Литература

Он ехал в санях, полозья легко скользили по искристому белому полотну. В руках он держал поводья и кнут, совершенно не представляя, что с ними делать. Серая лошадь бежала иноходью, он догадывался, что для обычной деревенской лошади это редкий аллюр. Сани были низкие, без кузова — кажется, такие назывались «дровни». Луна освещала метелки растений, торчащие из снега, как перья из подушки. Больше в степи не было ничего. Вообще ничего — ни деревьев, ни столбов, ни строений. Никаких следов человека или зверя.

Голова кружилась, его подбрасывало и шатало, лошадь не слушалась, когда он натягивал вожжи. Первой мыслью было просто выпрыгнуть из саней, но он понимал, что лошадь, возможно, бежит к какому-нибудь жилью и как-то вывезет его из этой непонятной ситуации. Иначе он замерзнет в степи, как ямщик или еще какой-нибудь герой народной песни. Но к какому жилью, куда вообще ехать и вывезет ли? Он не знал.

«Я не помню своего имени. Кто я?», — думал он, щурясь от снежной пыли, летящей в глаза. Руки и ноги не слушались, толчки отдавались в желудке, он чувствовал свое сердце, которое тяжело и надрывно билось под плотной одеждой. Алая полоска зари виднелась на горизонте, что-то зеленое мерцало в небе огромной дорогой, но перед ним дороги не было, только белое бесконечное полотно.

«Это ад, — понял он. — Холодный ад из японских легенд». Почему именно японских, он не знал. Он почему-то был уверен, что степь русская. Возможно, где-то там, в избушке за горизонтом, его ждет старенькая мать, но не исключено, что…

Несколько горящих точек перемещались вдали. Сперва он решил, что это блуждающие огоньки, такие были в японском аду. Силуэты пушистых тварей приближались, тонкий, режущий уши вой стелился над степью. Он попытался ударить лошадь кнутом, чтобы бежала быстрее. Не получилось, но лошадь ускорилась, снежный шлейф летел из-под полозьев.

«Я не могу ничего изменить, — понял он. — Нужно смириться. Наверное, это наказание за какие-то грехи, за неправедную жизнь». В памяти всплывали белые на черном буквы: «Таким, как ты, правда лучше убить себя. Я верю, что ты действительно это сделаешь. У тебя нет выбора». Он покончил с собой? Или заставил кого-то покончить с собой?

Пушистые твари налетели на сани, пальцами он ощущал их нежный шелковистый мех, они были белые и теплые, терлись об него носами, лизали шершавыми языками его окоченевшее лицо. Он сжал пальцы, пушистая тварь дернулась и огрела его по щеке. Он выпал из саней, прокатился по снегу, пытался вскочить на ноги, твари стояли над ним, прижимая к земле. Снег забивался в рот, дышать мешали комья белой шерсти. Твари рвали его огромными зубами, лохмотья мяса падали на снег. Ему было почти не больно, но трясли они сильно, до слез.

«Хотьково, — вспомнил он, — мама ждет меня к ужину, я должен встать, добежать до саней, добраться до Хотьково». Волчья пасть погрузилась в его грудную клетку, с хрустом перекусывая ребра. Перед Егором висело его сердце, пульсируя, разбрызгивая алую жидкость. Вместо луны слепили необычайно яркие белые светильники в белом потолке.

«Господи, — думал Егор, — это клиническая смерть, я гнал на белом БМВ, дорога была скользкая, влетел во что-то, сейчас меня оперируют, но безуспешно, травмы несовместимы с жизнью. Ну и похуй. Похуй на все. Я знаю, как выглядит Ад, это не страшно».

Мигнула яркая вспышка, послышался щелчок. Егор понял, что может двигать руками.

— Да лежи ты смирно, говнюк, уже десять кадров размазал.

Зрение Егора сфокусировалось на рогах лося. Они были прибиты к противоположной стене, а на них висел его пуховик. Сам он лежал абсолютно голый на кровати кинг-сайз, как будто в гостиничном номере. Веревка впивалась в запястья, по лицу стекало что-то, и это были точно не слезы. Рядом стоял на коленях его начальник, сладкий белокожий блондин с зеркалкой.

«Лучше бы я остался в аду», — подумал Егор.

— Пиздец ты буйный, — улыбался Сергеич. — Закрой глаза, дай уже себя чпокнуть по-человечески.

Егор закрыл глаза:

— У нас корпоратив?

— У нас тет-а-тет.

Егор открыл глаза и сказал:

— Ну пиздец ты химе-химе.

Лицо начальника сделалось нежно-алым, как полоска зари из недавнего трипа:

— А ты пиздец какой тяжелый, хоть и доходяга. Три раза с кровати падал.

Егор ощутил боль в ушибленных локтях, башка трещала, ее как будто пытались открыть штопором чуть левее от родничка.

— Ну что ты как говна наелся, — Сергеич еще раз щелкнул его мокрое лицо и перерезал веревку.

— Сережа, объясни, почему я голый, а ты меня фотографируешь.

— Я всегда знал, что ты трус, но не думал, что настолько, — Сергеич положил зеркалку на тумбочку и сел поближе к нему. — Не надо, пожалуйста, делать вид, что тебе отшибло память. Ты не настолько сильно треснулся башкой.

Егор приподнялся, оглядел пустые бутылки и смятую одежду на полу.

— Ты есть хочешь? — спросил Сергеич. — Могу сделать пиццу или лазанью. Или пасту, если сильно голодный.

— Господи, за что? — простонал Егор.

— За то, что ты вредный Аспергер, который погряз в грехе гордыни.

— Не надо, не хочу разжиреть, как ты, — Егор бил по больному.

Сергеич погладил свои бедра:

— Только не пизди, что я тебе не нравлюсь.

— И?

— Да пошел ты в жопу! — Сергеич шваркнул его джинсами, звякнула пряжка. — Я тебе, блядь, настолько противен, что ты ужрался снотворным и запил стаканом текилы! Я тебя блевать заставлял! Думал, ты сдохнешь вообще! У тебя реально память отшибло?

— Зачем??? — взмолился Егор.

— Ну хватит дурака изображать!

Егор, пошатываясь, подошел к окну. За ним простиралось огромное перепаханное поле, едва прикрытое первым снегом. На горизонте темнел еловый лес. Под балконом стоял белый БМВ Сергеича.

— Не понимаю, зачем балкон, если кругом никого нет? Можно же просто выйти из дома.

— У дядьки свои причуды, — отозвался Сергеич. — Ну, я на кухню?

— На хуй иди, — процедил Егор. Он с тоской вспоминал грязную двушку в Хотьково, пересоленные котлеты матери, стеллажи с книгами и дисками от пола до потолка. Даже вонь мусорных пакетов, которые он вечно «забывал» вынести, казалась приятнее свежего воздуха на даче босса. Была еще слабая надежда, что босс явится сам и освободит его из нежных лапок племянника. Конечно, с боссом придется пить, но старик не полезет Егору в штаны. После летнего деанона Сергеич запал на Егора. Эффект усилился, когда Егор спас эту принцессу от дракона Пиелонефрита. У извращенцев свое понимание благодарности, а Сергеич был мегаизвращенцем.

Егор вытер сперму с лица штанами Сергеича и пошел в душ.

— А хочешь в сауну? — крикнул снизу Сергеич. — Там печка электрическая, топить не придется!

— Я хочу домой! — крикнул Егор.

