Литература

Один большой непонятный мир.

Я надеваю старенькое вытертое пальто из темно-зеленого твида, повязываю на шею серо-оранжевый шерстяной шарф, и покидаю одинокую квартиру. Кнопка лифта кажется крайне неподатливой, и мне приходится спускаться по лестнице. Шесть этажей мелькают за считанные мгновения – так перематывают скучные моменты уже давно просмотренных фильмов. И только стук каблуков отлетает отдаленным звуком в полное никуда.

На улице не так холодно, как кажется, когда сидишь у окна. Оглядываясь вокруг, я чувствую, что что-то не так, какое-то неприятное движение мелкой дрожью пробегает по всему телу и сразу исчезает, оставляя после себя незнакомый ранее осадок. Что это такое, я не понимаю, и продолжаю идти дальше. Постепенно пальцы рук коченеют, и я начинаю согревать их дыханием.

Ветер оголяет клены, срывая с них последние листья-крепыши, которые завтра будут втаптывать в землю прохожие. А еще через неделю зарядят нескончаемые дожди, и каждое утро можно будет наблюдать ледяную корку на примороженном асфальте. Солнце настолько холодное, что, кажется, выключи его, и станет теплее. В детстве я действительно верил, что существует такой большой выключатель где-то на земле, и кто-то непременно им пользуется каждый вечер и утро. Ребенком жить много проще, - думаю я. А может, дело совсем не в солнце, просто я чувствую некое шевеление в пространстве, окружающем меня. Ведь к концу ноября все меняется. Меняюсь я. Меняется осень, теряя напрочь свое импозантное лицо. А что теряю я?.. Пожалуй, только воспоминания.

Дорога пуста. Я сижу на деревянной скамье под широченными лапами тополя и жду, куря одну за другой сигареты. На другой стороне дороги за серым забором выглядывает кирпичное здание водонапорной станции. Слева, укутанный, незаметно подкравшимся, вечером, темнеет небольшой парк. В его узких аллеях появляются и исчезают периодически силуэты людей. Мир будто таится или засыпает, оставляя меня наедине с собственными мыслями. Надо сказать, не самыми приятными. Железное небо висит настолько низко, что готово в любую секунду разрыдаться дождем. Дождя ждут и притаившиеся в бойницах домов напротив голуби, они ютятся в узких отверстиях вот уже который час. Стало быть, проходит уже несколько часов. Время утекает из моих рук, как не держи.

Сегодняшний день пролетает так же без смысла, как и предыдущий. Несколько утренних сигарет, чашка безвкусного кофе, проскальзывающий непомерным холодом до костей душ, прогулка по безлюдному парку, и бесконечное ожидание неизвестности. В общем, самый обычный распорядок дня. Внутри себя я чувствую, что нужно что-то сделать, приложить свои мнимые усилия и попытаться сотворить настоящее чудо. Но все остается по старому.

Повернувшись к остановке, я замечаю стоящий посреди огромной лужи автобус, из открывшихся дверей которого, люди не сразу изъявляют желание ступить в грязную воду. Женщины поднимают полы своих светлых плащей и шпильками, - словно походными палками, проверяющими на удачу твердого клочка земли в болотной жиже, - аккуратно изучают скрытый асфальт под слоем водного покрова в пять-десять сантиметров. Мужчины стараются показать свои акробатические способности, перепрыгивая сразу на бордюр в метре от автобуса. Кавабата проделывает точно такую же манипуляцию, но подает руки сразу двум молодым девушкам, помогая выбраться на спасительную сушу. Девушки улыбаются и что-то шепчут, а Кавабата делает скромный вид, будто тает от комплиментов. Заметив мой внимательный взгляд, он тотчас же прощается с девушками и направляется ко мне.

- А ты все такой же! – произношу я первым. – Все пудришь молоденьким девушкам мозги?

- Я? Ну, что ты! Я просто помог им и все, - почти уверенно отвечает Кавабата. – Совершенно безвозмездный джентльменский поступок.

- Вот я и говорю, что ты не изменился.

- Вид у тебя неважный, - уже серьезно говорит он. – Есть какие-то новости?

- Все по-прежнему, никаких изменений.

Он садится рядом и, запустив в карман куртки руку, начинает щелкать фисташки. Среди голубей, прячущихся в теплых укрытиях, проносится чуть заметное шевеление.

