Литература

Лора и Ванда ели бигмак. На лбу Ванды синела точка камеры диаметром пять миллиметров.

— Девки, давайте быстрее, — злился режиссер Петреску. — Сначала репортаж, потом ням-ням.

— Завали, завали, — отвечала набитым ртом Лора.

Она включила зеркальце на огрызке и проверила мушку-микрофон справа над верхней губой.

— Отлижи мою пизду, — беззлобно сказала Ванда. — Убирай, включаю.

Ванда повернула голову к стеклянной стене закусочной. На улице смеркалось, зловеще темнели кусты лавровишни. Именно зловеще, дабы соответствовать теме передачи. Лора спрятала огрызок в карман юбкоштанов. Ванда скользнула взглядом по корявым серым стволам платанов — их корявость тоже была очень кстати. По площади бежала черная кошка — Ванда не забыла и ее. Она привычно потянула ладони в стороны, чтобы укрупнить план. Злые кошачьи глаза появились на мониторах.

— Завязывай с котэ, — велел Петреску.

— Пизду отлизал, я сказала!

— Завалили оба! — прорезался голос звукорежиссерши. — Заебешься вас вычищать.

Ванда перевела взгляд на Лору.

— Мы находимся в тихом пригороде Одессы, — начала Лора.

У Петреску в ванной что-то упало, незнакомый мужской голос матюгнулся, послышался плеск воды. К счастью, Вика успела отключить его от основной трансляции.

— Держи темп, — сказал Петреску. — Перезапись начиная с кошака.

— Уютные улочки, старинные дома, вкусная еда как в детстве. На всем лежит налет старой доброй патриархальности, — продолжала Лора. –– Мужло здесь уступает место дамам в электрокарах и вкручивает антикварные лампы накаливания. Поэтому в окнах по вечерам — теплый желтый свет. А в макдональдсах по франшизе продают бигмак, хотя евразийская ассоциация врачей запретила его десять лет назад. Но мы-то с вами не боимся калорий...

— Ну хватит теребить, — влез Петреску. — Давай к делу, пока зрители не уснули.

Лора вежливо улыбнулась Ванде.

— Странные события нарушили покой проукропских аборигенов.

— Замена пст одесситов пст, — вставила Вика. — Отключаю, за базаром следи, открывалка.

— Местные жители утверждают, что видели... динозавров, — Лора улыбнулась, сверкнув оранжевым акрилом.

— Какая безвкусица, — послышалось из ванной.

— Дэн, перестань, — тонким голосом попросил Петреску. — Если я тебе даю, это не значит, что ты можешь мешать мне работать.

— Нет, ты видел? Они, наверное, светятся в темноте. Если у девки нет вкуса...

— Да-да, самых настоящих динозавров, — кивнула Лора. — И это не метафора. Хотя всех одесситов можно назвать динозаврами — в хорошем смысле, конечно. Ванда перевела взгляд на толстую тетку слева от Лоры, которая (тетка) ерзала на стуле, переливаясь всеми оттенками красного.

— Юлианна Моисеевна, вам слово.

— Это черт знает что! — выпалила тетка. — Никогда, никогда я не видела такого безобразия. Я сидела, слушала вас тут и удивлялась — как на вас не упал метеорит, как Молния Господня не испепелила вас, кацапня, сквернословы, пидорасты проклятые! Я считаю, молния вас не поразила только потому, что Господь не хотел задеть меня. Так что скажите спасибо.

— Спасибо, Юлианна Моисеевна, — оскалилась Лора.

Два миллиона зрителей хохотали.

— Итак, местные жители видели динозавров. Юлианна Моисеевна, расскажите, как было дело?

— Да вон там, в кустах и пробежал. Уже восемь вечера было, я записалась на маникюр, клиенты все ушли, я с Люськой и решила закрыть пораньше. Взялись за роллет и тянем вниз. А это, значит, в кустах, как собака, шелестит. И шо-та громко так шелестит, я обернулась — мама родная, кусты в разные стороны, кабутта слон жопу вытирал, я извиняюсь.

Ванда перевела взгляд на дырку в шпалере и развела ладони.

— Видите, ветки поломаны и погнуты, — отметила Лора.

— Ну вот, мы с Люськой смотрим — он по площади трусит, большой такой, на четырех лапах и с хвостом. А мусорные баки все повалены. Я-то думала, их эти повалили.

— Вы о ком?

— Да эти. Экопереселенцы. Припрутся с плакатами, встанут у дверей и клиентов не пущают. Потому и клиенты ушли.

— Понятно, зеленые радикалы, — улыбнулась Лора.

— Да какие радикалы, эти совсем ебанутые, — Юлианна Моисеевна махнула рукой. — Давеча приходят, говорят: «У вас франшиза, значит, все равно, откуда продукты. И суют попробовать. Какое-то «этичное мясо».

— Этичное мясо? — переспросила Лора. — Как это понимать?

— А хрен знает, как понимать. Я сказала, у нас свои поставщики. Они, конечно, обозлились, заваливают спамом по почте. Торгпреды ихние у дверей торчат с тарелками. Что-то навроде шашлыка. И кормят, заразы, всех клиентов бесплатно. Я и милицию вызывала, и водой их поливала из окна. Ну что ты будешь делать!

— Ближе к динозаврам, — сдавленным голосом попросил Петреску.

— Ну и вот. Эти ушли со своим этичным шашлыком. Я слышу, кто-то баками гремит. Думаю, пакостят напоследок. Доолго так гремели. Вот когда все стихло, мы с Люськой и стали закрывать. Ну, потом, когда побачили динозавра, забились внутрь, прямо в щель под роллетом. Он у нас большой, во всю стену. Опустили до земли кое-как. Полицию вызвали — там еще приезжать не хотели. Им эти целую коробку привезли, бесплатно. Ну там и говорят: никто не запрещал промо-акции. А в динозавра не поверили.

— Все это очень странно, — Лора сделала загадочное лицо. — Можете подробнее описать, как выглядел динозавр?

— Ну, как большой крокодил, только выше.

На экранах появился коричневый крокодил с непомерно длинными лапами.

— И хвост, огромный такой, я испугалась очень так, — заключила Юлианна Моисеевна.

Хвост крокодила заполнил экраны.

— И куда он побежал? — спросила Лора.

— Вон туда и побежал, — Юлианна Моисеевна ткнула пальцем в сторону кипарисов, обвитых чем-то вроде лиан с оранжевыми стручками.

Ванда пошарила взглядом под кипарисами, остановилась на обертке от чизбургера и помятой картонке с логотипом Макдональдса.

— Думаете, сегодня он появится? — тревожно спросила Лора.

— Да я уж буду молить Иисуса, чтоб не появился, — покачала головой Юлианна Моисеевна. — И так сюда ходить боятся. Еще, чего доброго, хозяин закроет.

— Мы подождем динозавра здесь. Не переключайте канал, — улыбнулась Лора. — Завтра с утра мы отправимся на его поиски, а заодно узнаем, что такое этичное мясо. У вас уже есть догадки? Шлите нам смс на короткий номер, победитель получит таблетку Сони с разверткой тридцать дюймов.

Эсэмэски посыпались еще до того, как Петреску отключил трансляцию. Миллион зрителей предполагал, что это мясо животных, убитых нервно-паралитическим ядом, и потому лишь условно пригодное для питания. Яд должен разрушиться в процессе тепловой обработке или инактивироваться химической реакцией. Двести тысяч предполагали, что производитель использует лазер. Старый геймер из Подмосковья писал, что кошрут и этика — понятия несовместимые, а проплаченный Израилем десятый канал навязывает нам свои либерально-семитские псевдоценности. Дед часто слал эсэмэски по евро за штуку, на него никто не обижался. Остальные объясняли тупой ведущей, что соевое мясо не может называться мясом, так как не состоит из мышечной ткани.

Лору никто не любил кроме Ванды. В этом состоял секрет популярности десятого канала: русскоязычные готовы были пропустить обед и ужин, совещание, деловую встречу, но только не тупую передачу с тупой блондинкой. Лору ненавидели даже активные лесбиянки. Про Лору ходили анекдоты, в облаке можно было найти сотни тысяч фотожаб с ее лицом и пелоткой, показанной в клубе два года назад. Ванда не раз уговаривала подругу бросить работу, но Лора выплачивала ипотеку за пятикомнатную квартиру, которую в далеком две тысячи пятнадцатом купила ее бабка. Ей не хотелось экономить из-за старых феминистских предрассудков. «И что ты сама будешь делать — бомбить на электричке?» — спрашивала она Ванду.

Вика ушла доделывать дубляж американского фильма про бегемотов, друг режиссера заснул с членом в руке.

Лора купила еще один бигмак и жевала его, тоскливо глядя на свое отражение в черном окне.

— Может, ну его в пелотку, этот акрил? — осторожно спросил Петреску, вытирая голову. — Правда, глупо выглядит, по-деревенски. Как будто краской в рот накончали.

— Кто о чем, а Вован про минет, — с плохо скрываемым раздражением ответила Ванда.

Петреску взбесился. Он ненавидел свое имя и дважды менял его. Лора отключила его линию.

Вошел бодрый старичок в майке-сеточке и китайских штанах. Юлианна Моисеевна поправила старомодные дреды и ткнула силиконовый имплантант, чтобы придать ему правильную форму.