— Ты хочешь меня! — крикнул Сергеич.

Егор включил воду, чтобы его не слышать. Сначала лилась ледяная, потом почти кипяток. Егор кое-как помылся и оделся. Сергеич гремел противнями внизу, в огромной кухне-гостиной.

— Тебе с говядиной или с курицей? — крикнул Сергеич.

— Я не голоден! — ответил Егор, думая, как незаметно проскочить мимо его голого зада, украшенного тесемками фартука.

— Знаю, потом начнешь из моей тарелки таскать. Ну не будь таким бревном!

— Каким?

— Таким! — Сергеич обернулся и заметил, что Егор уже в пуховике. — Ааа, ну прогуляйся пока. Вернешься с лицом попроще.

Внизу было натоплено, Сергеич успел расставить продукты на обеденном столе. Мало того, что он всегда брал какие-то редкие деликатесы, он их еще и красиво резал. Вообще, ему надо было стать поварихой, а не архитектором. Точнее, родиться бабой, чтобы все встало на свои места.

Егор хлопнул дверью и зашагал через поле. Где-то на западе была автобусная остановка, он заметил, когда они ехали сюда. Значит, часа за три-четыре можно будет доехать до дома. Смартфон Егор оставил у Сергеича, что затрудняло ориентацию на местности. Правда, ориентацию он и так потерял. Мерзлые комья земли под ногами воняли навозом, Егор спотыкался и брел дальше, тихо матерясь. Изредка попадались огромные высохшие зонтики борщевика, они чернели, как инопланетный флот, на фоне заката. Вдали шумела электричка, Егору очень хотелось туда попасть. Тонкий вой прорезал зимний воздух. Егор понимал, что на этот раз точно не спит, ему стало не по себе. Он уже представлял, как поджигает одноразовые платки и швыряет в бродячих псов. Позади уютно светили окна боссовой дачи.

— Ну куда ты лезешь, сначала говно с подошвы оботри, — сказал Сергеич, когда снова хлопнула дверь.

Егор сбросил ботинки и поцеловал его в шею.

— У тебя губы холодные, — проворчал Сергеич. — Мог бы еще погулять, у меня пока не готово. Там надо, чтобы сыр сверху запекся.

— Тогда я тебя съем, — Егор ухватил его за соски.

— Бля, не напоминай! — Сергеич вывернулся из его рук, заглянул в духовку и потянулся в навесной шкаф за тарелками. Егор нагнул его, Сергеич снова вывернулся, кокетливо стрельнув голубыми глазищами. — Говорю же, ты меня хочешь, жить без меня не можешь.

Егор раздвинул блюда на столе и ноги Сереженьки. Тот стонал, что он грязный и ему стыдно. Начал Егор с мытой моркови, обмакнув ее в оливковое масло «экстра вёрджин». Сергеич то обхватывал ногами его ребра, то клал ему ноги на плечи, поджимая пальцы от боли.

— Ты меня так и будешь овощами пидорасить или перейдешь к делу? — спросил он минут через десять.

Егор еще даже не снял джинсы и футболку.

— Ладно, еби морковкой, — разрешил Сергеич. — Только возьми потолще и хуячь другим концом.

— Да тебе кабачка мало будет, — Егор шлепнул его пухлую ляжку. — Дурак ты, Егорка, — Сергеич соскользнул со стола и вытащил лазанью из духовки. — Ну, садись жрать, потом доебешь.

Егор повалил его на пол, заломив нежные руки. Содрал с Сергеича фартук и сунул ему в рот. Сереженька игриво стонал, но скоро понял, что все серьезно. Когда увидел на полу кровь из разбитой брови.

— Я тебе горло перережу, тварь, — обещал Егор. — Ты у меня своим же поносом захлебнешься.

Сереженька не дергался, он просто лежал и наблюдал за истерикой подчиненного.

— Извини, — Егор разжал руки.

Сергеич с грохотом достал лед и приложил к лицу:

— Я все понимаю, я не такой идиот, каким ты меня считаешь.

— Малыш, я не считаю тебя идиотом. Я считаю тебя мудаком.

Хлопнула дверь. Сергеич прикрылся фартуком и крикнул:

— Не смотри!

— Увольте меня, — попросил Егор.

— Сережа, не дури, чего я там не видел? — сказал босс, кинув пальто на диван у входа.

— С морковкой в жопе ты меня еще не видел, — Сергеич убежал в ванную на первом этаже.

— Сережа, когда твой никчемный батя сбежал, а твоя мама училась в институте и прыгала на хуях, кто ставил тебе клизмы? Как ты думаешь?

Босс принюхался и заметил лазанью. По-хозяйски достал тарелки и отвалил себе треть.

— Будешь? — кивнул он Егору.

— Я увольняюсь, — сказал Егор. — Ваш племянник пользуется своим служебным положением, он меня систематически шантажирует и унижает. Сегодня он меня напоил, накормил снотворным, связал и изнасиловал. В суд на него я подать не могу, его вы все равно не уволите, так что уйти придется мне.

Босс недоверчиво уставился на Егора.

— Да, ваш племянник — насильник и садист. Вы не знали?

— Да кто ты такой, чтоб тебя насиловать. Тоже мне, Николь Кидман, — босс набросился на лазанью, потом с вилкой в руке потянулся за открытой бутылкой красного. — Тебе налить?

— Спасибо, я сам. — Егор налил до краев, тоже навалил на тарелку лазанью и начал молча жрать.

— Вообще, я думал, ты его пялишь, — промычал босс. — А у вас тут харассмент… Дебил, но готовит охуенно.

Егор кивнул.

— Надеюсь… кхм… использованные овощи он не пустил в переработку?

— Это в его стиле, — промычал Егор.

— Всё не жрите, мне оставьте! — крикнул Сергеич из ванной.

— Егорка, мне за него страшно, — признался босс. — Помру — что с ним будет?

Егор хотел сказать, что ему похуй, но сдержался.

— Феноменально ленив, характер бабский, вечно собачится с кем-то, зарабатывать не умеет.

— Я полагаю, вы ему что-то оставите?

— Сегодня есть, завтра нет, — отмахнулся босс. — Тут важен человек, а не средства. Человек всегда заработает, а дурак просрет. В сауну пойдешь?

— Нет, у меня сердце того, — наврал Егор.

— Это потому, что за компьютером торчишь, как наркоман. От него остеохондроз, вот сердце и болит. А сауна, как раз, помогает, — босс положил огромные лапищи Егору на плечи и начал что-то разминать, очень больно. Потыкал кончиками пальцев рядом с позвоночником.

Егору хотелось сдохнуть на месте от инфаркта, чтобы доказать свою правоту и никогда не раздеваться перед ним.

— Вообще, ты мне даже нравишься. Не такой тупой, как остальные, пьешь мало, не гуляешь, — босс продолжал разминать спину Егора, потом потянул вверх его футболку. Невидимый штопор вонзился Егору в мозг, на секунду исчезло обоняние. Он очнулся на полу в сауне, Сергеич с боссом хлопали его по щекам, было еще не так жарко.

— Я же сказал, что мне плохо. Отпустите меня, пожалуйста. Хватит надо мной издеваться, я вам ничего плохого не сделал.

— Малыш, остеохондроз — страшная вещь, — с умным видом объяснял Сергеич. — Потеря сознания — это самое безобидное, что при нем может случиться. Просто дядька, пока тебя растирал, задел какие-то нервные окончания, а сердце у тебя как часы.

