Литература

Мне уже третий раз пытались впарить кулич, а когда хлебная баба услышала, что я нехристь, лицо ея перекосилось, как мировоззренческая парадигма «нового реалиста».

Кулич украшался розовыми и голубыми узорами, напоминая о правах меньшинств, и блёстками, напоминая джинсы гламурок. Я предпочёл бы выйти прочь ни с чём, но хлебная баба сказала:

- Скоро закрываемся, а вы так ничего и не купили. Вы, наверно, даже пасхальный шприц не видели.

- Нет, - ответил я. – Это такой… узоры на куличе делать?

- Был один парень, - сказала продавщица, ставя чай на мой столик, - и другие люди объяснили ему, что в пасху-то ширяться – самое оно.

***

А ещё раньше он прочитал, что буддийские монахи ежегодно принимают психоделики, чтобы проверить, как близко подошли в своих медитациях к пустотной черте.

И решил он устраивать себе буддийскую пасху – полностью обращаться в буддизм было страшно, вдруг бог накажет, да и много сложных слов учить западло. Православные как-то проще выговариваются. Парень работал электриком и совсем недавно подключил интернет. Точнее, у него была и старая жизнь, с интернетом и двумя курсами вуза, а потом ему пришла армия. А на этой новой гражданке он не соображал, куда девать умения, приобретённые в казарме. Только умение находить и прятать вещества пригодилось. Каждую пасху он покупал ампулу для объединения с Христом.

Длилось это три года, и на четвёртый на районе всплыл коммунист. Ниибу, сколько ему лет. Говорят, от психушек его лицо сначала помялось, потом разгладилось, потом отекло, как у больного водянкой. От его убеждений в итоге осталось одно: нужно ширяться каждый год в порочный день согласия и примирения, протестуя против ликвидации седьмого ноября.

Брат коммуниста разменял квартиру и выселил непримирённого в немецкую однушку возле моста.

Коммунист долго думал, обдирая обои. Ждать ли революцию? От митингов нет никакого проку. Праздник труда прошёл – нечего отмечать. Борец надел поганую куртку и вышел в полночь. Возле ларька курили пьяницы. Коммунист спросил у них, где торгуют ханкой.

- Постучи в пятый дом, - лениво отозвался один. Ханку изготовляла его мать, но гопник был молод, добродетелен и не желал портить репутацию.

В двенадцать пятнадцать из пятого дома выбрался электрик и столкнулся с коммунистом. Рыжая собака пробежала мимо них и села кусать пакет. Христос стремительно воскресал.

- Я знаю, где. Тихо, нах, - сказал электрик.

Мужчины дошли до пятиэтажки и обосновались во дворе, где можно было курить и отливать. Коммунист между делом изложил свою концепцию.

- Ты ширнёшься раньше срока, и у тебя совсем не будет убеждений, - сказал электрик.

- Уже нет.

- Значит, ты щас должен принять Христа.

- Религия – опиум. Пасхальный шприц.

- Шприц – моя жертва господу. А всё остальное – моя православная жизнь.

- А почему ты, сцукодав, - спросил коммунист, - жертвы не приносишь каждыми днями? Почему ты не сделал свою жизнь пиздатой?

- Мне нечем, - сказал электрик. – Нужно давать ему деньги, золото. А где я это возьму? Короче, не за что богу делать мою жизнь пиздатой, но за пасхальную ханку меня возьмут в рай.

- Это кто тебе сказал?

- Я это видел. А ты что видел?

- Тебе какое дело? – спросил коммунист. – Ты чё трепешься? Вера – это интимное, а ты стоишь на детской сцукоплощадке с открытым хлебалом. Не надо гнать, что в рай тебя возьмут.

- Тебе завидно, олень, - порадовался электрик.

- Я воще о другом.

Но электрик будто не слышал, а коммунист тоже не слышал, что его не слышат, ибо принципы внезапно вернулись к нему.

- Да ты ничего не делал, рогатая падаль, - сообщил электрик. – Зарплата не растёт, армии манда, шестьсот храмов не построено. Ходят пидоры с флагами и не могут увидеть децельный глюк.

Коммунист хотел дать врагу по морде, но что-то обмякло внутри него, будто сдохшая собака в мешке. И электрик хотел дать врагу по морде, но вспомнил, что уже много ночи прошло, а Христос так и не получил свой шприц, а значит, на следующий год родится человеком и умрёт по-человечески. Электрик буркнул: «Пошли уже», - и враги достигли здания, жёлтого, как монашеская одежда, но на стук никто не открыл, и какой-то мужик проорал за дверью, что он не Вера и никакой ханки у него нет.

Тогда, не выдержав, коммунист вцепился православному в горло и долго не отпускал. Люди в домах пили и спали, и полиция прибыла нескоро.

Покидая чужую улицу, коммунист подумал: надо откупиться от Христа, чтобы тот не пошёл по следу. Он снял поганую куртку и бросил возле изгороди. Эту тряпку мог подобрать нищий, но сержант увёз её в качестве улики.

Несмотря на то, что милостыня не состоялась, свершилось чудо. На том же месте, где обычно, появился большой шприц с контролем. Кровь внутри него достигала высшей отметки и сияла чистой лазурью, не различимой обыденным нашим зрением.

***

Не помню уже, что я купил в этой булочной.