— Пиво свежее? — спросил старичок.

— Свободная касса! — ответила Юлианна Моисеевна. — Кому не нравится — идут лесом.

— Ладно, давай пиво, — старик зажал палку под мышкой и полез за кредиткой. — А на закусь... что у вас там по акции? Вот его и давай.

Старик оглянулся, пытаясь вспомнить фишку сезона, и заметил двух девушек.

— Фиш-фри, — напомнила Юлианна Моисеевна. — Но я не советую, пронесет как собаку-водолаза.

— Чмошница Ларина, вот тебе по харе, на! — выкрикнул старик. — Пиздела, нарывалась? Мы тебе кто, рагули сельские? Я те пелотку пооткрываю через задний ход, поняла, сука заднеприводная?

Лора повернула голову в его сторону.

— А это твоя подружка-открывалка?

Ванда встала и решительно подтянула юбкоштаны. Хлопком включила камеру на лбу и направилась к деду.

Дед попятился от рослой девушки и выставил вперед алюминиевую палку.

— Ты, быдло переднеприводное, катись, пока не насовали, — велела Ванда.

— Пиво забираем! — крикнула Юлианна Моисеевна. — Рыбу надо подождать!

Дед повернулся к девушкам спиной. Отпил из кружки с красной буквой М и вытер пенные усы.

Ванда вынула из кармана тюбик помады. Рука деда дернулась, пивной змей взвился в воздух, Лора нырнула под стол.

Старик лежал в луже, его правую руку и щеку покрыли черные точки. Ванда вытерла тюбик и переключила его в режим дефибриллятора.

— Убили, убили, — причитала Юлианна Моисеевна, шлепая тряпкой рядом с телом. — Теперь нас точно закроют.

Она подвинула старика, чтобы вытереть под ним.

Дед открыл мутно-голубые глаза и пообещал подать в суд на открывалок.

— Сексуальное оскорбление женщин карается отключением на срок до пяти лет, — с деланной небрежностью ответила Ванда. — А превышение мер самообороны — штрафом в пару лямов.

— Я не опускаюсь до такой дикой низости, как заява в мусарню на баб, — усмехнулся дед. Помните, не все в этом гребаном мире можно купить, а прежде всего — мужское достоинство. Резиновый хуй себе пришей!

Ванда снова повернула цилиндры своего тюбика. Дед напрягся.

Ванда включила зеркальце и начала красить губы.

Старик пробормотал что-то про бесстыжих современных девок и чудовищную деградацию, забрал свою рыбу и скрылся во внешней темноте. Спустя минуту на брусчатку что-то упало с металлическим лязгом, старик заорал фальцетом. Ванда выбежала на площадь и включила ночное видение. Дед стоял на коленях и матерился, рыба фиш была размазана по камням. Лора на огромных каблуках ковыляла за Вандой.

— Внезапное нападение на пенсионера, — тревожным голосом диктовала она. — Возможно, хозяйка харчевни не врет? К счастью, герой нашего репортажа остался цел, хоть и без ужина.

— Фразы строить научись, дешевка, — старик сплюнул.

— И все-таки, что тут произошло?

— Отстаньте от меня. Пошлые девки... Пафосные дуры, мать вашу за бороду...

— Так что же произошло?

— Хуй вам, а не «произошло»! Кацапки в своем репертуаре, косарей по-быстрому срубить хотят. — Дед поднялся, опираясь на палку. — Вы скажите своему режиссеру-ахтунгу: так, мол, и так, известный одесский писатель Себастьян Неумоев согласен дать интервью и все толком объяснить. За большое вознаграждение. А бесплатно можешь сесть на мой фаллос.

Старик увернулся от тюбика и потопал за второй порцией рыбы с пивом.

Над закусочной мигала красная надпись КАФЕ РЕСТОРАН М ДАЧНАЯ. Было видно, как старик размахивает руками, стоя у прилавка. Юлианна Моисеевна тыкала пультом в окно, словно хотела кого-то застрелить. Роллет с металлическим визгом пополз вниз и застрял на середине. Старик и тетка повисли на роллете, отчего он перекосился и сломался окончательно. Лора и Ванда наблюдали за этими странными манипуляциями.

— Они по-настоящему напуганы чем-то, — сказала Лора, глядя в камеру. — А что такое писатель, это райтер?

Ванда кивнула.

— Не знаю такого, — Лора отлепила микрофон и спрятала его в специальный контейнер. — Короче, сам прибежит и бесплатно все расскажет.

Ванда кивнула.

— А как ты думаешь, тут чистая вода?

Лора проснулась от того, что Ванда лизала ее пелотку. Девушки хотели принять душ, но не нашли в санузле ни горячей, ни холодной воды. Они полили друг друга спреем от загара и побежали на пляж.

— У нас так не ходят, — с кислым видом сказала тетка на ресепшене.

Море воняло чем-то похожим на мочу, весь берег был уделан бурыми кучками водорослей, на дне лежали камни и осколки стекла. Местные в цветном белье на причинных местах показывали на девушек пальцем и уводили детей.

— Лесбиянки, лесбиянки! — визжал мальчишка с гнилыми зубами.

Ванда понюхала море и включила камеру. Вика еще спала, и официальное вещание не велось, работала только реалити-трансляция, из которой для русских клиентов потом вырежут лучшие куски. Американцы привычно строчили в микроблогах, что у сучки Лариной маленькие сиськи и толстая пизда.

— Итак, мы на берегу моря! — прокричала Лора, жмуря глаза от солнца. — Как видим, автохтонное население не слишком дружелюбно. Попробуем спросить у этого противного пацаненка, видел ли он динозавров.

Гнилозубый пустился бежать, расшвыривая пятками песок. На пляже остался только спасатель — дедуля с ретро-бородкой в стиле Троянова-Боянова. Он дул в свисток так, что летели слюни.

— Зачем вы свистите?! — крикнула Лора.

Спасатель спрыгнул со своей вышки и помчался прочь.

— Быть может, у аборигенов коллективное помешательство? — подмигнула Лора.

— Охуеть! — сказала Ванда.

Из моря торчала ретро-годзилла. Мордой она напоминала не то крокодила, не то зеленую кошку. Хвост чудовища ходил из стороны в сторону, поднимая веера воды.

— До чего дошел прогресс, — хихикнула Лора. — Даже на самых пердяных курортах есть голографические проекторы.

Девушки критически оглядели годзиллу и полезли в воду, стараясь не порезать ноги о камни. Заботливый Вова Петреску снабдил их мылом, которое пенится в соленой воде. В детстве родители часто возили его отдыхать в Одессу, и он привык ко всему. «Фейри тоже подойдет, но для кожи вредно», — советовал Петреску.

Годзилла рылась лапами в зеленой каше у волнореза и что-то жевала, вид у нее был довольно смирный. Лора и Ванда вытерлись гостиничным полотенцем и, подумав, надели трусы. Они одевались одинаково с тех пор, как начали встречаться. Покупали сразу две пары юбкоштанов, два лифчика, две пары сандалий. Ванда красила волосы тем же средством, что и Лора.

Девушки налепили на соски защитные наклейки, снова полили друг друга спреем и побежали к кафе-ресторану «Макдачная».

Юноши в тренировочных штанах свистели им вслед.

— У нас так не ходят! — крикнула тетка с полосатым жезлом.

Лора остановилась передохнуть, Ванда притормозила на метр впереди и включила камеру.

— Я грю, у нас так не ходят! С сиськами без плаката нельзя, — объяснила сотрудница милиции.

— Без какого плаката? — вылупилась Ванда.

— Дуры! — тетка махнула рукой. — У вас есть маркер?

— Маркер? — переспросила Лора.

Зарычав от досады, тетка достала тюбик губной помады. Девушки шарахнулись.

— Стоять! — приказала тетка.

Она схватила Ванду за левый сосок и прижала тюбик к правому. Ванда вздрогнула, как будто ее уже прошил удар током.

«Украина не бродель», — вывела тетка на ее плоской груди.

— Теперь ты, — скомандовала тетка, хватая Лору за кольцо, залепленное синим акрилом.

И написала: «Бей проклятое мужло».

— Ну вот, совсем другое дело, — тетка отступила на шаг и полюбовалась своей работой. — Теперь хоть в театр, хоть на вокзал. А то ходют, как пидорасы с кацапстана, в чем мать родила.

— У местных так принято, — пояснила Лора, когда блюстительница порядка оказалась вне пределов слышимости. — Туземные девушки разрисовывают грудь феминистскими лозунгами, это прекрасный древний обычай, который почти забыт в наши дни. На день Ивана Купалы, надев желто-голубые венки, туземки пилят кресты и устраивают оргии у здания местной администрации.

— Экшен давай, — вмешался Петреску, сидя на унитазе и одновременно чистя зубы.

Лора подпрыгнула, замахала руками и закричала:

— Райот, райот!

Петреску выплюнул щетку и схватился за голову.

— Дура, — сказал ебарь Вовы, намыливая верхнюю губу.

— Дэн, завали, — простонал Петреску. — Она наш лучший работник, три ляма в день. Ебаные дилетанты, лишь бы критиковать.

Лора и Ванда нырнули в тень кипарисовой аллеи, по контрасту с залитой солнцем улицей там было темно как в пещере. Ванда прибавила белого.

