Украинская сказка
Жила в одном приморском городке барсучиха. Была она такая старая, что сама не помнила, когда родилась, и когда ее спрашивали, сколько ей лет, всегда искала паспорт. Дети, внуки и правнуки барсучихи давно разъехались, кто в Польшу, кто в Италию, кто в Израиль. Муж ее, старый барсук, был моложе на 15 лет, но по хозяйству не помогал. Сумку поднимет на пятый этаж и ноет, что разболелась поясница — одним словом, мужик. Ездила старая барсучиха на дачу на автобусе, целыми днями копалась в огороде, а осенью таскала в нору припасы. А старый барсук смотрел телевизор, кушал домашние консервы и ругал бандеровцев. И вот однажды весной пришел ковид. Самоизолировался старый барсук. Еще пуще бранит бандеровскую сволочь. А барсучиха все мается: — Надо делать припасы! В магазинах всю гречку и муку раскупили! — Сиди ты дома, Валя, — говорит ей старый барсук. — Нам дети денег наприсылали, давай закажем в службе доставки. — Совсем ты с глузду съехал, старый дурень! — кричит барсучиха. — Это ж какие деньжищи! Разоримся, Василий! Хоронить меня будешь в мешке из-под картошки! — У нас этой картошкой весь погреб забит! — ругается старый барсук. — Сажала бы ты ее поменьше! — Я, Вася, Голодомор пережила, — злится барсучиха. — Не тебе, бешкетнику малолетнему, меня учить! Вот возьму тележку и поеду в «Метро» за гречкой! Сказано — сделано. Встала барсучиха спозаранку, оделась потеплее, взяла тележку — и на остановку. А там уже ждут старые барсучихи, енотихи да медведицы и одна молодая барсучка в короткой юбке стоит, прямо на улице красится. Подъезжает автобус, водитель-медведь считает пассажиров. Ровно двадцать набралось. Вдруг видят — бежит к автобусу здоровенный олень, отдувается. Запрыгнул в автобус и сел на место для инвалидов. — А вам, молодой человек, нельзя, — говорит медведь. — Можно только двадцать. — Мне на работу срочно надо, — говорит олень. — Если так надо, вызывай такси, — пищит барсучка. — Если такая, сука, умная, сама вызывай, — говорит олень. — Короче, пан водитель, поехали. Всем похуй, двадцать или двадцать один. — Только не надо выражаться, — рычит медведь. — Я вас, юноша, не возьму, у вас рога уж больно торчат. Меня, чего доброго оштрафуют. — Тогда пусть одна из этих старых пани выйдет, — говорит олень. — Они все равно на пенсии, им на работу не надо. — А мы в «Метро» за гречкой! — закричали старушки. — Ишь какой умный, какое твое почему, надо нам или не надо? Нам из-за какого-то оленя прикажете с голоду помирать? — А я ебал пятнадцать километров скакать пешком! — сказал олень и топнул копытом так, что едва не проломил пол. — Велосипед купи, — сказала старая енотиха. — Оно для здоровья полезно, педали крутить. А то вон какую ряшку в офисе наел. — Может, одна из этих пани все-таки выйдет? — спросил олень. — А я за это дам ей двести гривен. Слушала, слушала старая барсучиха, как ругаются пассажиры. И говорит: — Я, сынок, пережила Голодомор! Я до Берлина дошла! А ты, здоровенный олень, не можешь дойти до работы! Стыдно мне за нашу молодежь! — Не верю я, что вы такая старая, — пищит барсучка. — Сейчас ветеранов Второй мировой уже не осталось, а кто остался, те в глубоком маразме, про домам сидят. Развелось тут ряженых коммуняк. — Во-во, — поддержал ее олень. — Бойцы УПА Берлин не брали, а коммунякам слова не давали! Зарычала старая медведица: — Я щас вот этим костылем тебе по жопе надаю, проститутка! Пошла вон из автобуса! У страны, которая не уважает свое прошлое, нет будущего! — Да срал я на ваше прошлое, мне бы на работу, — говорит олень. — Кому триста гривен? Набросились старушки на оленя и ну колотить его костылями по рогам! И барсучка его пару раз пнула лабутенами, чтоб самой не досталось. Подъехали два медведя-полицейских, разнимают пассажиров. Барсучке юбку на заду порвали, оленя чуть не задушили его же воротником. — Ну, — говорят, — по-быстрому решаем, кому выходить. У автобуса расписание, не задерживаем отправление. Присмирел олень, барсучка ушибленный зад прикрывает, медведица поправляет парик. Никто не хочет выходить. Призадумался водитель, да как зарычит: — Оплачиваем проезд! Льготы сейчас не действуют! Осерчала старая барсучиха: — Ах вы сукины дети! Где это видано, чтоб ветеран за проезд платил? Я Голодомор пережила, я до Берлина дошла и до вашего «Метро» пешком дойду! Вышла из автобуса, стук да стук своей палочкой и тележку тащит. Прикрыл олень со стыда морду айфоном, и поехал автобус. Страшно было зверям подъезжать к остановкам, толпились там злобные животные. Думали животные, что в автобусе освободится место, но старушки ехали до конечной. Барсучка пыталась выйти в центре, чтобы купить новую юбку, но напала на нее целая стая голодных такс. Пришлось барсучке ехать до «Метро» и брать там китайские штаны. А старая барсучиха шла себе и шла. Узнали на местном телевидении, что ветерана высадили из автобуса и заставили идти на другой конец города. Приехали, взяли интервью, и пошла она дальше. Звери на ТВ занятые, некогда им старушек возить. Уже и старый барсук успел увидеть ее на экране, а она только до «Метро» добралась. Увидела тамошние цены, плюнула, но делать нечего — купила то, что осталось после других старушек. Рассказала ей кассирша, что дрались утром барсучихи да енотихи за пакетик дешевой ядрицы, кого-то даже на «Скорой» увезли. Побрела она обратно со своей тележкой и когда вернулась, снова у нее взяли интервью. Ругается старый барсук: — Не надо, Валя, спекулировать на теме Голодомора. У нас припасов на два года хватит, никто тебя не просил в час пик тащиться за крупой. А старая барсучиха только-только намордник сняла и уже воду поставила, гречку варить. — Может, картошки? — ворчит старый барсук. — Дай-ка я почищу. Не люблю я эту гречку. — И я, Вася, ее терпеть не могу, — отвечает барсучиха. Тут позвонили им какие-то звери и поставили на площадке две коробки. — Мы, — говорят, — депутаты Мicькой Ради, услышали о вашей проблеме и принесли продуктовые наборы. Соблюдайте карантин, желаем вам счастья и долгих лет жизни. — И убежали, пока дверь не открылась. Затащил старый барсук коробки в прихожую, снова заныла у него спина. Открывает коробки, а там пакеты с овсяными хлопьями. Долго он бранил депутатов с их подачками. А поздно вечером явился к ним олень в наморднике. — Я, — говорит, — дико извиняюсь, что обидел ветерана, и испек вам шоколадный торт. Я понимаю, что вам пришлось пережить при Голодоморе, но наши клиенты очень ждали заказов. Старая барсучиха пофыркала для виду, но торт взяла. Он был сделан в виде автобуса и оказался намного вкуснее гречки. А утром старая барсучиха снова собралась в путь. Мало ли какие дела у ветеранов?
|
проголосовавшие
комментарии к тексту: