Литература

На кухне завелись мыши.

Отец собирался на работу. Мать была в душе. Я лежал с температурой в своей комнате и прислушивался к шороху. Мыши бегали по полу, подоконнику и столу. Они даже в закрытую хлебницу забрались.

Отец открыл дверь и зашел в комнату. Я претворился спящим. Он спросил:

- Сколько ты еще будешь болеть? Я знаю, что ты не спишь, пойди сделай себе горячий чай с малиной.

Он постоял еще минуту, а я не подавал признаков жизни.

- Ладно, на работу опаздываю.

Он спустился вниз, начал одевать ботинки и куртку. Я сдернул одеяло и вышел из комнаты.

- Папа, - сказал я.

Он не отвечал.

- Папа! – крикнул я громче.

Он захлопнул дверь. Из душевой наверх подымался жаркий пар. Мать что-то там себе бубнила под нос. У неё есть дурацкая привычка: встанет утром и повторяет одно и тоже слово. Распевает его. Растягивает. Меняет ударения. Это собственная игра.

Например:

- ЯичницАААА, ЯиИиИиИчницааааааа, Йичница!

И так до бесконечности, пока на работу не уходит.

Из кухни снова донёсся шум. Мышиный топот. Будто они там скачки устроили, затем шуршание кулька, стук коготков по мраморной столешнице. Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Три мыши сидели на хлебнице. Еще две возились с сахарницей возле плиты. И штук пять бегало по полу без какой-либо цели. Может хвастались друг перед другом. Или так у них происходит брачный сезон. Противные шкурки цвета грязи, и цвета ржавчины, и цвета серой бестолковой осени.

Мать начала подыматься по лестнице и жевала одно и тоже слово. Сегодня это было – ключица. Она распевала его как могла. На все лады. От тошнотворного писка до будоражащего густого баса. Я забежал в комнату и накрылся одеялом. Она зашла. Постояла минуту, как отец.

- КлЮчица! – внезапно заорала она.

Я вздрогнул. Она заметила это и начала хохотать.

- КлючицА! – и снова она застала меня врасплох.

Подошла и села на кровать. Я выглянул из щелочки между подушкой и одеялом. Она была абсолютно голой и мокрой.

- КлЮ-Ю! Ю! Чи-Чи-ЧицААААААААААА! – проорала она и ушла на кухню готовить завтрак.

Я подошёл к кухонной двери и прислушался: громко работал телевизор, на сковороде шипела яичница, мать пела… но шорох мышей, их мелкие движения не прекращались.

Вечером я забыл про температуру и мышей. Сегодня у меня день рождения. Пришли бабушка с дедушкой. Отец сидел веселый и немного пьяный. Я давно не видел его таким веселым. Обычно, он не любит, когда приходят старики. Он говорит матери:

- От твоего папаши мочой воняет. Скажи ему.

Она:

- Не буду я ему ничего говорить.

Он:

- А мамаша твоя… такое впечатление вроде её из гроба достали. Сухая, белая, напудренная... крыса, вот она кто!

Она (начинает петь):

- СухА-а-а-А-яяяяяяяяяя БелААаАааАААЯЯЯЯЯяя…

Сегодня всё по-другому: отец одет в наглаженную красную рубашку, открыл шампанское, рассказывает анекдоты, много улыбается. Мать возле плиты. Готовит картофель, салаты разные, а из духовки по всему дому разносится аппетитный запах мяса.

- Где же наш именинник? – спрашивает дедушка.

- Он боится заходить на кухню, - отвечает мать.

- Почему? – спрашивает бабушка.

- Он думает, что у нас мыши! – отвечает отец.

- У вас есть мыши? – спрашивает дедушка.

- Нет, - говорит отец, - у нас уже лет десять мышей не было. Правда, Оксана?

- Да, - говорит мать. – Когда мы только в дом вселились, была одна мышь. Помнишь, мам, я тебе рассказывала. Мы ночью спали, мышь забралась к нам под одеяло и укусила меня за губу, а Валера её руками убил. Задушил просто.

Отец поднимает руки и трясёт ими:

- Вот этими вот настоящими руками!

- Вся кровать была в крови, - продолжает мать. – Откуда у такой маленькой мышки столько крови? Мы простыни и пододеяльник постирали, а кровь всё равно осталась. Пойдёмте, покажу.

Мы впятером идём в спальню. Мать снимает покрывало с кровати и показывает на одеяле бледные розовые пятна.

- Вот, видите?

- Почему не выкинули? – спрашивает дедушка.

- А мы что, миллионеры что ли! – отвечает отец.

Бабушка гладит меня сухой меловой рукой по голове.

- У кого сегодня день рождения? У Игорька сегодня день рождения.

Мы возвращаемся на кухню. Я стою в дверях и смотрю на стол, ломящийся от еды. Шуба, селедка, оливье, две бутылки водки, лимонад дюшес, картофель и много чего еще.

- Заходи, не бойся, - дедушка говорит. – Нет здесь мышей. Я ни одной еще не видел. Заходи, Игорек, садись.

Дедушка выдвигает стул. Я неуверенно на носках захожу в кухню и сажусь возле дедушки на краешек стула.

- Вот видишь, - мать говорит. – Не так уж и страшно.

- Что пристали к ребенку? – отец разливает водку по рюмкам. – Может он слон…

- Как это слон? – спрашивает бабушка и накладывает салат.

- Ну слон, слоны же боятся мышей. Вы не знали? Представь, Игорек, слон огромный такой, а мышей боится. Вот и тебе уже десять лет, а ты трус такой. Ты не слон, Игорёк?

- Нет, - отвечаю.

- Какой же он слон? – спрашивает бабушка. - У него же хобота нет.

- Чтобы быть слоном необязательно иметь хобот, - отвечает отец.

Они выпивают по первой, потом второй и третьей.

- Знаете, почему слоны мышей боятся? – спрашивает отец.

Из хлебницы на подоконнике высовывается мордочка. Блестящие красные глазки и длинные усики. Я вскакиваю со стула и бегу в коридор.

- Игорек! – зовет меня дедушка. – Что такое?

- Там мышь! – говорю.

- Где? – спрашивают все.

- В хлебнице.

Отец идет за мной и насильно тянет за руку.

- Мать, открывай хлебницу. А ты смотри, Игорек, пора уже взрослеть.

Мать берет хлебницу, и как фокусник, медленно открывает её, словно магический ящик. Там лежит вчерашний черный нарезанный хлеб.

- Что за ребенок такой, а? Ну и где твоя мышь?

Я снова сажусь за стол. Ем салат с картофелем.

- Мясо готово! – говорит мать, подходит к духовке и достаёт противень.

- А пахнет-то как вкусно ммм, - говорит бабушка. – Что это за мясо?

Мать загадочно улыбается.

- Это секрет. Одна подружка рецепт дала. Там и сыр, и овощи, и лучёк.

Мать берет тарелки и накладывает мясо. По полу возле раковины пробегает ржавого цвета мышь с длиннющим хвостом. Я поджимаю ноги и терплю.

- Так знаете, почему слоны мышей боятся? – повторяет отец.

- Почему? – спрашивает бабушка и кусает мясо. – Вкуснотища-то какая, Оксан!

- Потому что мыши прогрызают им ступни и путешествуют по телу. До самого сердца доходят, как иголка.

Внезапно дверь шкафчика над столешницей раскрывается и оттуда выпадает перечница и пакетики со специями. Дверца закрывается и внутри слышен шорох и писк. Отец быстро встаёт со стола.

- Где пульт? – кричит он и приходит в ярость.

- Где пульт, Оксана?! Сколько раз тебе можно говорить – клади пульт на место, клади пульт на место!

Отец находит пульт на столешнице возле чайника и громко включает телевизор.

- Посмотрим хоть, что в мире творится.

Бабушка с дедушкой удивленно переглядываются. Мать подымает перец со специями и перекладывает их в другой шкафчик.

Через час на кухне тушат свет. Все уходят в коридор и оставляют меня одного. По столу, полу и стенам дико мечутся мыши. Одна из них касается влажной шкуркой моего локтя. Я вскрикиваю и в этот момент заходит мать. В руках у неё торт со свечами. Сзади неё отец, бабушка и дедушка поют: С днём рождения тебя, с днём рождения тебя, дорогой Игорёк!

Я дую на торт, лишь бы только свет быстрей включили. Две свечи никак не тухнут. Дую еще раз, всё равно не тухнут.

- Дуй сильней! – советует бабушка.

По ноге карабкается мышь, я чувствую её колючие коготки под брюками.

- Включите свет! – кричу я. Мышь добирается до колен. Я стряхиваю её наотмашь рукой. Она бьётся о холодильник и убегает. В прыгающем свете двух свечей, я вижу блестящие глазки и острые зубы мышей. Они сидят на столешнице возле посуды и смотрят на меня, не шевелятся.

- Убейте мышей! – кричу я.

- Дуй сильней! – отвечают мне. Я дую изо всех сил и тушу свечи.

Отец клацает выключателем. Свет не загорается.

- Что такое? – спрашивает дедушка.

- Может лампочка перегорела, - говорит мать.

- Валера, что там?

- Сейчас попробую в комнате включить… нет, свет пропал. У нас это часто бывает.

- Сейчас найду свечи, - говорит мать и вслепую открывает шкафчики.

Я чувствую, как во тьме шевелятся мыши. Много мышей.

- Будем при свечах сидеть, - говорит бабушка и что-то жуёт. - Раньше вообще электричества не было, так что…

Мыши пытаются взобраться по моим ногам. Я скидываю их и дрыгаю ногами. Мерзкие жирные шкурки. Щекотные усики и острые коготки.

- Мыши! Мыши! – кричу я.