— Мы приближаемся к тому месту, с которого началась наша история. — Лора кокетливо обернулась к камере. — Как мы помним, вчера загадочное существо напало на туземца и полакомилось его ужином... Мать твою за бороду...

Изжеванные полоски роллета гремели на ветру, ступеньки были усыпаны битым стеклом.

— Похоже, трактирщица не шутила, — улыбнулась Лора, — странное существо побывало здесь и все разорило как... как стая туземных лесбиянок, сидящих на белом. Попробуем выяснить, что стало с героями репортажа.

Девушки, осторожно ступая, поднялись по пандусу. Ванда заглянула внутрь, сняла покореженную стойку и висящее на проводах меню.

— Стой, сука! — заорали вдали. — Веревку, веревку давай!

— Дебил, не видишь, он ее грызет! — верещал женский голос. — Тросом, тросом стальным надо, блл...

Ванда выскочила на площадь, Лора потрусила за ней, хрустя стеклом.

Годзилла, нагнув длинную шею, мирно объедала куст белой акации, который был ей по грудь.

— Это настоящий динозавр! — Лора бросилась на шею Ванде. — Я и думаю: откуда в этой перди голографический проектор!

— Хуйня, а не динозавр, — меланхолично сказал Петреску. — Экшен давай. Попробуем его разозлить. Пусть поломает пару домов или огнем попердит, я не знаю.

— Это ящерица! — выпалила невысокая девушка. — Мы не давали разрешения на съемку.

Лора смерила взглядом ее нескладную фигуру в вышиванке из крапивы. На голове у девушки лежал — вернее, висел на одной шпильке — увядший венок из одуванчиков. За девушкой подбежал седой бородатый хиппи в крапивных шортах.

— Все вопросы — нашему пресс-атташе. — Девушка оттолкнула Ванду и устремилась к годзилле. — Домой пошел! Домой, тебе говорят!

Зеленая жвачка вылетела из пасти и шлепнулась девушке на лицо. Невероятных размеров хвост сбил молодое деревцо и рекламную тумбу. Годзилла отбежала на несколько метров и начала тереться мордой о билборд, как будто у нее что-то чесалось. Посыпались лоскуты бурой кожи.

— Мне это надоело, — девушка утерлась крапивным подолом и решительно двинулась на годзиллу. — Домой, скотина! Я тебя!

Она подняла на газоне хворостину и показала ящеру. Годзилла нервно дернула хвостом.

— Эландиель, подберешь тут кожу, — распорядилась девушка. — Нечего линять направо и налево.

Седой хиппи спросил:

— Может, оставим тут? Для промо-акции?

Годзилла оставила в покое билборд, немигающие глаза уставились на девушку.

— Нехуй меня гипнотизировать! Нехуй, я сказала!

Хворостина свистнула в воздухе.

Годзилла подскочила, по асфальту разбежались трещины, в домах попадали бутылки и стаканы. Лора упала на Ванду, у Ванды со лба свалилась камера.

— Держи, уйдет! — завопила девушка в вышиванке.

Годзилла рванула к морю зигзагами, корчуя по пути кусты и вынося витрины.

— Слава Джа! — крикнул седой хиппи. — Они уже здесь!

На площадь выкатился велофургон с престарелыми в этнических костюмах. Они развернули сетку и канализационный трос.

— Дебилы! — бесновалась девушка. — Вы его пешком будете догонять?

Хиппи попрыгали обратно и дружно завертели педали, сетка и трос потащились за ними в пыли. Ванда, на бегу лепя камеру, вскочила в чужой электрокар.

— А так можно? — крикнула Лора.

— Репортер везде берет свое, — прохрипела Ванда, крутя стартер. — Информация принадлежит миру. Что значит сраная электричка в сравнении с бесценными кадрами?

— Есть уличные камеры, — робко напомнил Петреску. — Можем наладить вещание с них.

— Дурак! — Ванда утопила постоянку.

Электрокар пролетел мимо фургона, проскочил между лап ящера и остановился далеко впереди. Ванда спрыгнула на асфальт, хлопком включила камеру и развела дрожащие ладони. Ящер эффектно надвигался на девушек.

— Вали оттуда, дура! — крикнул Петреску. — Хуй на передачу, мы вам верим!

Лора со страху врубила задний ход, электрокар въехал под хвост годзиллы и застрял.

Годзилла начала елозить задом по асфальту, чтобы освободиться от постороннего предмета. Пластиковые стойки электрокара заскрипели, крыша прогнулась, как одноразовая тарелка.

— Что там за треск? — проснулась Вика. — Технические каналы отключаю, запись с двенадцати дня.

Вика перекатилась с пульта на подушку и нашарила трубку для кристалла. Как известно, без кристалла утро не утро.

— Лора в жопе крокодила! — голосил Петреску. — Вычищай звук, я ее не слышу!

Правой рукой Вика раскурила трубку, а левой начала вытаскивать то немногое, что осталось от голоса Лоры.

Уличная камера все так же показывала Годзиллу, которая ерзала по асфальту, как кот с налипшим на жопную шерсть куском кала, от которого он пытается освободиться.

— Подгони спутник, — скомандовал Петреску. — Давай увеличение.

— У меня не десять рук, — Вика нашарила тапочки, надела очки и пошла в санузел.

Русские зрители тоже вставали, раскуривали свой кристалл и расходились кто в сортир, кто на кухню за свежим алкалоидом пуринового ряда. Американцы слали взволнованные эсэмэски. Они знали, что трансляция «дикая», и монтажа там быть не может.

Вика села в универсальное кресло — она не была ретроградом вроде Петреску, который держит в доме пять сантехприборов. Помытая, с почищенными зубами и расчесанными волосами, она включила официальный канал. На экране появилось очень крупное изображение асфальта. Асфальт накрыла тьма, все стало красным и, наконец, появилась четкая картинка — толпа хиппи в конопляных рубахах на фоне поникшего билборда.

— Звук давай, — попросил Петреску из джакузи. После вчерашнего у режиссера ныло в затылке и в другом месте. Болела также спина.

— Откуда я вам выдавлю звук?! — Ванда мотнула головой. — Из-за вашей говенной передачки...

— Отключаю, — сказала Вика. Она перевела основной звук на себя и теперь говорила голосом Лоры. — Итак, я в жопе динозавра. Жаль, что наши зрители не могут увидеть эту огромную клоаку. Представьте, как здесь воняет.

Толпа хиппи грозила ящеру кулаками, невысокая деваха махала своей хворостиной перед мордой Годзиллы, как будто пасла гусей.

— Местное население пытается освободить меня, но безуспешно, — Вика замолчала, она не знала, что добавить.

— Пусть операторша возьмет у хиппи интервью, — скомандовал Петреску. — Мне к мануальному терапевту надо.

— Зачем тебе мануалка? Ебырь нагнет, — Вика осеклась и включила канал Ванды.

«Это фейк», — уже писали американцы.

Рейтинг десятого канала упал на две трети, зрители отключались, чтобы обсудить в блогах свежий ляп.

— Идите все на хуй! — прорвалась Ванда. — Вы убили Лору! Еще до того как на нее села зеленая тварь. Вы убили ее женское достоинство, вы писали про нее гадости в ваших сраных бложиках. Пусть эта тварь вас всех сожрет!

В канале Ванды трещало и щелкало — она рыдала.

Вика включила канал Петреску и настроила преобразователь:

— Разгребай сам.

— Я режиссер программы, — сказал Петреску голосом Лоры. — Все, что вы сейчас видите, происходит в реальном времени. К сожалению, я вынужден работать с тремя психопатками, вы не представляете, как они выносят мне мозг с утра до вечера. Приношу извинения за ненормативную лексику в эфире, хотя вам всем похуй. Мы постараемся держать вас в курсе динозавра. Вандала, подними голову!

Камера переехала с девичьих сандалий обратно на Годзиллу.

— Я ухожу, — икнула Ванда. — Батьку вашу в зад, буду на электричке бомбить.

— Вандала, ради меня! — Петреску попытался придать голосу Лоры оттенок трагизма. — Мне больше некого попросить. Возьми у местных интервью.

Экраны заволокло красным — Ванда отлепила камеру. Мелькнули многократно увеличенные нитки трусов, и все экраны занял огромный клитор. Рейтинг канала пополз вверх.

Петреску со вздохом вылез из джакузи, обмотал полотенцем больную поясницу и вышел на террасу, где стоял запасной пульт. На столике из ротанга, накрытом прозрачной столешницей, сидел макак. Он доедал остатки обеда, возя в соусе длинными пальцами. В просветах между деревьями синели полоски океана.

— Кыш отсюда! — замахнулся Петреску.

Макак повернулся к нему лысым задом и продолжил трапезу.

Дэн сидел в ротанговом кресле, уставившись на огромный экран с неподвижным клитором.

— Не думал, что на самом деле это ТАК мерзко, — медленно сказал бойфренд Петреску. — Он похож на вареную поганку. Наверное, такой же скользкий и отвратный на вкус.

— Уж получше, чем твой хуй! — взорвался Петреску.

Макак встрепенулся и пустил струю в тарелку.

Вова огрел макака выбивалкой для циновок, обезьяна неловко перепрыгнула на перила и скрылась в пальмовой роще.

— Я тебе сто тысяч раз говорил: убирай со стола, долбоеб! — проорал Петреску.

Полотенце упало с режиссера. Дэн вылез из кресла, потирая плетеные отпечатки на ягодицах. Петреску подступил к нему и получил по зубам, да так, что свалился и ударился виском об столешницу. Пнув Петреску в крестец, Дэн взял его полотенце и отправился на пляж.

Режиссер поднялся с лаковых половиц, сел в еще теплое кресло и пододвинул пульт. Он отключил Вику, выловил спутник на геостационарной орбите и сказал голосом Лоры:

— Мы продолжаем наше вещание. Ящер на том же месте, протоукры, как мы видим, пытаются поймать животное сеткой, которая меньше его головы. И чем-то еще, кажется, веревкой. Попробую связаться по таблетке с кем-нибудь их них.

Петреску включил пеленгатор. В радиусе трехсот метров от годзиллы не было ни одного источника сигнала. Дети цветов и травы попросту не носили таблетки, видимо, считая их источником вредных лучей или символом капитализма. Вова ощущал нечто похожее на отчаянье, разбитый рот болел, а поясница от удара ныла еще сильнее. Следы побоев недельной давности не успели рассосаться, и Дэн еще не извинился за прошлый раз. Раньше он каялся в тот же день, а Вова прощал его и требовал больше так не делать. Рука Дэна становилась все тяжелее, как и его характер, но других русских на острове не было, одни азиаты с пенисом по пять сантиметров. К тому же, Вова любил Дэна, а не просто давал ему в пользование свое тело и коттедж на берегу.

Небо затянуло тучами, Петреску нашарил другой пульт и задвинул сёдзи из прозрачного пластика, чтобы не набрызгало на технику.

Над Вандой тем временем сияло солнце, спрей от загара стекал с ее спины вместе с каплями пота, на плечах выжглись розовые полоски.

Ящер жевал кипарис, осыпая прошлогодние шишечки ей на голову.

— Вова, что мне делать? — плакала Ванда.

— Успокойся, попробуй спросить у них, в чем дело, — сказал Петреску голосом Лоры.

— Вытащите меня! — в канале основной трансляции заскрипел пластик. — Тут ссаками воняет, невозможно дышать!

— Слава Иисусу! — воскликнул Петреску.

— Жми на педаль, идиотка! — раздался дрожащий старческий голос. — Я тебе впаяю за угон и порчу имущества. Либерасты, лесбиянки! Приперлись тут, как пиндосы в пробковых шлемах, гуляют, треплют своими погаными языками. Обосралась? Ну, жми, давай!

— Я жму! — приглушенно ответила Лора. — За какую-то хрень зацепилось. Угадайте, за что зацепилась электричка? За яйца динозавра, за член динозавра или за железную хрень, которая торчит у него из зада? победитель получит таблетку «Сони». Напоминаю, ставки на этичное мясо еще принимаются. Самый умный получит такую же таблетку и мои ношеные трусики в подарок.

— Блядь! — Петреску тоже разрыдался. Глаза у него давно были на мокром месте, теперь его переполняло чувство нежности к Лоре, которая даже в жопе дракона не забывает о цифрах для своего канала. По тростниковой крыше зашуршали первые капли дождя.

Посыпались эсэмэски.

— Тупая барыга, — ворчал старый писатель.

— Она профессионал, — сквозь слезы сказал Петреску, — а ты завали анал, подрейтузная вонь.

— Я и говорю, тупая барыга. Ты хоть знаешь, какие у ящериц копулятивные органы? Они парные! Что, вафлей подавился? Ну так соси, не ворнякай.

Ящер доел верхушку кипариса и снова чиркнул хвостом по асфальту.

— Кончай скакать, пидар зеленый! — взревел писатель. — Ща натяну как Гена Чебурашку!

Старый писатель неожиданно ловко вскочил на хвост динозавра. Ящер то ли завизжал, то ли загоготал, тряся передними лапами. Дед вонзил костыль в плотную, как рубероид, кожу.

— Только не хвост! — загалдели хиппи. — Уберите этого придурка!

Девка с хворостиной снова выскочила вперед, ящер попятился.

— Заходите с флангов! — командовал дед. — Кобла, заходи с тыла! Блонда, крути педали!

Ванда что есть силы вцепилась в хвост ящера. В толще этой махины что-то хрустнуло, кожа растягивалась и разлезалась, показалось бежевое хлипкое мясо, рвались синие канаты кровеносных сосудов. Казалось, разверзается земля, и эта земля — живой организм из древних мифов. Ванду стошнило в мясную дыру, старик сглотнул слюну и удержался. Теперь он стоял на крыше своей электрички, как самоубийца на пожарном батуте. Лора вылезла, облепленная бурыми лоскутами кожи.

Старик спрыгнул с элегантностью старого кота и предложил ей руку. Электрокар принял первоначальную форму, как и все мобили с суперамортизацией.

Ящер без хвоста удирал в сторону пляжа, половина хиппи ринулась за ним, несколько человек во главе с девахой остались.

— На хера ж нам столько мяса?! — причитала деваха. — Оно ж завоняет! А его много нельзя, это фуа-гра, для здоровья вредно!

— И что же такое этичное мясо? — со злобным торжеством сказала Лора. — Это хвост ящерицы, но нам не пришло ни одного правильного ответа. Поправьте меня, если не так.

— Поправлю, предложение не согласовано, — буркнул дед. — И правильный ответ пришел полчаса назад. С вас две таблетки и за моральный ущерб.

— Правильные ответы — хвост ящерицы и кусок арматуры, — очнулась Вика. — Поздравляем победителя вчерашнего и сегодняшнего конкурсов.

— С вами была Лора Ларина, специальный корреспондент десятого канала, — отчеканила блондинка. — Завтра утром смотрите передачу о производстве этичного мяса, прямо сейчас — утренний выпуск новостей. Оставайтесь с нами на десятом канале!

Вика пустила рекламу и едва успела добежать до своего универсального кресла. Петреску достал двухлитровую бутыль шампанского и налил себе в пивную кружку.

Посреди проспекта Ющенко лежала глыба деликатеса, похожая на тушу кита, которой эскимосы могли бы питаться всю долгую полярную зиму.

— Граждане, подходите! — кричала в мегафон предводительница хиппи. — Разбирайте этичное мясо! Этичное мясо бесплатно! Мясо бесплатно! Мясо разбирайте! Этичное мясо!

Седой хиппи куском кожи вытирал блевотину Ванды и предупреждал, что не надо резать с этого конца.

— Отмоют, не бароны, — бросила деваха. — В европах фуагра на вес иридия, ее там не производят сорок лет.

Хвост еще извивался, но хиппи уже кромсали его дристную мякоть. Дрисней ее назвал старый писатель, название прижилось. Уже несколько юношей в тренировочных костюмах спросили, где раздают бесплатную дрисню. Сотрудница полиции подбежала с полиэтиленовым пакетом и потребовала убрать посторонний предмет с проезжей части. Она взобралась на китовую тушу, достала из-за пояса армейский нож и деловито вырезала кусок килограммов на пять.

— Дальше сами. — Она вздохнула так тяжело, будто выполнила свой долг перед обществом. — Забирайте свои манатки, и чтобы к вечеру вот этого не было.

Проспект наполнялся народом с мешками для строительного мусора. Хиппи пластовали мясо и кидали его вниз, стараясь попасть в полиэтиленовые рты. Из туши подтекало что-то темно-коричневое — то ли сукровица, то ли жир. Дети резвились в маслянистой луже, как маленькие таджики на Курбан-Байрам. Они пытались кататься по сукровице как по льду, падали и смеялись. Годовалый малыш жевал кусок этичного мяса, пока его мамаша набивала рюкзак.

— Дебилы! — увещевал их старый писатель. — Вы не знаете, что это за херь! Она вам тут все порушила, а вы ее дрисню будете жрать? Может, у вас завтра вырастут рога! Думаете, динозавров разводят на птицефабрике?

— Кстати, яйца они тоже будут нести! — крикнула девка в крапивной рубахе. — Мы используем яйца без зародышей, с зародышем неэтично. Одно яйцо ящера заменит четыре страусиных!

— Подумайте, что будет с мясной торговлей! Сколько человек лишится работы! — Старик пнул изрытую ножами тушу. Хвост ящера заколебался как бланманже, хиппи уцепились за лоскуты кожи.

— Не раскачивайте мясо, — строго сказала предводительница хиппи. — Это приводит к порче дорожного полотна.

Старый писатель со злобным торжеством пинал мясную гору, хиппи падали и грозились начистить ему рожу. Однако, рожу писателю так никто и не начистил, все были заняты мясом.

Мясо нагревалось, налетели крупные мухи. Девка в вышиванке глядела на наручные часы, хиппи гнали мух лопухами. Туша была освоена процентов на пять.

Мальчишки разводили огонь в ржавых одноразовых мангалах, которыми были уставлены все газоны. Они нанизывали куски мяса на прутики и клали их над углями. Лора и Ванда подобрали щепу от разломанной ящером скамейки и тоже попытались сделать шашлык. Мясо над углями буквально таяло, шипел горящий жир.

Девка в вышиванке смотрела на Лору и Ванду как на конченых идиоток.