- Сочувствую тебе, - искренне произносит он.

- Спасибо.

Несколько голубей бросают насиженные места и, приземлившись на тротуар, принимаются за нераскрытые фисташки. Кавабата начинает побрасывать им уже целые орехи, не забывая закидывать их и в свой рот тоже.

- Скажи, Кавабата, - начинаю я, - трудно быть одному?

Видимо он не собирается отвечать сразу, а увлеченная игра с голубями всего лишь маскировка. Он тянет время. Так мне кажется.

- Почему ты спрашиваешь? – вдруг неожиданно говорит он.

- Не знаю, - выдыхаю теплый пар я. - Я все время думаю, вдруг, если я не смогу ничего придумать, и она не выживет, что будет тогда? Я не умею жить без нее, понимаешь?

Он еле заметно кивает.

- Все чего я добился в своей жизни, все это только ее заслуга. Она поставила меня на ноги, сделала меня сегодняшнего, каким ты знаешь меня, каким все знают меня. Она за уши тянула меня все эти годы, натаскивая каждый день, пока я не научился жить. А теперь, если ее не будет рядом… Я не знаю, что мне делать.

- Видимо теперь твоя очередь, - тихо вставляет Кавабата.

- Что ты имеешь в виду?

- Только ты можешь найти выход из тупика. Она ждет тебя в этом лабиринте, ждет твоей помощи, когда ты придешь и выведешь ее на свободу. Даже если ты не сможешь ее спасти, у тебя достаточно сил, чтобы освободить ее.

- Освободить?

- Красота не спасет, - по-дурацки поясняет он – я все равно ничего не понимаю.

- Ты не мог бы говорить по-человечески?

- Жизнь своего рода оболочка, придет время и она лопнет как воздушный шар, когда достигает своего предела, улетая в небо. Человек умирает, и оставляет после себя одни воспоминания и чувства в других людях. Мне кажется, она хочет, чтобы ты не забывал ее.

- Но я хочу, чтобы она жила! – кричу я, запустив пальцы в волосы. – Вот и все, что я хочу от этого чертового мира!..

Мой крик растворяется ежесекундно, будто неправильное химическое соединение, но в голове я отчетливо слышу его еще несколько раз. Мы долго молчим.

Кавабата поворачивает голову на одного из голубей, который все боится подойти ближе и какое-то время рассматривает его с предельно серьезным видом.

- Люди теперь не те. Все эти контркультуры, студенческие движения, митинги протеста против всего и всех, зачем все это? Вот скажи зачем?

- Может быть, люди устали от всего? Что это за человек, который не устает? - пожимаю плечами я. Сложно подбирать слова, когда тебя волнует только одна жизнь из миллионов.

Кавабата тихо смеется.

- Устали от всего?

Я лишь киваю в ответ на его вопрос.

- Да они не видели совсем жизни, - восклицает он. – Они наши ровестники, такие же, как мы с тобой, изначально не лучше и не хуже нас. Можно сказать, что мы были рождены в равных условиях, только теперь они отрицают всякие правила. В этом отличие между нами.

- Но ведь мы тоже не всегда соблюдаем правила, - говорю я, смотря как по небу, сцепляясь друг с другом, движутся облака.

Кавабата снова смеется, с хитрым прищуром смотрит на меня и задает вопрос:

- И много таких правил ты лично нарушил в своей жизни?

- Случалось.

Кавабата достает сигарету и начинает крутить ее в пальцах.

- Люди даже смотрят как-то не так, - снова начинает он. - Такое стойкое ощущение, что каждый может изменить каждому, понимаешь, о чем я?

- Как бы мы ни воспитывали своих детей, чтобы ни вкладывали в их мозги, все равно они вырастут другими. Жизнь вокруг меняется куда быстрее нас самих.

Фисташки закончились, но голуби продолжают стоять и смотреть на нас просящим взглядом. Кавабата разводит руками, показывая, что у него ничего больше нет, но голуби едва ли его понимают. Они вообще понимают все по-своему. Так устроен этот мир, в котором голуби не могут понят людей, а люди не понимают голубей. О чем тут говорить, если и люди иногда сами не понимают друг друга. Проведя параллель, можно предположить, что и у голубей выходит нечто схожее. А вместе, все это один большой непонятный мир.