— Щас нагреется, почувствуешь себя совсем другим человеком, — обещал босс.

Щас нагрелось — Егору стало нечем дышать, волны жара били по глазам, он пытался выйти, но босс его не выпускал, сажал обратно на горячие доски. Сергеич развалился напротив, он бывал в сауне часто, и такие температуры его не пугали, он еще жаловался, что холодно.

Егору было физически противно сидеть рядом с голым жирным мужиком только потому, что тот платил ему деньги.

— У вас в «Единой России» все так парятся, соборно? Индивидуалистов и отщепенцев не любят? — злился Егор.

— Дядька не в Едре, он эсер, — гордо сказал Сергеич. — Это я в Едре.

— Вот видишь, либерасту не место среди эсеров и едросов.

— Ну хочешь, мы тебя повысим? — предложил босс. — Хотя да, повышать-то некуда. Ну хорошо, зарплату прибавим.

— Соглашайся! — Сергеич протянул руку и схватил его за колено.

У Егора в мозгу отчетливо нарисовалась картина, где он обслуживал ртом их обоих. Подкатила тошнота. Сергеич заметил, что Егора мутит, распахнул дверь и вытащил его в холл — еще одну огромную комнату внизу, рядом с кухней-столовой. Здесь был отдельный вход, но все почему-то лезли через кухню.

— Сережа, пожалуйста, отвези меня домой, — просил Егор. — Мне здесь некомфортно. Я не хочу сидеть с твоим папиком. Ты вообще уверен, что он тебе родственник? Паходу, он просто тебя содержит.

— Хуйню не неси?! — разозлился Сергеич. — Он мне как отец, даже своих детей заводить не стал.

— Значит, если отец, то в твоей дырке ковыряться можно? Он тут рассказывал, как с тобой забавлялся, — Егору было похуй, какие отношения у Сергеича с боссом, но повод для срача имелся шикарный. — Сережа, ты вырос и раскоровел, поэтому папику давно не интересен. Но поверь, у вас все было. Твоя детская память тупо не дает тебе снова пережить эти прекрасные моменты.

— Ты мерзкий! Иди одевайся.

Егор охотно подчинился.

— Это правда, что он мне сказал? — раздался из сауны вопль Сереженьки.

— Да ты ебнулся, идиот, я тебя на стройку вкалывать отправлю! Передай своему козлу, что я его уволю нахуй! Делаешь все для вас, даешь вам образование, жилье, рабочие места! А вы за мой счет пальцем в жопе ковыряете и в голову ебетесь! Ненавижу таких!

— Прости меня!

— Сережа, голову лечи!

«Теперь точно уволят», — понял Егор.

Когда он вошел в сауну, Сергеич с боссом обнимались, но это были очень родственные объятия, как у папы с сыном. Правда, оба были голые и у Сергеича стоял, но у него почти всегда стоял, а у босса было не видно.

— Чтоб больше я такой хуйни не слышал, — строго сказал босс. Стальные нотки в его тоне не вязались с огромным животом и целлюлитными ногами, но Егор проникся этой фразой. — Он меня папой звал, пока был маленький. Понял, тварь? Есть вещи, которые ты не можешь опошлить своим поганым языком. Надеюсь, мы больше не увидимся.

— Взаимно, — ответил Егор, чуя ледяной приход адреналина. На самом деле эту работу он нашел с огромным трудом, айтишников на хедхантере было навалом, причем все искали удаленку.

— А ты, дурень, будешь вкалывать вместо него. Учить эти ваши «плюсы». Не хочу, чтоб ты сдох под забором, когда меня не станет.

— Я не сдохну под забором, — Сергеич чмокнул босса в щеку и убежал одеваться.

Он спустился в джинсах и белой меховой курточке, прекрасный, как фея, и пробежал к своему новому БМВ.

Егор, стоя на пороге, вдохнул поглубже и выпалил:

— Извините, Сергей Иваныч, но я правда думаю, что вы его ебете. Он очень похож на вашу содержанку.

— А знаешь, на кого похож ты? На шавку, которая лижет у дога под хвостом. Завистливый холоп!

— Рад, что мы все прояснили, — Егор хлопнул дверью третий раз за день.

— Говно! — босс накинул халат и пошел разогревать порцию племянника.

Сережа сидел за рулем заведенной машины, его руки тряслись.

— Егорка, прости, я не могу. Я и так выпил, а сейчас еще перенервничал. Ты знаешь, я вожу хуево.

— Насрать, довезешь до остановки.

— Блядь, я не могу! — Сергеич всхлипнул. — Как я, по-твоему, должен себя чувствовать, когда ты такого наговорил?

— Как тупая шлюха. Езжай давай.

Машина резко тронулась и остановилась, непристегнутый Егор чуть не влетел в лобовое стекло. Сергеич разрыдался:

— Да, я знаю, я говно. Неблагодарное говно. Я его не достоин. Он человек, человек с большой буквы, понимаешь?

Егор жалел, что не может достать айфон и снять всю эту мякотку для других юзеров.

— Егор, я его очень люблю, больше, чем отца. Как ты мог такое сказать!.. Ты, блядь, извращенец!

— Позволю себе напомнить, что ты сам дрочил на ебущихся братьев и полгода пускал слюни, говоря про инцест. Своя правда глаза не колет? И чего ты так завелся, что даже спрашивать полез? Может, я пошутил?

— Сука! — Сергеич высморкался в бумажный платочек.

— Я чувствую себя лишним в ваших отношениях, — подливал жира Егор. — Ты любишь его, а не меня. Поэтому я не мог, понимаешь, не мог сидеть с ним рядом в этой роскошной хате. Он меня подавляет. Чувствую себя шавкой, которая нюхает у дога под хвостом.

Егор был доволен, что нашел слабое место этого носорога-альбиноса. Сергеич всегда казался ему глыбой, которую не прошибить ничем. Значит, и у Сереженьки есть комплексы, чувство вины.

— Кстати, может, он и есть твой отец? Может, он сестру ебал? Отсюда и твое пристрастие к инцесту…

— Прекрати! — Сергеич выбежал из машины.

Егор хохотал.

Сергеич открыл капот и багажник, уронил на снег синюю крышку, долил что-то и швырнул канистру об стену.

— Вы еще здесь, два дауна? — крикнул с порога босс. — Идите домой, я сегодня добрый!

Серегич подбежал к нему и начал что-то объяснять, босс кивал.

— Я ему сказал, что ты обезумел от ревности, — Сергеич плюхнулся на водительское сиденье, пристегнулся, и они, наконец, тронулись. — Так что он еще подумает, увольнять тебя или нет.

У шоссе Сергеич затормозил и снял теплую куртку, Егор остался в пуховике — его знобило. Сергеич прижался губами к его лбу, проверяя температуру. В сущности, он был не такой уж противный, этот Сереженька. Из него бы вышла хорошая мама — дети всегда сыты, одеты, куча пирожков и хэндмейда, сплетни с подружками, ежедневные прогулки в парке и прочие маленькие радости больших женщин.

— Ко мне или к тебе? — спросил Сергеич.

— Мне надо в Хотьково. Я матери обещал помочь, — соврал Егор.

На самом деле ему не терпелось настрочить про баттхерт Сереженьки. Артемка будет ржать, если совсем еще не подурел со своими биткойнами.

— Кстати, о ревности. Как там наша соска из Сергиева Посада? — Сергеич будто читал его мысли про Артема.

— Да ну его в пень. Я не стал бы встречаться с парнем, который ссыт даже свой адрес дать.

— Не смей писать ему ЛС. Понял?

— Да понял, понял…

— Не надо глумиться над моими чувствами. Я тебе все дал: и адрес, и жопу, и рот, и даже больше. Если узнаю, что ты распиздел, я не знаю что с тобой сделаю. У тебя и пруфов нет.

Егор придержал вильнувший руль, Сергеич спохватился и замолчал.

— А ты выложи фотки, где мне на лицо накончал. Сразу зауважают. Скажут: «Мужик!»

Сергеич сбросил скорость и подъехал к придорожному кафе — коричневому срубу с мигающими китайскими гирляндами на фасаде. Они зашли в помещение, воняющее тушеным луком и говядиной.

— У вас есть вайфай? — деловито спросил Сергеич. — И два латте, пожалуйста, только с нормальным жирным молоком, а не как в прошлый раз.

Трое мужиков за ближним столиком уставились на него тяжелыми взглядами.

— Пиздец, теперь вся одежда этим нищебродским духом пропитается, — сказал Сергеич Егору, кидая куртку на соседний стул. — Ну, начнем наш баттл.

— Ну держись, тварь, — Егор достал айфон.

Сорокалетняя официантка с пропитым лицом принесла латте.

«Сереженька оказался далеко не так непробиваем, как мы думали. Оказывается, это тупорогое животное понимает весь стыд своего положения — содержанки, бляди и тунеядки — и стесняется собственных чувств к папику-сестроебу. Дабы хоть как-то легитимировать свою порочную страсть, Сереженька организует корпоративные походы в сауны к блядям и созерцает там бугристую жопу благодетеля, попутно демонстрируя свою анальную вагину. Уверен, что они не родственники, даже не похожи. Свинорылый босс из-за своего жира тупо импотент и не может ему засадить, так что довольствуется сношениями своей шлюхи с другими шлюхами, как герой яойной саги «Аи-но кусаби». Только что Сереженька признался мне в сильной любви к «папе», как он называет своего свинохуего хозяина. Заметьте, любит он не меня, а «папу», который его содержит, потому что шлюхи бесплатно не любят никого. Такого гнусного харассмента наша страна еще не знала».

Вскоре под аплодисменты форумного быдла появился ответ Сереженьки: «Вот что мы называем харассмент». На всех трех роликах Егор лежал со связанными впереди руками и громко стонал во сне, можно было даже различить обрывки фраз. В первом ролике Сергеич ебал его своим хуем, во втором драл огромным длинным огурцом и бутылкой, а в третьем сосал и сдрачивал ему на лицо.

Егор продолжал:

«К сожалению, эта пухлая шлюха-блондинка — мой начальник. Сознавая свое ничтожество, он пользуется своей мизерной властью надо мной, чтобы отыграться за собственный позор. Если ты раб системы, сделай своим рабом кого-то еще. Достойный сын Говнорашки, член Едра и представитель т. н. рашкованского небыдла».

— Отаке клин любви! — восхищался модер-австрияк. — Поздравляю, мужики! Фапаю всеми четырьмя!

— Кровью умоетесь, — обещал Артем из Сергиева Посада.

— Мальчики, я так вам завидую… — вздыхал хохленочек.

— Ты победил, малыш, — написал Егор. — Когда нас вышвырнут на улицу и запиздят ногами, сможем сниматься в порно. Если доживем.

Сергеич легонько укусил его за ухо.

Егор очень тихо сказал:

— Сережа, послушай меня хоть раз в жизни.

— Что, малыш?

— Пожалуйста, не выебывайся, иначе те трое замкадышей нас запиздят прямо сейчас.

Мужики еще более выразительно посмотрели на Сергеича и заказали пиво.

Сергеич положил на стол две сотни и потащил Егора к машине.

Зазвонил айфон Сергеича, номер был незнакомый.

— Кто это? — Сергеич повернул ключ зажигания, машина сама покатилась вперед, он запоздало выкрутил руль. — Ваня?.. Ваня, пожалуйста, не надо! Не осуждай то, что сам не понимаешь!

— Кто такой Ваня? — спросил Егор, стараясь придать голосу нейтральный тон.

— Ваня, да, я действительно гей. Я могу с бабами, но мне противно… Господи, да он не против… Все уже знают, и дядя тоже… Да не общается он с клиентами, его на люди ваще не выводят, он сидит в углу и дрочит на сервер. Не пострадает его репутация, у него ее нет… Ваня, прости меня, пожалуйста, я дебил, я выложил это, не подумав!

— Ваня, иди на хуй! — Егор вырвал айфон из руки Сергеича и швырнул на заднее сиденье. — А ты смотри на дорогу, иначе убьемся!

Сергеич вел машину молча, изредка поглядывая в зеркала.

— Кто такой этот сраный Ваня? Твой бывший ебарь? Или тупой натурал, перед которым ты разыгрывал мачо?

— Помнишь на тусе мужика с зеркалкой? Ну, такой седой, в костюме. Это он.

— Понятно, предпочитаешь кобелей постарше, — с ненавистью сказал Егор. — Своего мало?

— Да Господи, он просто друг! Мы с ним говорим о физике, о летательных аппаратах. Обсуждаем всякую политоту. Меняемся рецептами! Он меня готовить учит ! — Сергеич чуть не плакал. — Зачем ты его на хуй послал? Позвони ему сейчас же и извинись!

— Понятно, Сереженька боится растерять свой гарем. Вези меня домой!

Было уже почти двенадцать, когда Сергеич добрался до Хотьково. Он пару раз сворачивал не туда, так что времени они потеряли прилично, а бензина нажгли еще больше.

— Ну? — Сергеич подставил губы и закрыл глаза.

— На хуй пошел… — Егор выбежал из машины и хлопнул дверью, Сергеич бросился за ним в воняющий котами темный подъезд. Задел рукавом мусоропровод и побежал вверх, на свет из открывшейся двери.

Егор вышел с тремя смердящими пакетами. В проеме стояла неопрятная женщина, одетая в халат из фланели еще советского производства. За ней виднелись обои десяти сортов, которые она, как истинная еврейка, клеила из экономии, а не для того, чтобы было красиво. Сергеич мог поспорить, что за облезлыми шкафами обоев вообще не было.

— Сережа, уходи, — попросил Егор.

Женщина глядела на Сергеича с ненавистью, точно как сын. У нее были набрякшие семитские веки и голубые глаза навыкате.

— Кто это такой? — спросила она. — Что он здесь делает в такое время? Он хочет что-то украсть у нас?

— Это мой начальник. Мама, иди спать, пожалуйста.

— Он мне не нравится! Пусть он уйдет!

— Пожалуйста, уходи, мама немного того, — сказал Егор на ухо Сергеичу.

— Пиздец, лучше сдохнуть, чем быть как ты, — Сергеич сплюнул ему под ноги. — Вонючий пролетарий в своей вонючей замкадной дыре.

— Сережа, иди, пожалуйста. Встретимся в понедельник на работе.

— Сука, ты уволен, — Сергеич достал из кармана электронную сигарету и пустил Егору в лицо облако карамельного дыма.

— Ты уволен? — вскипела женщина. — Ты уволен, тварь? Опять два года будешь сидеть у меня на шее и играть в свои дебильные игры? Вон из моего дома!

— Мама, пожалуйста, тебе спать пора, — Егор бросил мешки и пытался завести ее в квартиру, женщина отбивалась, даже укусила его два раза.