— Это фуа-гра, ее надо на сковородку на минуту или в паштет.

— Но вчера-то были шашлыки? — нашлась Ванда.

— Вчера свинина была, шашлык, значит, был из свинины— объяснила девка. — Надия Корытко. Это мое имя — Надия.

— Интервью у нее берите, дуры, — подгонял Петреску.

— Вчера свинина, сегодня фуагра… — нашлась Лора. — Откуда у нищих аборигенов средства на такое роскошное питание? Известно, что местная салопромышленная отрасль загнулась еще лет двадцать назад, и шпик сюда уже давно доставляют из Венгрии. Итак, голосуем: первое — их спонсируют американцы. Второе — …

— Нас никто не спонсирует, — встряла девица в вышиванке. — Мы сами всего добились — выращивали коноплю. Вся наша экоферма началась с одного маленького зернышка.

— Верим или не верим? — извернулась Лора. Потекли денежные смс.

— Не пытайтесь на нас заработать, кацапня хитрожопая, — обозлилась Надия. — Если будете сосать донаты, я вообще ничего не скажу.

Вика сказала Лоре по внутреннему каналу, что берет донаты на себя, и интервью продолжилось. Сонные американцы и не менее сонные россияне удивлялись, почему Лора не озвучивает вопросы на экране, но продолжали слать голоса.

— Слушайте, охуевшие пожиратели трупов! — неожиданно басом взревела Надия. — Мы, экопоселенцы, пришли освободить вас от чудовищного чувства вины, связанного с вашим отвратительно-аморальным способом питания! Мы добьемся законодательного запрета на поедание убитых животных в Украине и уже приобрели исключительные права на распространение этичного мяса по всему миру! Мы маленькая организация, но за нами большое будущее! Этичное мясо может заменить все известные виды мяса, рыбы, моллюсков. У нас есть ящер, который делает даже стейк рибай!

— А как насчет растений? Вы и дальше будете убивать корнеплоды? — ехидно спросила Лора.

— У нас уже есть корнеплодное дерево, — похвасталась Надия. — Это этичное генно-модифицированное хлебное дерево, все натуральное, без ГМО. Мы выращиваем на опытной станции уже около трехсот видов корнеплодов! Биоразлагаемая кожура используется вместо упаковки и затем сжигается. Никакой пластмассовой заразы. Из неиспользованных корнеплодов можно делать биогаз.

— Это пиздец! — воскликнул старик Неумоев, возникнув в кадре. — Грядет экологическая катастрофа! У них был один толковый профессор из Японии, генетик, но эти жлобы его уволили! А теперь спросите, что они сами закончили?

— Дядя Сева, пошлите вон! — зашипела Надия.

— А ни хера эти дебилы не закончили! Знаете, где училась эта вышиватница? В Харьковском авиационном! А ее батя вообще программист. Короче, приходит к ним этот профессор Аояма, они его просят вырастить ящерицу с генами диплодока и вкусовыми качествами гуся. Вместо диплодока он берет кость игуанодона, копирует ДНК, скрещивает с игуаной и гусем, и вуаля: получаем этичного монстра, который за день объедает колхозное поле в несколько гектар. Кстати, профессор Аояма предупреждал, что у конечного продукта нет генов, сдерживающих рост. То есть, время от времени придется продукт полностью утилизировать. И знаете, что сказали эти дети цветов? Чем больше, тем лучше. Старик не выдержал: уволился, уехал обратно в Японию. Перед тем он пытался пристрелить опытные образцы, но эти на него налезли с кольями, потому что животных убивать неэтично. Еле ноги унес.

— Всё это мерзкие инсинуации, — Надия попыталась оттолкнуть Неумоева от Ванды. — Нам никогда не придется утилизировать этичных животных, поскольку еду у нас скоро будет заказывать весь мир. Мяса будет еле хватать на первых порах. К тому же, нам нужны новые рефрижераторы, новые каналы реализации, филиалы в других государствах. Работы еще непочатый край.

— А вы ее спросите, каков срок жизни этих их монстров! — Неумоев со всей силы пихнул в бок Надию.

— Срок жизни одного этичного животного — десять лет. Оно сбрасывает хвост раз в квартал! Оно абсолютно безвредно и жрет что дают! Оно никогда не нападает на людей!

— А теперь простейшая задачка! — Неумоев пытался ее переорать, — если раз в квартал эта зверюга прибавляет в хвосте 50 тонн, а сама она весит 150 и сжирает за день десять тонн растительной массы, сколько это уебище будет весить через 10 лет и сколько растительной массы тогда понадобится на прокормление этой прорвы? Они даже сейчас не знают, куда девать излишки мяса. У них там рядом с экофермой свиной хвост пятые сутки лежит и воняет, мухи тучами кружат!

— Эту проблему мы уже решили, — затараторила Надия. — Профессор Ёсида из Тодай как раз работает над проектом собаки-доедаки. Это помесь таксы с велоцираптором, абсолютно дружелюбное к людям животное! Кстати, кал собаки-доедаки можно с большой пользой использовать в химической промышленности! Доедака мочится нефтью! Доедака утилизирует не только органические, но и неорганические отходы. Она переваривает даже металлопластиковые трубы! И вырабатывает сто сорок кубометров метана в месяц! Мы уже заказали газгольдер! Собака-доедака полностью решает проблему городских свалок! Профессор Ёсида — гений! Мы счастливы, что нам довелось работать рука об руку с тем, кто выведет человечество на совершенно новый уровень жизни! Мы будем жить, а не существовать! Скоро у каждой семьи будет маленькая собака-доедака вместо надоевшей всем сортировки отходов! А в промышленных целях мы будем выпускать смесь тираннозавра с сенбернаром!

— Вы лучше спросите, чем щас занимается профессор Тераяма! — не унимался Неумоев. — Он выводит устойчивое к внешним фактором хлебное дерево, которое убьет к чертям всю флору Украины! Растет по метру за месяц, корни живучие — его срубаешь, оно вырастает снова, даже если оставил корешок сантиметров пять. Я проверял! Герберт Уэллс отдыхает! Представьте себе лес из гигантских деревьев-мутантов на месте Киева! И по нему бегают бешеные доедаки, охотясь на фуагра! Пердеж такой, что людям невозможно ходить без кислородной маски. Но людей там уже нет! Угадайте, почему все эти тераямы-аоямы не разрабатывают свои гениальные проекты дома, где и стены помогают? Их отделяют от нас моря и океаны! Пока что!

— Спасибо за интересное интервью! — улыбнулась Лора. — А теперь — ежегодные Бесединские чтения. Мы с вами прощаемся до утра. Завтра на десятом канале — метросексуалы Таиланда и проблема старения. Многим их них уже семьдесят лет, но они свежи, как двадцатилетние девушки. Что это — ботокс, гормоны или же метросексуалы овладели искусством останавливать время? Постараемся разгадать эту тайну завтра вечером! Оставайтесь с нами!

— Слава яйцам! — Петреску соскочил с ротангового кресла и перелег в гамак. Вечерело. За прозрачными сёдзи хлестал ливень. Петреску злорадно представил себе, как Дэн сидит на пляже под пальмой или жмется под соломенной крышей бара. А еще лучше — ковыляет по раскисшей глине обратно к дому, матерясь и кутая башку в насквозь мокрое полотенце. Дожди здесь шли как по расписанию, но его придурковатый бойфренд в расписание не вписывался.

Солнце припекало: его лучи пробивались через листву акаций и объеденные верхушки кипарисов. Глыба мяса начинала заветриваться, снизу подтекал жир. Толпа желающих получить мясо редела, вырубили уже процентов пятнадцать.

— Приглашаем на нашу экоферму, — сказала Надия, утирая пот со лба рукавом вышиванки. — Эландиель, дай по радио объявление про бесплатное мясо. Я щас за гусем. Этим все покажешь. Вечером вернешься с доедаками.

— Ты как с отцом говоришь? Какие доедаки? Еще свинину не дожрали, — буркнул седой хиппи. — Я Севе за фуагру скоро жопу развальцую до бороды… Так, девки, щас я вам дам нормальное интервью. Значитца, зародилась наша организация у нас в Омске в две тыщи втором году, когда я впервые посадил репу на участке перед нашей пятиэтажкой. Надежды тогда еще и в проекте не было, а я еще не познакомился с моей невестой. Тогда я впервые посадил репу. Уже тогда я задумался о нашем будущем. Мне надоело покупать в магазине мясо убитых животных и есть овощи китайцев, пропитанные пестицидами. Тогда я смотрел аниме и особенно плотно увлекался биомеханикой. Со временем это переросло в серьезный интерес к генетике. Я начал учить японский, параллельно занимаясь философией и программированием. Тогда же на одном из форумов для биологов я познакомился с Горо Аоямой. Оттуда и начался наш долгий и трудный путь к прекрасному миру будущего.

— Корытко — известный графоман, — крикнул Неумоев. — Щас он будет рассказывать, как делал мамонта-трансформера на третьем курсе. Брехня на конопляном масле!

