравки ограничиться мытьём рук перед едой, а уже после возложить на себя более серьёзные обязательства. Всё сразу пошло как по маслу. Адаптация в новом качестве не потребовала усилий – выяснилось, что быть праведником приятно и ничуть не обременительно. Уверенности в собственных силах ощутимо прибавилось.

Следующей ступенью на лестнице благочестия был отказ от табака, алкоголя, сквернословия и онанизма. Это уже оказалось намного сложнее. К вечеру первого дня Егор весь извёлся: искушения штурмовали его дух как крепость и снимать осаду не собирались. Уже лёжа под одеялом, он всё-таки не стерпел и суетливо, точно опасаясь появления непрошенного визитёра, передёрнул на прекрасный тревожащий образ певицы Максим. После этого, озираясь как школьник, выкурил сигарету. Собственно, не было ничего страшного в этой маленькой уступке своим слабостям – ведь он находился в самом начале Пути, а значит, пока ещё имел право чуточку ослабить вожжи. Уже совсем скоро у него выработается иммунитет к зову пороков, тогда противостоять им станет намного проще.

Однако, в реальности, к изумлению, всё получилось ровно наоборот – через неделю твердыня воли рухнула. Егор снова зачастил в ближайший круглосуточный павильончик, где его хорошо знали как постоянного покупателя «Ягуара» и сигарет «ЛД». Но проиграно было одно лишь сражение - о капитуляции не могло быть и речи.

«Подлинная праведность не в воздержании от телесных услад, - мудро щурясь в зеркало, наставлял себя Егор. – Она в простоте и отзывчивости, в душевном и человечном отношении к ближнему. Вот к чему надо стремиться, не тратя сил понапрасну, не размениваясь на пустяки».

Решив так, Егор начал усиленно развивать в себе чуткость. Параллельно он занялся дыхательной гимнастикой и медитацией, дабы глубже познать самого себя. И добиться удалось немалого. Даже несмотря на то, что внешний мир и населявшие его полчища ебанатов противились этому как могли.

Его не понимали. Его высмеивали и норовили выставить идиотом. Ему создавали воистину невыносимые условия. Когда Егор погружался во внутренние бездны, под окнами тотчас начинали голосить какие-нибудь старухи, вооружённые гитаркой адепты русского рока или просто пьяное быдло.

- Идите нахуй, - высовываясь в форточку, кричал Егор очередной компании патлатых почитателей Виктора Цоя и Ильи Кормильцева. – Нахуй идите, говорю. Места, блядь, вам что ли мало, твари, ёпт?

В следующий миг он спохватывался: праведнику не пристало браниться, да ещё в таких выражениях. Приходилось излагать свои мысли в несколько иной форме:

- Эй, вы там, гомосексуалисты, - возвещал Егор из окна, краснея и отворачиваясь, - Ядрён батон… Ведите себя, чёрт возьми, тише, вы мешаете мне заниматься.

Снизу доносились смешки и язвительные замечания.

- Пошли вы в вагину, проститутки подзаборные! Сосите пенис! – скороговоркой выкрикивал Егор и торопливо прятался в недрах квартиры.

…Целый месяц он держался твёрдо как Воин, как Джедай, лишь изредка позволяя себе послабления. И всё же, благодать, что странно, не снисходила хоть тресни. Жизнь праведника была унылой и тщетной как безалкогольное пиво. Болото опустошения, подавленности затягивало его всё глубже. В то же время, соседи и сослуживцы почти единогласно признали Егора законченным долбоёбом. Особо сердобольные всё чаще заводили речь о помощи психиатра, норовили незаметно подсунуть визитки или вырезки из газет. Когда Егор уже был готов совершенно отчаяться, Провидение всё-таки сжалилось над ним.

Тем памятным вечером Егор возвращался с работы пешком – решил сэкономить на маршрутке, чтобы купить портвейна. Смеркалось, сеял нудный дождик. Проходя через лабиринт гаражей на окраине жилого массива, праведник втянул голову в плечи и ускорил шаг. Место было безлюдным, жутковатым: из числа тех, которые буквально притягивают отморозков. Мгла и сырость действовали угнетающе, невдалеке раздавался отрывистый собачий лай…

Внезапно Егор услышал, как кто-то шлёпает по грязи ему навстречу. Сперва он хотел броситься бежать, но, по счастью, совладал с порывом. Из сумрака прямо перед ним выскочила какая-то заполошная баба. Она шумно дышала и всё время оглядывалась, что наводило на мысль о погоне. Догадка тут же подтвердилась: с мольбой в голосе женщина попросила Егора указать ей кратчайшую дорогу туда, где есть люди и, желательно, отделение милиции.

В этот момент Егор особенно остро почувствовал, насколько тесен ему порочный круг благочестия. «Сейчас или никогда», - решил он и с готовностью кивнул в сторону узкого прохода между двумя рядами гаражей. С первого взгляда заподозрить это было сложно и, тем не менее: тропинка была тупиком – через сотню метров она начинала угасать в зарослях бурьяна, а затем и вовсе утыкалась в бетонную стену овощехранилища.

Обречённая спешно поблагодарила Егора и опрометью ринулась навстречу погибели. Минутой позже возникли преследователи – два дюжих молодца в трениках и олимпийках. Их движения выдавали такую свирепость, а лица лучились столь неподдельным идиотизмом, что жертве оставалось лишь посочувствовать. Один из амбалов величественно, словно жезл фельдмаршала, сжимал в руке обломок арматуры.

- Э-э, брателло, тут ща тёлку не видел? Куда сьебалась? – вопрос был более чем ожидаемым. Егор распрямил плечи, посмотрел на жлобов с братской теплотой во взгляде и, воссиял. Бескорыстно наводя этих людей на след незнакомой, не сделавшей ему ничего дурного женщины, он со всей отчётливостью видел, как дёрнулся в последней судороге и навсегда затих бедняга-праведник. Это было восхитительно, божественно - как первый проблеск солнца после затяжного дождя.

…Ещё несколько минут Егор стоял на месте и курил, с блаженством слушая доносившийся из-за гаражей визг бабы и надсадную ругань быдланов. Потом бросил окурок и, не оборачиваясь, зашагал прочь. Кашицеобразное существование евнуха обрело теперь форму и отточенность линий настоящей жизни. А сколько радужных перспектив замаячило на горизонте! От обилия вариантов рябило в глазах: для начала можно было как следует забухать, напиздить в столовой алюминиевых ложек, свернуть шею хомячку племянницы Вари и даже может быть, если хватит денег, снять шлюху. И это лишь малая часть открывшихся возможностей. Вытащив ещё одну сигарету, Егор лучезарно улыбнулся. Петлявшая меж обоссанных гаражей дорога вела прямиком в Свободу и Радость. Чесались взопревшие яйца…