— Вонючий пролетарий с сумасшедшей мамкой. И этот жалкий замкадыш фантазирует по поводу меня и дяди. Твоя жизнь в сто раз хуже твоих самых смелых фантазий… Кстати, если у твоей мамки деменция, есть вероятность процентов девяносто, что будет и у тебя… Хуевый из тебя еврей, не знал, что жиды могут жить в такой нищете.

— Он хочет нас обокрасть, — настаивала женщина. — Он похож на вора. Я не лягу, пока он не уйдет.

Сергеич, стараясь не дышать, зашел в квартиру. Спальню Егора он определил по стеллажам:

— А врал, что не играешь.

— Раньше играл. Тут гулять-то негде, выйдешь — запиздят сразу.

Сергеич заметил на койке одеяло, из которого от старости уже лезла вата, и плед из верблюжьей шерсти.

— А ты у нас большой знаток ваты и клетчатых пледов, — съязвил он, подняв одеяло двумя пальцами. — Давно изучаешь матчасть?

Из кухни тянуло спиртом и прокисшим борщом. Сумасшедшая стучала в дверь спальни. Под окном, несмотря на начало зимы, орали коты. Егор лег на койку, прикрыв лицо руками.

— Ты живешь в аду, — констатировал Сергеич. — Понятно, откуда в тебе столько говна.

— Сережа, пожалуйста, уйди, иначе она не успокоится.

Сергеич сел на него, чувствуя, как твердеет под джинсовой тканью его член.

— Ты хочешь окончательно меня унизить? — прошептал Егор.

— Да, — Сергеич укусил его нижнюю губу.

— Чем вы занимаетесь? — крикнула шизофреничка. — Педики, вон из дома!

Сергеич и Егор торопливо раздевали друг друга. Сереженька, извернувшись, снимал на айфон свою спину и зад, который мял вонючий пролетарий.

— Сначала язычком, — требовал Сергеич. — Сунь поглубже! Так, хорошо… Давай, сука, лижи мою дыру!

— Ты выложишь это на форуме? — шептал Егор.

— Да, ссука, да!

Через полчаса Егор прижался потным лбом к его плечу:

— Я щас засну.

— Не смей! Твоя маман меня загрызет.

— Его маман тебя зарежет, — мрачно сказали за дверью. — Я тебя ненавижу, тварь! Ты вор, я это сразу поняла! Я таких вижу насквозь! Белая крыса!

— А ты похож, — зевнул Егор. — Купи красные линзы, не пожалеешь.

— Ты сам с ней скоро ебнешься, — Сергеич торопливо одевался. — Ну, долго тебя ждать?

Егор встряхнулся, как собака. Его снова знобило, он обтерся влажными салфетками и тоже оделся. Они выскочили, отшвырнув маман с обвалочным ножом.

— Не страшно ее одну оставлять? — спросил Сергеич, с хрустом проезжая мимо припаркованных машин.

— Мне похуй. Раньше же оставлял.

Позвонил босс. Он спрашивал, где Сережа. Почему-то набрал он именно Егора, наверное, боялся, что неопытный Сереженька будет держать телефон в руке и попадет в аварию. Снег валил стеной, Сергеич включил противотуманки и ближний свет, «дворники» еле успевали стирать снежную кашу.

— Блядь, омыватель не тот! — простонал Сергеич. — Из-за тебя перепутал!

Лобовое стекло залепило пеной. Он включил аварийку, и они медленно въехали в белое, то ли на обочину, то ли в поле. Егор перекрестился и рванул ручник, о котором Сереженька постоянно забывал.

— И че делать с омывайкой? — упавшим голосом спросил Сергеич. — Бачок же замерзнет.

— Да просто брызгай, пока все не выльется, — злился дядя. — Сережа, ну что ты такой рукожопый?

— Папа, возьми меня на ючки, — попросил Сергеич.

Босс возмущенно хрюкнул и отключился.

Бензина оставалось мало, Сергеич зевал и тер глаза. Он сообщил, что заснет прямо здесь, и ебись все конем.

— Мы же замерзнем, — уговаривал Егор. — Давай доедем до мотеля, тут есть недалеко. Сережа, не будь таким эгоистом!

В конце концов, он вытащил Сереженьку и затолкал его на заднее сиденье. Права он получил давно и с тех пор ездил от силы раз десять. Оттерев лобовое стекло и прочитав «Отче наш», Егор вырулил на шоссе. Проехать несколько километров по прямой с АКПП он еще мог. Из печки потянуло холодом, Егор поставил на максимальную мощность, но ничего не менялось. Он съехал на обочину и задал вопрос натурасту-автомеханику, над которым стебался летом.

— Это радиатор. Новые тачки — говно, лучше старых «марков» еще ничего не придумали, — поучал натурал.

— И что делать?

— Ждать, когда закипишь, либо срочно ехать в сервис. Тупо дождись, пока двигатель остынет, и следи за температурой.

Егор ехал по холодному аду, включив аварийку и все время протирая запотевшее стекло. Мимо пролетали машины, Егор очень боялся, что в него кто-то врежется сослепу, но сзади тащился хвост из таких же рукожопых, не успевших поменять резину. Руки уже не слушались, мизинцы совсем замерзли, Сереженька завозился сзади:

— Ну чего тебе в доме не сиделось? Щас бы пили вискарь и смотрели про Жожо. Крепкий броманс, Миике уже лайв-экшн снял.

Впереди мигали аварийкой два джипа, пришлось ждать, чтобы их объехать. Сергеич уже окончательно проснулся и воцарился на своем месте. Они доехали до сервиса, где заспанный таджик поменял антифриз и залил годный омыватель. Печка заработала как надо, было уже четыре часа утра. Сергеич залил рядом на заправке полный бак, поставил будильник на семь, откинул спинку и захрапел. Егор не мог заснуть, он вспоминал степь, которую видел под таблетками. В салоне было душно, Егор несколько раз глушил двигатель, пока Сереженька отдыхал. Блядища сладко стонала во сне, гладя свой член.

— Я всегда хотел братика, — отчетливо сказал Сергеич. — Чтобы братик няшил меня под хвостик. Ваня, засади мне… Аааа… Сделай меня шлюхой!

Егор понял, что битву с ватаном уже проиграл.

Сергеич стукнулся коленом о руль и проснулся. Заметно было, что он все помнит.

— Насчет Вани — он натурал.

— Мне про вату не интересно.

— Мы с ним все время общаемся в личке, но не так, как ты думаешь, — Сергеич нашарил на торпедо одну из своих электронных сигарет, жадно сунул ее в рот и выдохнул облако клубничного пара. — Я бы ему отдался, но это был бы конец всему. Ваня мне нужен как друг, понимаешь?

Егор кивнул.

Сергеич сунул ему в рот свой агрегат, Егор затянулся без особого удовольствия — курить он бросил два года назад, а до того смолил по полторы пачки в день. Сергеич так задрал его своей пропагандой «парения», что сама мысль о никотине стала отвратительна. После сигареты его губы раздвинул Сереженькин средний палец.

— Давай? — Сергеич расстегнулся.

— Ты меня с кем-то путаешь. Я не плечевая.

Сергеич все-таки нагнул его голову, а в финале сообщил, что бабы стараются больше, надо смотреть и учиться. Егор блеванул на снег, и они поехали дальше.

— И куда теперь? — спросил Егор.

— Ко мне… — Сергеич поднял крашеные брови. — Ну не к тебе же… На самом деле у меня маман такая же. Если б не дядька, давно бы спилась. Я с ней даже разговаривать не могу, бесит!

— Хотел бы я знать, что тебя не бесит. Есть ли такое уникальное явление в этом огромном мире.

— Артемка лучше сосет, — вдумчиво молвил Сергеич. — Всегда как в последний раз. А ты как будто хочешь отгрызть вместе с яйцами.

— Ты читаешь мои мысли, — Егор отвернулся к окну.

— Карлуша, мне снился Холодный Ад. Я ехал в нарте, запряженной белыми собаками. И Бог посмотрел на меня с неба, в полярном сиянии. И спросил: «Почему ты не молишься, не каешься?» Знаешь, что я ответил? «Это бесполезно».

— У Бога было лицо Вани, а потом он тебя заставил каяться?

Сергеич снова затянулся и промолчал.

— Ты даже во сне изменяешь, — Егор отобрал у него сигарету и затянулся сам. — Сережа, отпусти меня. Зачем я тебе нужен?

— Это я тебе нужен, дурак.

Егор сосал его сигарету и тупо смотрел в окно, считая столбы, а Сергеич строил планы на будущее:

— Хочешь, напишем вместе какую-нибудь крутую программу или поисковик? Или замутим что-то такое концептуальное, как Жопс и Возняк?

— Ты сам в это веришь? — спрашивал Егор.

— Ты не умеешь мечтать, — отвечал Сергеич. — Конечно, ты сможешь, как Возняк и даже лучше.

Он всю дорогу расхваливал деловые качества и интеллект Егора и как-то незаметно въехал с Ярославского шоссе на МКАД.

— Ты же в центре живешь? — Егор принял это волевое решение за очередную Сережину ошибку.

— Я не хочу в выходные торчать дома.

По МКАДу они плелись долго, со скоростью 80, а то и 60, снегопад усилился, кого-то занесло, кто-то слишком поздно затормозил. Когда они доехали до химкинской «Меги», был уже день. Сергеич был занят закупкой приданого для бойфренда, который сбежал от гомофобной мегеры без единой зубной щетки.

— Да она все забудет еще до вечера! Я могу вернуться в любое время… — Егор обреченно катил тележку. — Она каждый вечер зарезать обещает, видел у меня замок на двери?

Дядина карта изрядно пострадала в этот день. Сергеич набрал виски, текилы и мяса, купил Егору четыре свитера, пару джинсов, две рубашки, пять футболок и очень много трусов. Егор вырвал из его лап три банки песто по 300 р. каждая, но после небольшой лекции об итальянской кухне сунул песто в тележку.

— Надеюсь, хохол еще там, — Сергеич очень осторожно продвигался по укатанному снегу мимо недостроенных дач.

Хохол был там. Он сидел на коленях в снегу совершенно голый, а рядом валялись шмотки. Хохленок плакал. Кацап в халате бегал вокруг него, хватал за руки и пытался утащить в пристройку, над которой курился дым. Хохленок вырывался и падал лицом в снег.

— Каждую зиму… граждане великой и могучей страны 404… празднуют начало Евромайдана… веселыми играми… — приплясывая, орал кацап. — Поможите унести активиста до хаты!

Егор как бы в полусне вышел из машины и попробовал схватить Колю за ногу. Нога была холодная и скользкая, хохол дернулся и упал на бок.

— Всех несогласных эта страна ебет в сауне, как шлюх, и выставляет на мороз, — пошутил Егор.

— Ты заебал! — кацап хлестнул хохленка по щеке, схватил за волосы и потащил в дом. Тот цеплялся за его руку, рыдая в голос.

— Наше будущее, — сказал Егор.

— Не драматизируй, — Сергеич обнял его и открыл багажник.

— Иди в баню, дебил! — послышалось из дома.

Сергеич поставил пакеты на кухне, скинул одежду и помчался к хохлу с кацапом. Егор последовал за ним. В сауне кацапа было два входа — с улицы и с кухни, топилась она дровами и была вдвое больше, чем у Сергеича. Тот объяснил, что любит погорячее, потому так и спроектировал, чтобы нагревалась быстро и без еботни. Все равно кроме них с дядькой там никто не живет.

Хохленок сидел на сосновых досках и размазывал сопли по лицу, кацап лез к нему с полотенцем, хохленок отбивался. Его руки от ладоней до локтей были покрыты соединительной тканью, там почти не осталось нормальной кожи.

— Каждые выходные такой пиздец, — жаловался кацап. — Скандал по любому поводу: я сгубил его юность, я не даю видеться с друзьями, я не уважаю его страну, я накидался с утра…

— Ну не я же накидался?! — Коля высморкался в полотенце. — Все время норовит съебать, потом нажирается и бьет меня.

— У вас токсичные отношения, — заявил Сергеич, прикрывая стояк. — Карлуша, теперь понимаешь, как тебе повезло со мной?

— О, да, медовый месяц… — подхватил кацап. — Так, ладно, вы друг другу потрите спинку, а мы выйдем.

Он потащил Егора в душ. В углу кухни-гостиной Егор заметил странный агрегат из нескольких видеокарт.

— Это наш дебил криптовалюту майнит, — объяснил кацап. — По скайпу больше не ебется, нашел себе занятие. Ну, рассказывай.

Егор понимал, что перед ним тролль выше на сто левелов. Кацап свел с ума сотни человек и дожимал слабые мозги хохленочка, как трижды заваренный чайный пакетик. Рассказывать о себе этому монстру было равносильно суициду:

— Ну что… Не жизнь, а сказка.

— Да, я заметил. А он тебя сразу связал или когда ты отрубился?

— В процессе. Я уже плохо соображал.

— Ненавижу таких, — кацап толкнул его на диван у окна и принес стаканы. — Ты что будешь?

— Мне все равно.

Егор сам не понял, как язык кацапа оказался у него во рту. Его тело при падении в бездну заметно ускорялось.

— Долго вас еще ждать? — Сергеич вывел к ним хохла и ахнул. — Так, слез с моего мужика!

— Да похуй на вас на всех, — Егор налил себе какую-то коричневую жидкость, это оказался ямайский ром.

Кацап чокнулся с ним:

— Знаешь, я тут вспоминал наши золотые дни ни твиче, пытался понять, что у нас с Коленькой стало не так. Ты ведь Васёк, да?

— Ага… — обрадовался Егор.

— Это ведь ты написал, что таким как он лучше умереть?

— Да, потому что у нас нет выбора, — Егор залпом выпил и налил себе еще.

— Как это нет?! — вспыхнул Сергеич. — Вали к своей мамке-шизофреничке! Выбора полные штаны!

— А жопу хохлу успел потереть? — Егор швырнул в него стакан.

Кацап снова хохотал. Стакан не разбился: он специально брал из самого толстого стекла, для семейных сцен.

Хохленок ушел одеваться, он вернулся в зимнем камуфляже и с винтовкой.

— Опять в АТО собрался? — съязвил кацап.

Хохол молча подхватил пакет с жестяными банками. Они наблюдали из окна, как он тренируется боевыми: винтовка сильно отдавала, банки убивались с первого выстрела. Покончив с последней, он зашагал в лес.

— На их месте могла бы быть моя голова, — спокойно сказал кацап. — Я рассказывал, как он хотел меня зарезать во сне? Вместо этого порезал шины. Щас, покажу кое-что.