— Я, скорее, Жюль Верн нового времени, — ухмыльнулся в бороду хиппи. — Все мои мечты так или иначе сбываются. Без моих программ хер бы кто создал современную архитектуру ДНК. Профессор Мидзуно, между прочим, уже работает над опытным экземпляром мамонта, а Севка как сосал, так и будет сосать. Его писанину трижды не приняли в «Новый мир». Кстати, наше приглашение на экоферму к Севе не относится. И между прочим, на Аояму никто не нападал. Это мы с ним тренировались во дворе, на шестах. Зря берете интервью у некомпетентных выскочек вроде Неумоева.

— А кто ему сунул в зад этот шест? — выкрикнул Неумоев.

— У японцев есть такая национальная игра, кантё, — невозмутимо объяснил Корытко. — Когда-то засовывали большие пальцы рук друг другу в зад, потом правительство решило, что это неэтично, и все перешли на шесты. Кто кому больше насует, тот и выиграл.

— Еще скажи, что Аояма улетел в Японию жопу зашивать, — брызнул пеной Неумоев.

— Будешь вонять — и тебе зашьем, — пригрозил Корытко. — И кстати, опытному экземпляру Аояма совал в зад шест для кантё, тренировался.

— Я с вами еще разберусь, жопотрахи кацапские, — плюнул Неумоев и потрусил к своему электрокару.

Лора вытерла ладонью пот под грудью, размазав надпись «Бей проклятое мужло». Старик Корытко свистком подозвал электротакси, неодобрительно покосился на Лору и отвернулся. Юный бомбила тупо уставился на телевизионщиц — сам он был одет в красные бермуды и розовый лифчик на завязках.

— Мужики ходят как бабы, бабы как мужики. В моем будущем такого не было, — проворчал Корытко. — Пацан, давай на Объездную, а потом до Авангарда. Надька дура, кто ее просил гуся в такую даль гонять? И меня, старого дурня, уговорила. Это, вишь, ее экология Черного моря волнует. Хочет, чтобы монстряки жрали бурую водоросль, потому что рыба задыхается от сероводорода. Ну, положим, в степи они уже порядочно травы сожрали. Но все равно, это не повод. Она хотела всех десятерых сюда отправить.

— Десятерых?? — Ванду едва не прохватил понос от ужаса.

— Ну да, — Корытко начал загибать пальцы. — Гуся вы уже видели. Еще свинья, баран, бычок, утка, курица, тунец, лосось и олень. Кто еще? Крокодила забыл. Очень нежное мясо. Тунца давно не пробовал, он здоровый вымахал, как дом. Оторвешь — завоняет хуже свиньи, а холодильник у нас маленький. Установка на весь ангар не тянет, морзильник вовсе никакой. Туго идет с инвесторами, все боятся ГМО. А так через полгодика угощу всех сашими. Как раз Аояма вернется. Кстати, он тунца и штырил.

Бомбила напрягся, услышав про сашими, и покосился на гору фуагра.

— Да ты не боись, иди нарежь, потом пожаришь, — радушно добавил Корытко.

Бомбила помотал курчавой башкой.

— Ну ладно, ночью спиздишь тайком, так вкуснее. Вы, усраинцы, любите без спроса брать.

Лицо таксиста заалело, но он промолчал, так как еще не получил за проезд.

Электрокар с Лорой, Вандой и стариком Корытко помчался мимо хрущовок, затем — по улицам старого города с облупившимися фасадами и щербатыми балконами. Выцветшая зеленая сетка болталась на каждом втором доме. Затем показались новостройки с назойливой пиксельной расцветкой, электричка вырулила на Объездную. Лора и Ванда спали, ветер трепал их испорченные краской волосы.

— Голые сиськи — это отвратительно, — всю дорогу ворчал Корытко. — Они меня просто бесят, эти современные бабы. Вот погляжу на них, когда наступит вечер. Специально из одежды ничего не дам.

Когда они ехали по степи и ветер стал холоднее, Ванда проснулась, достала из тюбика юбкоштаны и, подумав, вытянула из них нагрудник, который завязала на шее.

— Ты бы еще напялила хиджаб, — буркнула Лора, которую разбудила возня подруги. — А что там за белые столбики натыканы?

— Блядь, это ж виноградник, — ужаснулся дед. — Тунец обожрал, больше некому. Тут еще в поле раньше росло маков до жопы, этот их первым делом сожрал, любит красное.

Таксист рефлекторно сжал ноги. За ними по полю, расшвыривая бетонные столбики, галопом неслась годзилла в два раза крупнее предыдущей. Там, где лапы ящера касались почвы, оставались воронки, как после взрыва.

— На людей они не нападают, если их не провоцировать, — неубедительным тоном говорил ему Корытко. — Ваще трусливые. Но штаны на всякий случай сними и сунь в бардачок.

— У меня под ними нет ничего, — таксист, который был уже краснее своих штанов, начал одной рукой сдирать с себя этот предмет одежды. Он давил на педаль, но электрокар трагически терял скорость. Видимо, солнечная батарея запылилась и не могла обеспечивать высокую мощность. Водитель затормозил и, держа член в правой руке, попытался протереть батарею штанами. Индикатор заряда не показывал улучшений. Тунец со свистом пронесся мимо и скрылся вдали, теряя вонючие лоскуты кожи. Электричку ветром вынесло на середину шоссе.

Таксист уселся голым задом в свое кресло, штаны надеть он еще не решался. На горизонте вспухло облако желтой пыли: тунец несся обратно, сметая хвостом редкие деревца.

— Молодняк у нас любит побегать, порезвиться, — с плохо скрываемой гордостью пояснил Корытко. — Пришлось натянуть стальные тросы под напряжением, типа электропастуха. Но, понимаешь, растут они быстро, иногда перешагнут и не заметят. Тунец раньше боялся, а теперь ему даже нравится, трется жопой о трос и кайфует.

Уровень заряда пополз вверх, водила, обливаясь холодным потом, завел электричку и проехал мимо ошалевшего тунца, утопив педаль в пол.

— Дурачина, у нас на ферме еще восемь таких, — смеялся Корытко. — Зубов бояться — в рот не давать.

Электричка летела уже по пустыне — трава была полностью съедена, то тут, то там вздымались барханы. Они свернули на грунтовую дорогу, повеяло мясной вонью: за белыми домиками и ржавым ангаром впереди одинокой горой лежал хвост свиньи. Он был раза в полтора больше ангара, который, судя по всему, служил колонистам в качестве холодильника. Поодаль за лесом простирался невысокий горный хребет, как сперва показалось Лоре и Ванде. Земля затряслась, одна из гор пошла им навстречу, повиливая куцым хвостом.

— Это свинья, жрать просит, — пояснил Корытко. — Выброс хвоста у нее, можно сказать, был аварийный, доедака тяпнула во дворе. Парни ее покормить забыли. У нас, как вы знаете, опытная станция с хлебными деревьями, где скот и пасется. Но не уследили. Не хватает волонтеров. Катастрофически не хватает, н-да. И так и лежит, и гниет. Эти мясо не едят.

К электричке, повизгивая, подскочила свора велоцирапторов с висячими ушами, короткими лапами и удлиненным туловищем. Монстрята так сильно виляли хвостами, что качались из стороны в сторону.

— Жрать! Жрать, кому говорю! — грозно прикрикнул Корытко, тыча пальцем в хвост свиньи.

Монстрята заскулили и расселись вокруг электрокара. Самый мелкий осторожно попробовал на зуб переднее правое колесо, бомбила вцепился в свой член, как будто боялся обмочиться.

— Жулик, фу, на место! — заорал Корытко, выйдя из электрички. — И не привяжешь падлу, они же все грызут, даже легированную сталь. Сталь, сука, грызет, а мясом брезгует. Болванку стальную за вечер сгрызают в одно жало. Тут раньше трактор ржавый стоял, и что бы вы думали? Сожрали! Вот такое джанниродари. К нам теперь тачки пригоняют на утилизацию, привозят холодильники. Аккумуляторы они очень любят. Там же электролит, я думал, прожжет им все хари. Не, не прожгло. Ну, с чего начнем? С корнеплодов?

— А можно, я домой? — простонал таксист, извернувшись, чтобы не выходить, и капая мочой на придорожную пыль.

— Стоять! — скомандовала Ванда. — А нас кто повезет?!

Такси сорвалось с места и выехало на шоссе, оставив позади Корытко. Ехали они недолго: навстречу, ломая асфальт, проскакал тунец.

— С дороги, тварина! — орал севшим голосом Корытко. — Ща как дам под хвост! И ломает, и ломает, и ломает, и ломает! Хуже Парашенки! По дороге не ходить! Ходить по земле!

Динозавр послушно свернул с шоссе и поплелся в рощу с видом провинившейся собачки.

— Они не только этичные, но и очень сообразительные. Понимают до тридцати процентов человеческой речи, — похвастался Корытко. Его прямо распирало от гордости за свое детище.

— А если, допустим, он на вас наступит? — спросила Лора.

— Да быть такого не может, — возмутился Корытко. — Что за мерзкие инсинуации. У них дружелюбность к людям заложена на генетическом уровне.

— А если случайно наступит? — переспросила Ванда. — Ну, если дружелюбно так наступит?

— Так мы идем смотреть на корнеплоды? — раздраженным тоном спросил Корытко. — Или вам, как и всем журналюгам, лишь бы обсирать кого-то и задавать неудобные вопросы?

Тунец задумчиво чесал морду опорой высоковольтной линии. С треском оборвался кабель, и туша динозавра вздрогнула от наслаждения.