- Да заткнись ты! – говорит мать. – Надоел уже. Нет никаких мышей.

Где-то опрокидывается стеклянная посуда и разбивается. Раздается писк. Громкий писк.

- Это я, случайно, - успокаивает всех мать. – А вот и свечи, сейчас зажгу.

Писк нарастает. Усиливается.

- У вас что, действительно мыши, Валера? – спрашивает дедушка.

- Да нет у нас никаких мышей, - отвечает отец. – Что вы слушаете этого слона… Игорёк. Ты зачем бабушку с дедушкой обманываешь, они уже старенькие, некрасиво так. Может, спать пойдёшь уже?

Я сижу с поджатыми ногами и боюсь пошевелиться, мыши прыгают на задних лапках у моего стула и пищат.

Чтобы перебить писк мать начинает громко петь:

- ИииигОооор (и пронзительно кричит в конце слова) ЁК! ИиииИИИИ (замолкает) ор ЁК!

Наконец мать зажигает свечу, мыши бегут врассыпную.

После полуночи бабушка с дедушкой собрались уходить. Я хотел было затащить дедушку в комнату, чтоб поговорить с ним наедине, но отец не позволил.

- Дедушка уже спать хочет, нужно было раньше говорить.

Бабушка наклонилась и поцеловала меня в щёку.

- Ложись спать, слоник, мы завтра еще зайдём.

Родители пошли их провожать и забрали ключи, оставив меня наедине с мышами. Я стоял в прихожей при свете свечи в стакане и боялся пошевелиться. Наверху творилось бог знает, что: такой топот, будто это кони там бегают. Бьётся стекло, хлопают дверцы шкафчиков и всё это сопровождает беспрерывный писк, который сдавливает голову, как тиски.

Затем появился свет.

Я взял швабру под вешалкой и начал медленно подниматься по лестнице. На одной из ступенек сидела жирная мышь и что-то держала в передних лапках. Она зло посмотрела на меня и отвернулась. Я размахнулся и влепил ей шваброй прямо по спине. Брызнула кровь, серая шкурка порвалась и оттуда вывалились чёрные вонючие внутренности.

В коридоре меня поджидали целых пять мышей. Они держали в лапках еду со стола и жадно вгрызались в неё. Я начал бить их шваброй и убил трёх. Две убежали вниз по лестнице.

На кухне горел свет. Через мутное стекло двери просматривались мыши, бегающие по столу. Я медленно открыл дверь и, размахивая шваброй, начал бить прямо по столу, и полу, и стенам. Когда уцелевшие мыши разбежались, на полу и столе валялись трупики их соплеменников.

Собрав все трупики, я выкинул их через окно. Раскручивал тельце за хвост и швырял за забор к соседям. Штук двадцать выкинул.

В замочной скважине два раза провернулся ключ. Я забежал к себе в комнату и залез под одеяло. Родители весело переговаривались в прихожей. Мыли руки. Потом мать долго мыла посуду, а отец смотрел бокс по спортивному каналу.

- Валера! – испуганно крикнула мать. Шаги отца.

- Что такое?

- Я не могу найти наших… (из-за плеска воды в раковине не могу разобрать слова)

- Что?! Ты хорошо искала?! – удивленный голос отца.

- Да-да, хорошо, что думаешь, я совсем уже дура?

- Ладно, давай вместе еще раз поищем.

- А где Кропотун?

- И Морчика нету?!

- Белик, Белик, ты где?!

Они хлопают шкафчиками, двигают кухонную мебель, шепчутся. Швабру я засунул под кровать.

Через минут пять в комнате зажегся свет. Мать и отец стояли и смотрели на меня. Лица бледные, глаза пустые, рты перекошенные злобой, кулаки сжатые.

- Что ты с ними сделал? – спросил отец.

- С кем?

- Ты знаешь с кем, - за спиной мать прятала ремень.

- Говори по-хорошему, - пригрозил отец.

- Я их спрятал.

- Куда? – спросили они в один голос.

- Они вот здесь.

Из-под одеяла я достал большой кусок сыра и швырнул его в угол. Родители мгновение заворожено смотрели на сыр, а затем кинулись на него, стали на четвереньки и порвали его на куски. Быстро достав швабру, я начал бить их по спинам со всей дури, бил их и бил. А они продолжали терзать сыр и злобно зыркали на меня. Шипели и пищали. Рубашка на спине отца порвалась и оттуда полезли чёрные жидкие внутренности. Завоняло протухшей селедкой и мусоркой. Я влепил матери по голове и снёс ей пол черепа. Она перестала жевать сыр и вмиг обмякла. Её тонкие руки дергались в конвульсиях. Отец жалобно посмотрел на меня и я нанес свой последний удар.

Чтобы убедиться, что всё закончилось, я подергал их за хвосты. Они поджали под себя лапки и свернулись в позу эмбрионов. Безжизненный когтистый кулак отца раскрылся и из него выкатился оставшийся окровавленный кусок сыра.