Он вернулся со второго этажа с открытым томиком Конан-Дойла и ткнул в один абзац:

— Знаете, Уотсон, — сказал он, — беда такого мышления, как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.

— О Господи! — воскликнул я. — Кому бы в голову пришло связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?

— Они внушают мне страх. Я уверен, Уотсон, — и уверенность эта проистекает из опыта, — что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности.

— Мне дай посмотреть, — Сергеич положил подбородок кацапу на плечо. Потом отобрал книгу и пролистал назад. Через некоторое время он уже разжег камин, поставил на плиту кастрюлю с водой и нарезал мясо.

Егор и кацап тупо смотрели на него со стаканами в руках. Сергеич хозяйничал как у себя дома: нашел мультиварку, запихал в нее мясо и какие-то специи, кинул в кастрюлю фетучини, нарезал овощи для салата. Присел на край стола и снова принялся читать.

— Позитивный мальчик, — сказал кацап.

— А с чего ему быть негативным? — сказал Егор.

В лесу прогремел выстрел.

— Ебаный в рот! — кацап вскочил, накинул куртку и выбежал на улицу.

Воображение Егора нарисовало хохленка, большим пальцем ноги нажимающего спусковой крючок. Снаружи, кроме кацапа, никого не было. Егор обулся, накинул пуховик и пробежал мимо кацапа, который отряхивал снег с резиновых тапок.

— Фонарик возьми! — крикнул вдогонку кацап.

— Похуй! — Егор побежал в темноту, светя айфоном.

Взошла луна. Небесный свет отражался от снега, глаза слезились от ветра, Егор проваливался по щиколотку, а где-то и по колено. Ему удалось разглядеть цепочку следов, он шел по ней, жалея, что не может быстрее. Добрался до полянки, где стоял джип кацапа. Серо-белая фигура лежала в снегу.

— Забери меня с собой! — крикнул Егор. — Я больше не могу, заебало все!

Он наклонился к хохлу, тот был жив и даже не ранен.

— Помоги встать, — попросил хохол. — Плечо болит пиздец как.

Минут через десять хохленок победоносно переступил порог кухни и швырнул на пол зайца. Точнее, это был черный кролик, один из тех, кто сбежал прошлым летом у соседей.

— Понимаешь, я так обрадовался, что забыл прижать приклад, — хохол растирал свои красные щеки. Так ебнуло, чуть не сдох.

Хохленок налюбовался на кроля, ухватил его за задние лапы и ловко содрал шкуру, подрезая ножом для филе. Кроличью голову он насадил на кол во дворе, в память об игре своего детства. Сергеич разделал кролика, промыл и поставил тушиться в сметане с чесноком. «Надо было вымочить, но сильно жрать охота, — извинился он, — вы не волнуйтесь, чеснок должен отбить запах».

— На месте этого зайца мог быть я, — сказал кацап.

— Лучше я, — сказал Егор. — Кстати, помнишь, у Конан-Дойла было про баранину с чесночным соусом?

— Жрать идите, дураки, — скомандовал Сергеич.

Он заметил Колину ферму для майнинга и за ужином еще полчаса обсуждал с хохлом преимущества разных видеокарт, заключив это словами «все равно нахуй сгорит».

После Сергеич мыл тарелки, а заодно плиту, кухонные шкафы и пол, приговаривая, что невозможно жить в таком сральнике. Кацап все время наливал, предлагая поменяться женами. Егор нажрался быстрее, поскольку не имел такого алкоголического стажа и веса. Он уже нажаловался, что Сереженька сделал его своим рабом и тащит в постель, как баба в ЗАГС. Кацап горячо возражал, называя Егора дураком и аутистом. Любой вменяемый гей женился бы на дочке босса, чтобы потом руководить фирмой. Егор ворчал, что королевством пришлось бы править из-под стола, делая ртом принцессе.

— Ну посмотри, как стало уютно, — уговаривал кацап. — Он как котик из калтактика, везде несет тепло и позитив. Он не думает о свободе, о сратом смысле жизни, он просто живет, понимаешь? Живет моментом. Он не фрустирирует, как ты, и не депрессует, как я. Просто если ему плохо, он доставляет себе удовольствие. Мальчик не жадный, он всем делится с тобой. А ты трясешься, как жид на говне.

Сергеич слушал его краем уха и посмеивался, затем предложил сменять Карлушу на хохла, а то заебала эта кислая жидовская морда. Тем более, Карлуша и кацап уже сосались, так что совет им да любовь и страусиные перья в зады.

— Малыш, дай мне отдохнуть, — попросил Егор.

— Конечно, конечно, — Сергеич плюхнулся рядом и обнял его, бок Сергеича адским пламенем жег Егора.

— Ну что ты в нем нашел, ни рожи ни кожи, — обиженно сказал кацап. — Иди ко мне на ручки, у меня больше.

Через минуту Сереженька уже совал язык в рот кацапа. Зазвонил таймер, Сереженька вскочил доставать кролика из духовки. Он водрузил гусятницу на пробковую подставку, снова расставил тарелки и разложил приборы.

— Красное сухое есть? — деловито крикнул он хохленку.

— Когда же это кончится? — спросил хохол.

— В смысле? — Сергеич взял его лицо в свои ладони. — Что не так?

— Вот это всё. Я больше не могу. Я не могу спать, не могу смотреть, как Дима пьет, не могу оставаться один. Я даже мангу читать больше не могу.

Кацап, услышав про мангу, расхохотался:

— Украинский пафос — самый пафосный в мире. Щас он тебе расскажет, как больше не может стрелять в компьютерных играх. Кстати, на прошлой неделе он застрелил кота.

Сергеич явно хотел сказать какую-то гадость, но сдержался. Лицо хохла стало белым и полупрозрачным, будто из молочного стекла. Он смотрел сквозь Сергеича иконописным взором, как персонаж с иллюстраций Глазунова. Егор понял, что это настоящая шизофрения, причем у Коли она давно и не лечится — его ебырь игнорирует проблему. Похоже, кацап настолько зациклен на себе, что считает истерики хохленка следствием скуки и плохого воспитания.

— Малыш, хочешь, поедем ко мне? — спросил Сергеич. — Сходим в театр, пошопимся, я тебя покажу психологу.

— Да, увези его Христа ради, пусть развеется, — крикнул кацап.

Хохленок помотал головой.

Сергеич усадил его рядом с кацапом и отвел Егора в сторону:

— Не обижайся, но хохол уже все. Поехал кукушкой. Они оба того, надо отсюда выбираться. И не ври, что мы друг другу не подходим. Просто посмотри на них. Щас еще пожрем и домой.

Хохленок с отвращением резал кролика, похожего на безголовый человеческий эмбрион. Сергеич ласково отобрал у него нож и помог разложить мясо по тарелкам.

— Ненавижу, — сказал хохленок, уставившись в одну точку.

— Кого, малыш? — Сергеич заглянул в его глаза.

— Дима, я тебя убью. Прекрати меня унижать, заткни свой поганый рот, я не могу так больше.

— Щас он вам расскажет, какой я абьюзер, — кивнул кацап. — Заставляю ни в чем не повинного дауна чувствовать себя дауном. А на самом деле он огого, Эйнштейн в стрингах!

Сергеич заметил на полке у камина свечи, поставил их на стол и выключил свет. Теперь в бокалах отражалось пламя камина и свечей. Адские огоньки плясали в широких зрачках хохла.