— Я те дам! — просипел Корытко. — Зла на тебя уже не хватает!

Динозавр пристроился задом к кабелю и начал по нему елозить.

— Ну, ладно хоть так, а то он вчера лососю присунул, — махнул рукой экопоселенец. — И, главное, оба самцы. Нет, не таким я видел наше будущее. Совсем не таким. Наверное, старею. Н-да… И не накажешь, они хвосты сбрасывают чуть что. Год назад они еще совсем маленькие были, а щас куда денешь такую прорву… Мы тут все задохнемся. Или кочевать придется, как чукчам в тундре.

— Я вас правильно поняла, они так вымахали всего за год? — осторожно спросила Ванда.

— Ну да, мы же мыслим глобально, — сказал Корытко. — У нас маленькая опытная станция. Один такой хвост обеспечивает недельную потребность небольшого города в мясе. Для мегаполиса, скажем, для Киева, такого хвоста хватило бы на сутки. Пока что медленно разбирают, еще не распробовали. Вы знаете, деньги нам не нужны, мы работаем за идею. Слово «этика» для нас — не пустой звук. Представьте, как мы могли бы спасти голодающих Индии, африканских стран. Да тех же кубинцев… Мы ведь только начали, нам не хватает средств. Надеюсь, с вашей помощью к нам потекут пожертвования, поедут волонтеры. Наша организация — некоммерческая, для нас в этом нет личной выгоды. Года через два они достигнут половой зрелости, дадут потомство. Яйца для племенной работы мы берем у ящериц, это я скоро покажу. Сейчас у нас одни самцы, так проще: самки могут сделать неконтролируемую кладку, лови их потом. Посадим молодняк в клетки и отправим в развивающиеся страны.

— В Россию не надо, — попросила Ванда.

— А мы в Россию и не будем. У меня дочка дура, укропатриотка. Говорит: «Пусть угнетатели и воры задыхаются в своих промышленных городах и жрут розовый сойлент». Мне как-то все равно.

— Валим отсюда! — беззвучно сказала Лора, стоя за спиной у Корытко и тыча пальцем в сторону Одессы.

— А можно, мы приедем… скажем, завтра вечером? — безмятежно спросила Ванда. — Нам сейчас нужно обработать материал.

— За дурачка меня держите? — Корытко сверкнул глазами из-под кустистых седых бровей. — Я вашу говноиндустрию развлечений знаю от и до. Там у вас сидит вася, который работает удаленно, он и компонует ваш так называемый материал. СМИ всегда врут, всегда. Итак, мы идем смотреть корнеплоды…

Электрокар трясся по кочкам, подъезжая к роще хлебных деревьев, то тут, то там погрызенных скотиной. На деревьях висели одинаковые колючие плоды, но экопоселенец уверял, что у каждого дерева свой вкус — картошки, свеклы, апельсинов. Ведь это еда будущего. Достаточно соответствующей маркировки, которую для экономии можно просто выбривать на кожуре. Исключительно для этого оставлены колючки. Кстати, очень удобно для слабовидящих. И здорово, что скотина обглодала всю степь вокруг, удобрив ее своими фекалиями: земля понадобится для новых посадок.

Колеса электрокара переваливались через корни, впереди плясали таксо-велоцирапторы, сзади топал тунец, то и дело почесывая зад стволами и ветками. Почти час длилась эта мрачная экскурсия среди одинаковых деревьев, каждое из которых было отмечено разными ленточками. Экопоселенец продолжал трындеть о будущем и воспитывать динозавра. Впереди забрезжил солнечный свет, электричка выехала в степь, и скотина приветственно завопила. Юркий, несмотря на громадные размеры, динозавр подбежал к тунцу и напрыгнул на него сзади.

— Это его дружок лосось, — просипел Корытко. — Щас как дам под хвост!

Лосось фыркнул, приятелю в ухо, тунец взревел от неожиданности, земля дрогнула, и огромная масса тунцового хвоста повалилась в пыль.

— Дебилы, — прошептал Корытко. — Тупое школоло. Все звери как звери, только эти двое как Бивис и Батт-хед.

Тунец перекувырнулся в воздухе, от чего электричка подскочила на метр, и всей тушей обрушился на лосося. Тот пустил струю и тоже сбросил хвост. Его кончик шлепнулся в сантиметре от капота электрокара.

— Гони к цивилизации, — прошептала Ванда. Таксист был уже без сознания.

— Звери молодые, дрочатся, играют, — оправдывался Корытко.

Избавленные от тяжелых хвостов, лосось и тунец на задних лапах носились по степи, кидали в пыль и мутузили друг друга. В поднявшемся облаке их было почти не видно. Велоцирапторы скакали вокруг этих махин и начальственно тявкали.

— Жулик, ко мне! — сипел Корытко. — Ко мне, дурень! Ко мне, кому говорю!

Возможно, старик просто не соотносил собственный размер с размерами питомцев, как тойтерьер, который лает на кавказскую овчарку.

Как ни странно, таксоящеры довольно быстро утихомирили лосося с тунцом. Те опустились на передние лапы и принялись щипать листья дерева-морковки (оно было помечено оранжевой лентой и двумя зелеными).

Жулик, выполнив свой долг, все-таки подобрался к вожделенной покрышке и теперь жевал ее, уминая коротенькими передними лапами.

— Но вы не думайте, бетон они не грызут, — успокаивал гостей Корытко, трепля холку своего любимца. — Так что на ночь запираете их в подвале без окон — и порядок. Правда, они там скулят, скребут когтями — просятся в постель. Приучил дураков, когда маленькие были.

— И как мы теперь доберемся до отеля? — рявкнула Ванда.

— Да легко. Кстати, норку не хотите? У нас тут меховой питон недавно сбросил кожу. Ваша подруга заодно, кхм, оденется. А то противно смотреть.

— Давайте норку. Только увезите нас отсюда, — попросила Лора. — Нам правда очень надо обрабатывать материал.

— Будете врать — не отвезу, — пригрозил Корытко. — Ладно, шучу. Гарик! — Корытко свистнул.

Тунец подскочил и встал рядом на задние лапы.

— Гарик, вези нас, — скомандовал Корытко.

Тунец взял электрокар в передние лапы и понес их через лес. Лосось подскочил сзади и отвесил товарищу пинка, так, что электрокар вылетел из лап тунца и насадился на верхушки деревьев. Лора и Ванда потеряли сознание. Когда они очнулись, Корытко все так же трындел про славное будущее.

— Эти твари скоро завоюют мир, — прошептала Ванда. — Только идиот может подумать, будто они согласятся всю жизнь жевать траву и кормить быдло собственным мясом.

Гарик сочувственно покосился на нее сверху. Видимо, у тварей был тонкий слух, и они понимали даже больше, чем думал их разработчик.

— Сомневаюсь, что они захотят в развивающиеся страны, — так же шепотом ответила Лора. — Разве что здесь уже не останется пожрать.

— Не, они их колонизируют и заставят работать на себя, — прошептала Ванда.

Зрители, затаив дыхание, делали фьючерсные ставки.

— Гарик, тупая ты скотина, — отчитывал питомца Корытко. — Вот вы с Васей сегодня сбросили хвосты. Они тут будут лежать и вонять, как Петин хвост. Был бы ты умным зверем — взял бы их и отнес в морской порт, там бы их порубили и отправили на корм голодающим детям Гондураса. Дурья твоя башка.

Гарик поставил электричку на землю и отправился обратно. Рявкнув что-то Васе, он поднял свой хвост с толстого конца, за другую сторону взялся Вася. Динозавры взвалили хвост на спины и понесли, как гигантский тандем.

Ванда краем глаза увидела побелевшее от ужаса лицо Корытко.

— Вова, высылай за нами вертолет! — сказала она.

— Хуевый из вас программист, — прошептала Лора.

— Та не, мы с Аоямой однажды наебенились и решили их прокачать. Ну, чтоб поумнее были, — пролепетал Корытко. — Так что в них есть и мои хромосомы. Но я про это молчал, потому что это, выходит, был бы уже каннибализм. — Корытко хихикнул. — Ну, мы с Горо тупо хотели, чтобы они слушались команд. Такой здоровой махиной надо же управлять, а то она все города порушит. Кстати, Аояма-кун, паходу, им своих тоже прибавил. Это мы текилой наебенились после ночного клуба. Я рассуждал так: им жить все равно лет десять, так что сильно не поумнеют. Тунцу не стать президентом, как ни крути.

Вертолет рассекал воздух над степью. Два динозавра не донесли хвост до порта: они вырыли огромную яму, сбросили его туда, вернулись за вторым и третьим и присыпали хвосты землей. Обглодав молодые деревца ближе к Объездной, они все-таки направились в сторону города. Корытко остался на ферме, хотя очень настаивал на том, чтобы полететь на вертолете и приструнить Васю с Гариком. Таксист просто вышвырнул его из салона, когда они взлетали.

Покрушив дома старого фонда, Вася и Гарик обнаружили на Проспекте Небесной сотни своего дебиловатого собрата Гуся, видимо, поздоровались, но брать его в свою компанию не стали. Дойдя до пляжа, товарищи немного пощипали водоросли и пошли в сторону Крыма. Во всяком случае, местный писатель Себастьян Неумоев надеялся, что динозавры, как честные патриоты, насуют сепарам по самые гланды. Однако, этого не случилось. Следуя какому-то природному компасу, динозавры поплыли в сторону Стамбула. У вертолета кончалось топливо, Лора и Ванда с облегчением приземлились в аэропорту и тут же пересели на «боинг», который должен был перенести их в Таиланд. Их до последнего преследовал Неумоев со своими «я же говорил». Старика в конце концов оттащила охрана аэропорта.

За Васей и Гариком были отправлены поисковые экспедиции, однако, найти их не удалось. Лосось и тунец отлично себя чувствовали в морской воде.

Лора и Ванда по-прежнему снимали репортажи о всяких якобы таинственных явлениях. Конечно, прошлую сенсацию им было уже не повторить, но дальше заниматься этим делом было не в их компетенции. Развернулась борьба за оставшихся динозавров: сотни тысяч правозащитников стояли пикетом вокруг рощи хлебных деревьев, защищая питомцев. «Чем больше, тем лучше», — было написано на голых сиськах зоозащитниц по всему миру.

Министерство сельского хозяйство Украины постановило умертвить динозавров с воздуха. К сожалению, это оказалось далеко не лучшим решением, и уже на следующий день доедаки утилизировали все пять истребителей, высланных на борьбу с этичными животными. Зоозащитники со страху разбежались, оставив на ферме одних японцев и Корытко, который, похоже, повредился в уме и теперь читал скотине труды Шопенгауэра. В город животные не наведывались, так что правительство Украины решило оставить их в покое. Однако, президент Украины направил динозаврам телеграмму, в которой выражал надежду, что они все же одумаются и двинутся войной на непризнанные республики. Ответа не последовало.

Прошло два года. Жители Одессы привыкли, что молодняк по ночам роется в мусорных баках. Некоторые даже отважились приобрести у Корытко карликовых велотакс, которые стали отличными компаньонами и мусорными ведрами для бесстрашных одесситов.

Директора предприятий присматривались к сенбернаврам, было сделано несколько пробных закупок для охраны и очистки территории. Также сенбернавры использовались как грузчики, особенно по понедельникам и после праздников, когда сотрудники приходили в чувство после вчерашнего.

Аояма, вернувшись с ежегодных любительских соревнований по кантё, справился с генами роста, подключив к исследованию генетический материал утконосого динозавра и полностью исключив не оправдавшего надежд игуанодона. «Мясные кенгуру» стали известны далеко за пределами Одессы и в будущем могли конкурировать с аргентинскими производителями говядины, а также с китайскими поставщиками свинины. Всего один мясной кенгуру каждый сезон давал 100-150 килограммов отборной продукции, некоторые кенгуру обучились сбрасывать хвосты даже по два раза за сезон, это объяснялось прежде всего скученным проживанием одесской бедноты, при котором нередко возникали семейные конфликты и поножовщина. Разумеется, одесситы всем видам кенгуру предпочитали свиных, мангалы дымились круглый год. Молодежь быстро научилась объезжать мясных кенгуру, и те с воплями гоняли по улицам, к вящему неудовольствию электромобилистов.

На многих дачных участках появились хлебные деревья, хозяйки осваивали новые рецепты и хвалили Корытко. Старик был удостоен Ордена Ярослава Мудрого, на вручение которого, однако, не явился. И одесситы даже не сомневались, что Нобелевская премия по физиологии в этом году достанется его исследовательской группе. Один только Неумоев писал гневные статьи в «Вечернем Привозе» и утверждал, что жить рядом с фермой Корытко — все равно что плясать на действующем вулкане.

Сам Корытко регулярно появлялся в городе, в основном у «АТБ», где покупал себе бифштексы и курятину. Видя это, жители Одессы сделали вывод, будто гигантские динозавры куда-то исчезли. Иначе зачем ему тратить бешеные деньги на продукты, когда дома столько бесплатного мяса? Или это были причуды богатого старика?

Также Корытко регулярно заказывал на Озоне книги по современной физике, астрономии, химии, математике и прочим никому не интересным наукам, и его часто замечали у пункта выдачи. На его экоферму никто не ездил уже два года, а щенков и кенгурят он всегда доставлял клиентам на дом.

Старик Неумоев утверждал, что видел однажды в пять утра, как гигантский динозавр забирал вдрызг пьяного Корытко и его приятеля Аояму на Объездной, но эти голословные обвинения никто не рвался подтверждать. В любом случае через восемь лет это, теоретически, должно было кончиться. Пока что старики нажирались по вечерам в барах и резались в кантё на потеху публике.

Петреску скучал в ротанговом кресле, глядя на полупрозрачную стену дождя. Теперь, когда он стал владельцем десятого канала, у него был уже более свободный график, а скотина Дэн регулярно лизал ему жопу за дорогие подарки. Что-то похожее на раскаты грома донеслось со стороны моря, хотя обещали только ливень. Мокрый до нитки Дэн скрипел кулаками по сёдзи, он, как всегда, не успел добежать от пляжа до дома. Петреску раздумывал, пускать его или нет (то есть мочить ли новый лак на паркете), пока не заметил, что лицо бойфренда совершенно бледное, а рот перекошен от страха.

— Там! Там! Ебаная годзилла! — Дэн машинально выжимал полотенце прямо на ценный лак «макиэ», сделанный по старинному рецепту.

— Ты пережрал кислоты, иди проспись, — Петреску отобрал у бойфренда полотенце и велел слуге вытереть все насухо. — Ящер не будет шкандыбать за твоей унылой жопой через три океана.

Дэн рухнул в ротанговое кресло напротив, лианы заскрипели, что-то треснуло и порвалось.

— Годзилла… вышел из океана… — шептал Дэн. — И он посмотрел на меня так, как будто все-все про меня знает… А за ним второй, на задних лапах. И они говорили по-русски. Что-то про Пуанкре. Ты ебешь, кто такой Пуанкре?

— Иди, говорю, проспись, — Петреску ткнул стаканом его голую ногу и налил себе мартини.

Земля затряслась от мощных толчков. Петреску уже привык к землетрясениям, а дом был построен из расчета сейсмической активности не менее семи баллов.

— И тут второй ему говорит: «Раз уж мы таки приперлись на отдых, сначала поедим или поебемся?» А этот: «Конечно, сначала поебемся». А тот говорит: «Папа бы не одобрил. Правда, мы с ним и не живем».

— Денис, я долго терпел твою шизофрению, — решительно сказал Петреску. — Но на этот раз ты заслужил серьезный урок. Сейчас мы пойдем на пляж и ты мне покажешь этих ебущихся динозавров. И если они не ебутся, а это, скорее всего, так, потому что их там нет, то ты вместе со своими бебехами отправляешься до ридного Мелитополя, а я заказываю себе другой хуй.

Дорога на пляж, давно уже заасфальтированная по приказу Петреску, блестела от недавнего дождя, в ней отражались деревья, стало душно от испарений. Петреску шел под зонтиком, чтобы не капало с листьев, а Дэн, так и не сменивший плавки, брел рядом. Его трясло как от тропической лихорадки неясной этиологии.

— Слушай, может, у тебя и есть лихорадка, — спросил Петреску, когда они вышли на пляж. — Может, тебе просто показалось, что здесь эти динозавры, потому что у тебя температура?

— Просто показалось, — откликнулся чей-то голос.

У Петреску была плохая зрительная память, но он точно знал, что никогда раньше не видел две горы у самой кромки воды.

— Но я бы все-таки советовал померить температуру, его всего трясет. И накапай ему пустырника или корвалола. Папа всегда так делает, когда нервничает.

— Если я правильно понял, вы братья? — осведомился Петреску. — Во всяком случае, у вас общий отец? Смело, очень смело.

— Вообще-то, получается, у нас два отца, Аояма тоже дрочил в пробирку, — пояснил голос.

— Круто, два отца, — восхитился Петреску. — Можно интервью?

— А тебе оно надо? — спросил другой голос.

Огромный хвост лениво поднялся из воды и шлепнул соседнюю гору, Петреску чуть не упал.

— Вася, ты дебил? — спросил первый голос. — Видишь, человек с нами нормально разговаривает? Короче, нет, мы лучше без интервью. Мы здесь, так сказать, инкогнито, приехали в отпуск. Но могу кое-что рассказать. Во-первых, мы не растем в геометрической прогрессии. Точнее, вообще больше не растем, и так хватит. Во-вторых, мы будем жить очень долго, возможно, больше трехсот лет.

— И мы уже не сбрасываем хвосты. Долой кухонное рабство, — хихикнула вторая гора. А то батя любил закусить тунцом с человечинкой. А сейчас, наши толерантные друзья, валите нахуй с пляжа. Будете снимать — наступлю. Вы все сначала нормально разговариваете, а потом такая хуйня. И не подглядывать!

Петреску бежал обратно к дому, волоча полубесчувственного бойфренда. Конечно, эти двое были озлоблены на весь мир, обижены на отца, который насиловал их в подростковом возрасте, грубо использовал как мясо и отказывался признавать равными или превосходящими его по интеллекту. Но Петреску верил, что поможет им справиться с детской травмой, «выйти из шкафа», начать доверять людям, рассказать о своих отношениях и, возможно, сняться в небольшом порнофильме.