— Можем рассказывать страшные истории и в конце каждой задувать по одной свече. Как японцы, — предложил Сергеич.

— Весной моего брата угнали на Донбасс. И всем было насрать, что у него справка от психиатра, сказали, годен. С тех пор он мне ни разу не писал, — хохленок задул самую ближнюю свечу.

— Я не это имел в виду, а всяких демонов и привидений, — замялся Сергеич. — Слушай, я правда не знал, что у тебя такое с братом, дружище, мне очень жаль.

— Давай я, — вызвался Егор. — После встречи на Репе моя маман начала слышать стуки в ванной. Ее очень возмутило, что я перестал ночевать дома, и она выдумывала, что в квартире кто-то есть. Когда она спит, он наваливается на нее и душит.

— Это клиника, — прервал его кацап.

— Не перебивай. Она меня раньше будила в шесть утра, чтобы я успел на работу. И вот я, короче, просыпаюсь, а на меня кто-то навалился и душит подушкой. И это был нихуя не домовой, а она. Я чуть не сдох. — Егор задул свечу.

— Однажды я смотрел Боку-но пико и услышал фразу «Я тебя съем», — начал Сергеич. Он долго и во всех подробностях живописал, как его преследовал голодный дух.

Настала очередь кацапа.

— Ничего в башку не приходит, — извинился он. — Слушайте, вы задрали своими выдуманными проблемами. Вон, щас на Донбассе у людей нет крыши над головой, а вы сидите в тепле, жрете как не в себя, в игры, блядь, играете, обсуждаете, ссука, ОТНОШЕНИЯ... Пойдем ебаться.

— Я спать хочу, — Сергеич поцеловал Егора в плечо. — Мы уже поедем, наверное.

— Да без проблем, — сказал кацап. — Кстати, возможно, я что-то выкрутил, пока вы терли друг другу спинки.

— Не было ничего, — сказал хохленок. — Это твои больные свингерские фантазии.

— Да похуй, было или нет. Короче, в лесу скучают только дураки. Для человека с баблом и хорошим воображением лес — неиссякаемый источник этого вашего… хайпа. Ждите здесь.

Кацап вернулся с чердака, таща камуфляж, местами заляпанный краской:

— Одевайтесь!

Он снова исчез наверху и принес три маркера.

— А сам не будешь? — спросил Егор.

— Сам буду, — кацап тоже начал одеваться. — А у хохла будут боевые. Точнее, один боевой. Если он так меня ненавидит, пора покончить с этим раз и навсегда.

— Не возражаю, — хохленок бережно взял винтовку и глянул на ебыря через оптический прицел.

— Целься получше, — бросил кацап и направился к выходу.

— Стоять! — приказал Сергеич. — В игре должны быть правила. Допустим, если ты в него выстрелишь первым, он уже не может в тебя стрелять.

— Принято, — кивнул кацап.

— Два боевых, — сказал Егор. — Тебе и мне. Я хохлу смерти желал, пусть в меня тоже стреляет.

— Ты никуда не пойдешь! — Сергеич попытался отобрать у Егора маркер. — Пусть они сами друг друга мочат, мы-то тут при чем?

— Отвали, заебал, — Егор толкнул Сергеича.

— Хорошо, если я попаду в вас обоих, он в вас стрелять не сможет. Идет? — Сергеич даже немного волновался.

— Окей, других правил не будет, — кацап схватил Егора за руку и вытащил на мороз.

— Нахуя этот цирк? — кричал Егор, протирая на ходу защитные очки. — Куда мы вообще?

— Съебемся в кабак! Тут лесом два километра! — орал кацап. — Да не ссы, он меня любит, он не будет стрелять. Поревет, пососет и заснет. Еще прощенья попросит.

Когда они добежали до джипа, сзади два раза пальнули. Егора ощутимо стукнуло между лопаток, кацап оттирался снегом.

— Ну вы предсказуемые ебланы! — радовался Сергеич, слепя фонариком глаза Егору.

Между деревьев вспыхнуло, раздался треск, кацап осел в сугроб.

— Что за… — простонал Сергеич. — Валим! Тащи у него ключи!

Следующим выстрелом пробило покрышку джипа.

— Щас он нам устроит АТО, — прошептал Егор. — Ложись…

— Не поможет, — шепнул Сергеич. — У него еще два патрона. Я хуево бегаю. Может, зигзагами?

— Что, зассали? — крикнул хохол. — У этого козла броник есть. — Он уверенно подошел и пнул неподвижного кацапа. — Следующий будет в голову! Хорош валяться!..

Кацап лежал.

— Эта сука скорее меня застрелит, чем позволит причинить себе какой-то вред, — хохленок снова пнул кацапа под ребра. — Вставай, мудак!

Сергеич кинулся на хохленка, рванул ствол вверх и несколько раз истерично нажал спусковой крючок. Оба упали. Под телом кацапа расплывалось темное пятно. Егор светил на него айфоном, пока Сергеич боролся с хохлом.

— Вот и нет абьюзера, — сказал Егор.

Хохол был страшен. Казалось, он стал Снежной женщиной, которая своим дыханием отбирает жизнь у заблудившихся путников.

— Ненавижу вас всех, — сказал он тихим голосом, без всяких эмоций. Сел рядом с кацапом, упер приклад в землю и взял ствол в рот.

— А перезарядить? — напомнил кацап.

— Дебил! — хохленок разрыдался. — Он всегда меня троллит. У него все шутки такие дебильные!

— Я одевался при тебе, — еще тише сказал кацап. — Коля, где ты видел броник? Может, ты, наконец, послушаешь меня, и мы поедем к врачу?

— Вызывай скорую, — дергался Сергеич. — И съебываем отсюда! Посадят, как соучастников!

— Коля, тебе надо показаться психиатру, — уточнил кацап.

— Димочка, я поеду в психушку! Только не оставляй меня одного! Никогда! — хохленок вцепился в его куртку.

— С тобой только в психушку и попадешь, — пошутил кацап, теряя сознание.

Скорую они вызывать не стали, сначала довезли кацапа до дома. Оказалось, он ранен навылет в левую руку. Хохленок имел богатый опыт первой помощи себе, обошлись без врачей. Кацап глодал кроличью лапку, перевязанный и обколотый антибиотиками. Хохленок стоял перед ним на коленях и просил прощения каждые пять минут.

— Вас можно оставить одних? — спросил Сергеич. — А то нам утром на работу.

— У нас всегда так, — успокоил кацап.

Было еще темно, белый БМВ летел среди полей в потоке других машин. Егор уже не боялся, что они вдвоем разобьются, и щурил глаза на мертвый пейзаж с красными огнями.

— Я тебя зарегил на госуслугах, получишь загранку, — обещал Сергеич. — И поедем куда захочешь из этого дерьма. Ты же хотел угнать трактор?

— Уже не хочу, — Егор закрыл глаза и слушал равномерное урчание двигателя. — Думаю, оно будет везде.

Через полтора часа, когда босс заглянул к ним в кабинет, оба лежали мордами на столе.

— Егорка, достань песто из багажника, а то банки лопнут, — стонал во сне племянник.

Босс беззвучно матюгнулся и пошел дальше. Сотрудники ежились в свитерах и пили кофе, солнце тускло светило в окна, по радио обещали минус десять. В такие дни очень важно создать вокруг себя уютную атмосферу и радоваться незначительным вещам, которые делают нашу жизнь немного лучше.